Овечья шкура

— Ушел, — сказал Васильков, бухаясь на стул, и стукнул кулаком по стене.

— Я думал, что он, как всегда, будет долго там тусоваться, — оправдывался сержант. — А пока я вам звонить ходил, пока мы тут даму в пикет провожали…

— А чего ему тут долго тусоваться, если Вараксина с компанией на рынке уже нет, — с досадой заметил Васильков.

— Ну мало ли, что ему тут надо. Ты ж говорил, он и кроссовки на рынке покупал…

Я уже открыла было рот, чтобы поставить Василькова в известность о появлении в пикете Алисы Кулиш, но почему-то придержала язык. Сама не знаю, что на меня нашло, но сказала я ему про это только тогда, когда мы вышли из пикета.

— Вот чертова девчонка! Что ей тут надо? В Пинкертона играет? Доиграется, — Васильков был не в настроении.

— Она знает, что ее сестра покупала здесь, на “Звездной”, учебник, и скорее всего, познакомилась с убийцей.

— И что? Теперь она тут приключений ищет на свою задницу? Чтоб мы еще и ее труп поимели?

И вот тут-то, после гневной и в общем справедливой реплики Василькова, у меня в голове кое-что начало проясняться.

— Коленька… А что ты сказал этому сержанту? Ты говорил ему про трупы девочек?

— Нет. А что? — испугался Коленька.

— Да ничего, успокойся. Просто не хотелось бы утечки информации. Он ведь именно на “Звездной” работает, мало ли с кем он общается. Еще сболтнет ненароком… И потом, он не один в пикете.

— Я ему сказал, что меня интересует парень по убийству Вараксина. Сказал, что есть информация, что парень крышевал тут… — Коленька нахмурился, вспоминая, что еще он сболтнул в пикете.

— Хорошо. А кстати, как зовут напарника этого сержанта Романевского?

— Сейчас узнаем, — Коленька набрал по мобильнику номер пикета. — Романевского, пожалуйста. Саша, это Васильков из УРа. Как зовут твоего напарника? Да ничего особенного, просто интересуюсь. Вдруг придется обратиться. Как? Петров?! Тоже Саша?!

Коленька растерянно глянул на меня.

— Что будем делать?

— Давай для начала сядем в машину, — предложила я, — и спокойно все обсудим.

Коленьку трясло так, что он не мог попасть ключом в замок зажигания.

— Елки зеленые, — повторял он, — ведь я чуть не прокололся. На волосок был. Хорошо, что я с Романевским разговоры разговаривал за пределами пикета, в основном на улице! Как ты думаешь, он ничего напарнику не слил?

— Надо выяснить, какие у них отношения. И аккуратно обкладывать этого Петрова.

— Нет, ты понимаешь, как все приходится одно к одному?

— Конечно. Вот тебе и “крыша” над коммерсантами. Вот тебе и девятимиллиметровые пули. “ПМ” это был.

— Подожди! Он что, дурак, что ли, из табельного оружия людей валить?

— Он не дурак, Коленька. У нас что, хоть одна пуля есть в наличии? Или гильза?

— Тоже верно.

— Он мне, кстати, сразу не понравился, — наябедничала я. — Бирюк какой-то невежливый. Одно слово, маньяк.

— Точно, — поддакнул Васильков. — Хорошо, что я с ним на контакт не пошел.

— Между прочим, вот откуда у него студбилет Романова и телефон Островерхого. Наверняка оба пьяные попали в пикет. Он их и обобрал. И не надо шастать по придорожным канавам — деньги и ценности сами плывут сюда в карманах пьяных граждан.

— Согласен. Надо проверить его группу крови. По убийству Хворостовской известна группа спермы преступника.

— А как мы узнаем его группу?

— Что-нибудь придумаем.

— Стоп! — вдруг сказала я. — Ну, узнаем мы его группу крови. Это еще ни о чем не говорит. Ну, даже изымем его кроссовки; он в ответ нам может выдать какую-нибудь отмазку.

— Его Люда опознает, — подсказал Коленька, но я покачала головой.

— Опознает как человека, с которым вместе уходил Вараксин; причем, заметь, уходил добровольно. А то, что происходило на пляже, не содержит никакого состава преступления.

— На что ты намекаешь? Что у нас нет доказательств?

— Коленька. Доказательств полно. Но они все косвенные, у нас ни одной прямой улики нет.

— И что теперь?

— Все эти доказательства приобретут свое полновесное значение либо при наличии его признания…

— Либо?..

— Либо его нужно брать на эпизоде, — договорили мы с ним хором.

Я была собой недовольна. Какая я дура, твердила я про себя по дороге домой. Как я могла раньше не понять, что наш маньяк — милиционер?! Только идиотка могла придумывать, почему же это преступник не стесняется показывать пистолет на людях — да ксива у него милицейская — вот почему!

Единственная закавыка — это кольцо в губе. Как мог милиционер сделать себе пирсинг? Это у меня плохо укладывалось в голове. К тому же я не видела никаких дырок на губе у милиционера Петрова (правда, я не особо-то его рассматривала). Заросла дырочка? Или он ее маскирует?

В задумчивости я вошла домой и застала привычную картину — ребенок нажимает кнопки “Плейстейшена”, сидючи перед экраном. Я мимоходом кивнула ему и пошла на кухню, но была остановлена удивленным сыновьим возгласом:

— Мама, что это?

— Где? — я обернулась к нему, но он вскочил и забежал мне в тыл.

— Вот, — нагнувшись, он что-то снял с моей юбки.

— Что это, Гошенька?

Ребенок показывал мне зажатое между пальцами маленькое незамкнутое колечко из белого металла.

— Мамуля, ты что, решила сделать пирсинг на попе? — удивился он.

— Какой пирсинг? Да что это вообще такое и откуда взялось?

— Откуда взялось, это тебе лучше знать, — хитро прищурился сын. — А вообще это кольцо для пирсинга. Колись, зачем оно тебе?

Я вдруг вспомнила что-то острое, таившееся в продавленном кресле из пикета.

— Гоша, а бывают съемные кольца для пирсинга? Которые можно снимать и надевать, когда захочешь? Не прокалывая ничего?

— А я тебе о чем говорю? — Гошка нетерпеливо вздохнул и потряс блестящим колечком. — Вот, смотри.

Он ловко нацепил его себе на губу, и я непроизвольно стукнула его по пальцам, как маленького:

— Ты что, балда! Всякую дрянь в рот тянешь! Неизвестно, где оно валялось и кто его куда надевал!

Испугавшись, Гошка сорвал с губы кольцо и бросил мне в протянутую ладонь.

— Да ладно! Забирай.

Я положила колечко на край стола, обняла и поцеловала сына в макушку.

— Спасибо, Хрюндик. Теперь мне все ясно.

— Что тебе ясно? — запереживал Хрюндик, опасаясь подвоха.

— Ясно, как можно работать в милиции и носить кольцо в губе.

— А-а, — протянул Гошка. — Это в целях маскировки, да? В форме он как будто милиционер. А с кольцом в губе — как будто продвинутый пацан.

— Все всё понимают, — пробормотала я, подбрасывая колечко на ладони. — Одна я плутаю в темноте.

На следующий день мы с Васильковым поехали в прокуратуру метрополитена с просьбой показать нам какие-нибудь рапорта, материалы или книги, заполненные милиционерами из пикета на “Звездной”.

— Каким нарядом? Романевский — Петров? — уточнил молоденький помощник прокурора по надзору за милицией.

— Да-да, именно.

Помощник вытащил из сейфа кипу документов, долго в них копался, потом выловил бумажку и протянул нам. Мы с Васильковым одновременно вцепились в нее и потянули каждый к себе.

— Эй, эй! Не порвите мне документ, — предупредил помощник прокурора.

Мы наконец благополучно уложили бумажку на стол. Это был рапорт о задержании, составленный от имени милиционера Петрова. Я достала из сумки записную книжку Кати Кулиш и амбарную книгу фирмы “Олимпия”, открыла их на нужных страницах и сверила почерки. Конечно, потом я проведу почерковедческую экспертизу, но пока нам нужно было удостовериться, что почерки хотя бы похожи. И они были похожи. Несмотря на то, что рапорт и записи в книгах делались в разных условиях, имя “Александр Петров” в книжках писалось явно второпях, на ходу, это — совершенно очевидно — был почерк одного и того же человека.

Мы с Васильковым переглянулись.

— Так что можешь не переживать, что вы кого-то там упустили с Романевским. Наверняка этот твой сержант просто хотел услужить.