Овечья шкура

— Оля, а фотография в студенческом билете соответствовала его внешности?

— Ой, да что вы! — Ольга замахала на меня руками. — Я и не вглядывалась в фотографию, меня от страха колотило.

— Но имя-то все-таки запомнили?

— А имя запомнила потому, что он мое внимание на этом акцентировал. Он мне сунул под нос свой студбилет, и сказал — вот, смотри, это мой студенческий, я в медицинском учусь, и зовут меня Саша, вот смотри, в билете написано — Александр.

Я записала то, что мне сказала Ольга, отчетливо понимая, что в медицинском институте мы маньяка не найдем. Он слишком настойчиво показывал документ, слишком настойчиво упоминал, что зовут его Саша. У него наверняка чужие документы. А вот с пистолетом он обращается уверенно, и даже не боится демонстрировать его на пляже…

— Яна, а когда он на пляже открывал пистолетом пиво, кто-нибудь еще был поблизости?

— В смысле, мог ли еще кто-то видеть пистолет? — пухленькая Яна на секунду задумалась и тряхнула головой. — Да, кто-то был, какая-то парочка под кустом загорала, еще тетенька по пляжу ходила, пустые бутылки собирала…

Значит, он не боится демонстрировать наличие оружия. Имеет разрешение?

Когда я вышла на улицу, вместо прокуратурской машины меня ждал на своей “восьмерке” Васильков.

— О как! — удивилась я, открывая пассажирскую дверцу. — Как ты меня нашел?

— Неважно, главное — нашел.

— Что-то срочное?

— Во-первых, я заехал в пикет на “Звездной”, — отчитался Коленька. — Там сидит достаточно приятный парень, он сказал, что видел клиента, похожего по приметам, который терся у лотка “Олимпии”. Даже с железом в губе.

— Вот как?

— Да. Вараксина и компанию он знал, и еще удивлялся, куда они пропали. В общем, обещал помочь. Если клиент снова на рынке нарисуется, Романевский этот нам позвонит.

— Хорошо бы, — грустно сказала я и поделилась сомнениями насчет подлинности студенческой ксивы, которую маньяк предъявлял девушкам. Но Васильков не разделил моего упаднического настроения.

— Я и сам об этом думал, — сказал он, — нам надо искать студента, который утратил студбилет. Задача упрощается.

Студента, который утратил студбилет, Васильков нашел на третий день планового охмурежа девочек из деканатов. В Санитарно-гигиеническом институте быстро вспомнили, что Саша Романов с третьего курса терял билет в прошлом году, и даже вызвали этого Сашу с лекции. Коленька тут же притащил Сашу ко мне в прокуратуру.

Саша явно был не тем, кого мы так долго искали. Тщедушный и лысоватый, в огромных выпуклых очках, он к тому же производил впечатление человека сильно пьющего. При взгляде на него становилось понятно и без дополнительных разъяснений, при каких обстоятельствах он мог утратить документ.

Как только Саша открыл рот, обдав нас кислым запахом застарелого перегара, предположения наши блестяще подтвердились. Студент Романов в мае напился до галлюцинаций и очнулся в придорожной канаве под Октябрьской железной дорогой. При нем не было студенческого билета и тех жалких остатков денег, которые ему выдали на сдачу при покупке последней порции спиртного. Он не помнил, ни где пил, ни с кем, ни, тем более, как он очутился в придорожной канаве. Об утере студбилета ему пришлось заявить в деканат, поскольку он в июне собирался приобрести льготный железнодорожный билет и отбыть на каникулы в родную провинцию.

В хорошем темпе записав сбивчивые показания этого юного алкоголика, я ткнула пальцем туда, где он должен был расписаться, и как можно быстрее выставила его восвояси, сразу после его ухода открыв форточку.

В предъявлении его на опознание девушкам не было никакой необходимости, они описывали совершенно другого человека.

Между тем эксперты исследовали отпечаток обуви, оставленный на месте обнаружения трупа Красноперова. К моему глубокому разочарованию, это оказался не след кроссовки. Отпечаток был оставлен ботинком; единственное, что утешало — совпадала величина следов. Ботинок был тоже сорок второго размера.

Тупо уставясь в протокол допроса пьющего студента, я поинтересовалась у Василькова, не вернулся ли в Питер из своей командировки гражданин Островерхий, бывший владелец телефона, которым беззастенчиво попользовался разыскиваемый нами Петров.

— Сейчас узнаю, — с готовностью ответил Коленька, сделал пару звонков и доложил, что Островерхий будет к концу недели.

И мной, и Коленькой овладела апатия. Мы оба понимали, что настал такой момент в расследовании, когда новая информация уже ничего не добавит, надо анализировать уже имеющуюся, разгадка уже перед нами, надо только правильно собрать ответ из кусочков головоломки.

Мобильный телефон Василькова зазвонил как нельзя более кстати.

— Да, — сказал Коленька в трубку. — Лечу! — и отключился.

— Что? — я пожирала его глазами.

— Позвонил сержант из пикета на “Звездной”. Объявился наш клиент.

— Я с тобой, — вскочила я, но Коленька усадил меня на стул.

— Нечего. Тебя что, не учили? Следователь не должен лезть в оперативные мероприятия. Мало ли, его брать придется.

— Ерунда, — я вскочила снова. — Я не собираюсь лезть в оперативные мероприятия. Пока вы будете его брать, я посижу в пикете. А вдруг он начнет колоться? Тебе понадобится следователь.

— Ладно, поехали, — смирился Коленька, — но учти, если что, ты действительно будешь сидеть в пикете.

Сержант Романевский, крепенький симпатичный парень, ждал нас у выхода из метро. С Коленькой он поздоровался за руку, а на меня глянул вопросительно, и Васильков представил меня:

— Это следователь прокуратуры, Мария Сергеевна Швецова.

— Маша? — переспросил сержант. — Очень приятно. Саша, — и протянул мне свою руку.

— Мария Сергеевна, — уточнила я, пожимая протянутую руку. В конце концов, откуда сержанту из метрополитена быть знатоком приличий? Ну не знает он, что первой руку должна подавать женщина, ну и фиг с ним. Что это меняет? Но меня резануло это фамильярное “Маша”; это как раз та простота, которая, как известно, хуже воровства. Но тоже не смертельно. Вообще-то я в прокуратуре работаю, а не в посольстве, можно и стерпеть некоторые отступления от дворцового этикета.

— Друг, проводи Марию Сергеевну в пикет, — попросил Коленька, — и давай быстро показывай, где клиент.

Сержант в темпе отвел меня в пикет, где сидел его хмурый напарник, и предложил присесть в продавленное кресло. Я не отказалась; кресло занимало такую удобную позицию, что сидя в нем, я видела всех входящих, а они не сразу обращали на меня внимание. Одного только я не учла, плюхаясь в кресло, — что оно такое низкое. Да еще что-то больно вонзилось мне в филейную часть. Привстав, я обозрела вытертое сиденье, но никаких кнопок и гвоздей не обнаружила и осторожно уселась обратно. Наверное, пружина вылезала из измученного креслиного чрева…

Оставшийся в пикете милиционер и не думал развлекать меня разговорами. Более того, он демонстративно достал большую кружку, налил себе чаю и стал громко отхлебывать, не предлагая мне присоединиться. Ну и пожалуйста, подумала я. Откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и стала собирать воедино кусочки головоломки.

Наш злодей имеет оружие, скорее всего, на законных основаниях, и умеет с ним обращаться. Он стырил студенческий билет у Саши Романова, и я не сомневалась в том, что он же стырил мобильный телефон у господина Островерхого. Совпадение? Островерхий тоже спал в придорожной канаве?..

Мои размышления прервал скрип двери пикета. Дверь приоткрылась, и в крохотную милицейскую комнатенку сразу же ворвался гул махины метрополитена. Я вскинула глаза и встретилась взглядом с Алисой Кулиш, которая, заметив меня, молниеносно захлопнула дверь и испарилась.

— Тебе чего, девочка? — запоздало крикнул ей вслед милиционер. — Второй раз уже приходит, — поделился он со мной. — К Сашке, наверное, он девок любит.

Да, но фамилия его не Петров, с некоторым сожалением подумала я. Тут дверь снова хлопнула — это вернулись Васильков с сержантом. Вернулись ни с чем, это читалось на их расстроенных лицах.