Страница 32 из 48
Пока я проделывала все эти манипуляции, за моей спиной маячила внешне безучастная Люда. Но при этом именно она отвлекла меня от тупого созерцания колготок замечанием о том, что вещи эти — польские, она знает, какой фабрики, поскольку Вараксин с компаньонами закупали на этой фабрике колготки и носки по абсолютно демпинговым ценам для реализации у нас.
Я уставилась на Люду. Конечно, это пока всего лишь на уровне предположений; не знаю, можно ли с одного взгляда распознать производителя чулочно-носочных изделий, но имея дело с Людой, я уже стала привыкать ничему не удивляться.
— На складе у них таких колготок пять коробок лежит. Они бракованные, с кривым швом, и срок реализации пропущен.
Я про себя удивилась, услышав, что у колготок, как и у продуктов, оказывается, есть срок реализации, но Люда разъяснила мне, неопытной, что колготки имеют срок годности, и чем ближе к рубежу истечения этого срока, тем дешевле становится изделие. Что и позволяет предприимчивым коммерсантам покупать там это просроченное бельишко по бросовым ценам, с тем чтобы здесь впарить его небогатым дамам, не обращающим внимания на такие тонкости, по ценам вполне европейским.
Стоило мне взглянуть на Коленьку, как он щелкнул каблуками и заверил меня, что как только я прикажу, мы помчимся на склад фирмы “Олимпия” изымать польские колготки и сравнивать с тем, что имеется в нашем распоряжении.
— Давай разбираться с проблемами в порядке их поступления, — предложила я, и мы в соответствии с планом двинулись на рынок.
В машине Люда как уставилась в окно, так и не отрывала замороженного взгляда от своего отражения в стекле. Мы с Коленькой обсудили возможные причины звонка злодея в Управление кадров ГУВД и сошлись на мысли, что варианта всего два: либо тот мечтал устроиться на работу в милицию, либо просто ошибся номером. Постепенно мы склонились ко второму варианту, рассудив, что если бы этот тип и вправду устраивался в милицию, то звонков в “кадры” было бы больше. И махнули рукой на этот телефонный звонок. Скорее, надо было отрабатывать номера, по которым ему могли ответить несовершеннолетние девочки, поэтому мы с Коленькой решили после рынка метнуться по имеющимся адресам — чем черт не шутит, а вдруг…
На вещевом рынке Люда уверенно повела нас по узким проходам между лотками и прилавками, заваленными одеждой ближнего зарубежья с этикетками Гуччи и Диора. От расцветок рябило в глазах, а пахли шмотки бессмертными словами Остапа-Сулеймана-Берты-Марии-Бендер-бея о том, что всю контрабанду делают в Одессе на Малой Арнаутской.
Я с трудом пробиралась в толпе желающих одеться во все это великолепие, и старалась не отстать от Люды, которая даже не оглядывалась на меня, но на повороте тем не менее притормозила и тихо посоветовала:
— Мария Сергеевна, вы сумку придерживайте, а то вы ею болтаете, да еще и молнией кверху, а тут все-таки рынок.
Я испуганно зажала сумку под мышкой, а плетущийся сзади меня Васильков не преминул отметить, насколько многолики женщины: на месте происшествия я все замечаю, и даже пылинки не пропущу, а в обычной жизни веду себя как лох и зеваю по сторонам. Я смолчала, в глубине души признавая его глобальную правоту.
Наконец Люда затормозила у лотка, заваленного кроссовками, и ткнула пальцем в одну из пар. Я мигнула Василькову, и он вышел на авансцену со своим удостоверением.
В глазах восточного торговца, как радуга, промелькнула палитра эмоций — от ужаса, смешанного с подобострастием, при мысли о том, что нагрянула экономическая полиция, до облегчения пополам с пугливым недоумением, когда Коленька признался, что он из уголовного розыска.
Мы наперебой стали втолковывать торговцу, что в интересах следствия нам надо изъять одну из пар кроссовок, имеющихся у него в продаже, для экспертного исследования. При упоминании экспертного исследования торговец стал горячиться и кричать на весь рынок, что более качественного товара никто из живущих на земле еще не видел.
Мы как могли втолковали бедолаге, что никто не жаловался на качество его товара; по крайней мере — нам, но было видно, что он все равно нам не поверил. Исследованную пару мы хором обязались вернуть ему в целости и сохранности, но торговец, напряженно переводивший свои глазки с меня на Коленьку и обратно, все равно ничего не понял, и предложил взять не одну, а три пары, предварительно померив, чтобы каждому из нас подошло по размеру.
Я махнула рукой на разъяснительную работу и стала оформлять протокол выемки, предложив Коленьке поискать понятых. Коленька с готовностью ринулся исполнять, но вдруг Люда повисла у него на руке и с расширившимися глазами прошептала:
— Он тут!
— Кто? — спросили мы с Коленькой одновременно.
— Тот парень.
— Какой парень?
— Который Володю забрал, — громким шепотом сказала Люда.
— Где? — завертели мы головами, но Люда прижималась щекой к рукаву Василькова и только повторяла: “Это он, это он”.
Василькову пришлось потрясти ее как деревце, чтобы она обрела способность нормально общаться.
. — Да покажи его, — попытался он вернуть Люду к действительности. И Люда отлипла от его плеча и стала озираться.
Мы с Васильковым, хотя парня этого никогда не видели, поддались стадному инстинкту и тоже завертели головами, но безрезультатно. Никого, даже отдаленно похожего на те приметы, которыми мы располагали, в обозримых окрестностях не было. Ну хоть бы один с кольцом в губе или, на худой конец, с дыркой; так нет. Тут уже выяснилось, что Люда не увидела этого человека, а услышала, ей почудился голос. Она даже показала, откуда этот голос доносился. Мы добросовестно двинулись в этом направлении, но уперлись в очередной прилавок, за которым стояли два ярко выраженных грузина с черными шевелюрами и огромными карими глазами, не говоря уже о пухлых губах, и, спиной к нам, милиционер в форме.
Оценив имеющихся претендентов, мы с Васильковым последовательно отвергли всех троих, а милиционеру даже не стали в лицо заглядывать, поскольку кольца в губе там не было и быть не могло в принципе. Правда, добросовестный Васильков, выждав, пока служивый наговорится с торговцами и отойдет на безопасное расстояние, подошел к кавказцам и прямо спросил, что за мент с ними болтал. И торговцы с удовольствием рассказали, что это милиционер из метрополитена, он работает тут около трех лет, хороший парень, с понятием, с ним всегда можно договориться, он их даже по возможности отмазывает от всякой мелкой шпаны и рекетиров.
С облегчением решив не трогать хорошего человека, мы стали искать, откуда бы еще мог раздаваться загадочный голос, но вскоре отказались от этой мысли — все же это рынок, а не оазис в пустыне.
Сев в машину, Люда долго молчала, а когда мы уже отъехали на значительное расстояние от рынка, тихо проговорила:
— А все-таки это был он.
Мы с Коленькой не стали возражать. Оставили в качестве запасного варианта гипотезу о том, что на затуманенный наркотиками мозг Люды Повлияла обстановка, и она невольно связала во времени и пространстве кроссовки, аналогичные тем, которые были на злодее, с голосом, похожим на его голос, вот злодей у нее и материализовался именно тут. Но все-таки принимали во внимание, что раз уж на этом рынке продают кроссовки, в которые обувается злодей, то его появление в окрестностях вполне реально.
У Коленьки даже возникла идея обратиться за помощью к тому милиционеру, которого так хорошо характеризовали торговцы: раз он тут работает три года, значит, оброс кое-какой агентурой и к обстановке присмотрелся; может, и мелькнул когда-то перед ним высокий студент-медик с кольцом в губе… Во всяком случае, если местный милиционер не даром ест свой хлеб, пусть по спрашивает рыночный контингент, вдруг что и выплывет. Я эту идею одобрила и поручила Коленьке, он обещал заняться ее реализацией в самое ближайшее время.
Мы отвезли домой Люду, Коленька проводил ее до квартиры, и вернувшись в машину, сказал, что у него почти не осталось сомнений — Красноперов, последний из фирмы “Олимпия”, уже тоже покойник, иначе бы он давно уже позвонил Людмиле или каким-то иным образом вышел на связь.