Страница 69 из 78
У себя в каюте Мосс достал бумагу и ручку. Он терпеть не мог писать письма. Отцу — другое дело. Папа мужчина, у них много общего.
Дорогая Билли.
Я только что получил сообщение о нашей новорожденной дочери. Поздравляю, милая! Я безмерно доволен, что обе вы, и ты и Сьюзан, хорошо себя чувствуете. Я забеспокоился, когда узнал, что тебе долгое время пришлось провести, не вставая с постели. Хорошо, что Амелия осталась там и смогла позаботиться о тебе. Поблагодари ее за меня. Я знал, что тебе понравится моя сестра. Она лучше меня. Не говори ей, что я так сказал, а то возгордится.
Я часто думаю о маме. Замечательно, что ты просила Амелию каждый день относить свежие цветы на могилу. Я и сам сделаю это, когда вернусь.
Скажи папе, что на моем счету еще четыре «фрикадельки». Он будет рад узнать об этом.
Тэд только что был здесь, и я рассказал ему о Сьюзан. Он попросил поздравить тебя. Он отличный парень. Ты произвела на него большое впечатление. Он думает, что ты самая красивая женщина, которую он когда-либо видел. Он сказал это одному из ребят, не мне. Но я об этом знаю.
Я скучаю по тебе, Билли. Думаю о том времени, что мы провели вместе с тобой на Гавайях. Такое не забывается. Когда будешь снова писать мне, пришли фотографии девочек.
С любовью, Мосс.
Силы к Билли возвращались медленно, и это ее очень расстраивало. «Много хорошей еды, свежего воздуха и солнечного света — вот и все лечение», — говорила Амелия. Билли повиновалась, а пока ждала почтальона и писала длинные, подробные письма Моссу.
Когда Сьюзан исполнилось четыре месяца, Амелия объявила, что ей пора уезжать. Ее адвокат подготовил дело для суда, и она должна была вернуть Рэнда домой. Обе молодые женщины плакали в объятиях друг друга.
— Амелия, я всегда буду благодарна тебе за все, что ты для меня сделала.
— А я буду скучать по тебе, чертова янки. И по этой малышке в детской. Обещай посылать фотографии каждый месяц. Хочу видеть, как она растет. Не пропускай ни одного месяца. Обещай прямо сейчас.
— Обещаю. Ах, Амелия, что я буду без тебя делать? Я слишком привыкла полагаться на тебя.
— Пора тебе взяться за дело. Доктор говорит, что ты пришла в норму. Я бы тебя не оставила, будь у меня хоть малейшее сомнение. Пора, Билли. Папа испустит вздох облегчения, когда я уеду. По правде говоря, думаю, я пробыла здесь слишком долго, злоупотребила гостеприимством, если можно это так назвать. Обязательно напиши Моссу, что я его люблю, и пусть он себя бережет. Ты замечательный человек, Билли, и никому не позволяй думать о себе иначе.
Два дня спустя Амелия уехала. Билли и Тита смотрели, как она отъезжала в огромном «паккарде». Рэнд держал игрушечного котенка Салли в одной руке, а другой махал им на прощанье, радостно улыбаясь.
— Почему-то твоего отца здесь нет, Амелия, — сказала Билли. — Наверное, что-нибудь случилось.
Глаза Амелии блестели от непролившихся слез.
— Милая Билли, неисправимая оптимистка. Если когда-нибудь узнаешь истинную причину его отсутствия, дай мне знать. Ну а пока я переживать не буду. Еще раз поцелуй за меня Сьюзан. Я уже скучаю по ней, хотя еще не тронулась с места.
— Поцелую, будь осторожна, Амелия, и обязательно пиши.
Надеюсь, тебе удастся уладить дела с семьей Джеффри. Не опускай головы — да и, кроме того, твои адвокаты настроены вполне оптимистично.
— Знаю. Но если бы только Рэнд не унаследовал титул отца, мы могли бы остаться здесь.
— Мне хотелось бы, чтобы они согласились подождать, пока путешествие не станет безопасным. Так страшно слышать о бомбардировках. Эти проклятые немцы…
— Ч-ш-ш. С нами все будет в порядке, Билли. Обещаю тебе. Кроме того, я должна еще вернуться к маленькой Сьюзан, а именно это я и собираюсь сделать. Позаботься о ней, Билли, и о себе тоже. — Она обняла Билли в последний раз.
— А ты позаботься о себе и Рэнде. Путь в Англию будет настоящим адом. Будь осторожна.
— Не волнуйся. Нельсоны хотят забрать у меня сына. По сравнению с тем, что меня ожидает в Англии, дорога туда покажется кусочком пирожного. Это уж точно.
— До свиданья, Рэнд, позаботься о маме вместо меня, ладно? — сказала Билли. — До свиданья, Салли. — Она погладила котенка по голове.
Мальчик серьезно кивнул.
— Мне почти четыре года, тетя Билли. Я позабочусь. Билли вся в слезах пустилась обратно к дому, как только «паккард» завернул за поворот подъездной аллеи. Она вынула Сьюзан из колыбели и поцеловала в нежную головку, как обещала Амелии. Слезы одиночества и утраты текли по ее щекам. Ребенок, лежавший у нее на руках, не утешил. В эти несколько месяцев, что прошли с рождения Сьюзан, Амелия была для малышки матерью в большей степени, чем сама Билли. Еще крепче сжав девочку в объятиях, Билли стала ждать, когда прилив материнских чувств захватит ее. Протестующие крики Сьюзан заполнили детскую.
Глава 17
Тэд Кингсли заглянул в лазарет «Энтерпрайза». Мосс спокойно спал на правой койке. На полочке над кроватью стояла фотография Билли с Мэгги и маленькой Сьюзан на руках. Знакомая фотография, но каждый раз Тэда потрясала мысль, что у Билли уже двое детей. Сама она совсем недавно была девочкой. Сейчас ноябрь, скоро Мэгги исполнится два года, а светловолосой Сьюзан год. Просто не верится, что прошло полтора года с тех пор, как он видел Билли на Гавайях. Не верится, что все это время он непрестанно думал о ней.
Эскадрильи истребителей «Энтерпрайза» участвовали в ночных рейдах на Филиппинах. После одного из таких рейдов Мосс не вернулся на авианосец со своей группой. Радиосвязь с «Техасским рейнджером» была потеряна. Тэд стоял на капитанском мостике вместе с дежурным офицером, всматриваясь через стекла бинокля в пасмурное предрассветное небо. Он думал о письме, которое, может быть, придется написать Билли, и чувствовал буквально физическую боль.
Они искали, наблюдали, прислушивались, надеясь обнаружить последний из самолетов, вылетевших с палубы «Энтерпрайза». И наконец:
— Вижу самолет, сэр, — доложил дежурный офицер капитану. — Тридцать градусов по носу судна. Находится слишком далеко для идентификации. — Через мгновение: — Самолет опознан, сэр. «Уалдкэт», приписанный к судну. Это наш, сэр. Наш!
Потом подняли крик летчики эскадрильи Мосса — они заметили «Техасского рейнджера». Он летел, как раненая птица, и посадку выполнил отнюдь не безупречно, но никто его за это не порицал. Мосса поспешно отправили в лазарет на срочную операцию: шрапнель глубоко проникла в мышцы и кость плеча. Рваные раны лица и шеи, раздробленная ключица и поврежденные ткани. Подозревали, что задет нерв, но точно определить это могли только в госпитале Сан-Диего.
Потом говорили, что первыми словами Мосса, когда он очнулся от анестезии, были: «Как «Техасский рейнджер»?».
Тэд посмеялся про себя над заботой своего друга о самолете. Он любил этого парня, как брата. Нельзя сказать, что ему приходились по душе все его поступки, но плюсы перевешивали минусы. При всем, что Мосс имел — Билли, две красивые дочери, Санбридж и богатство, — этого ему было недостаточно. Он оставался таким сукиным сыном, что той энергии, которую он вкладывал во все, что делал и чем жил, ему оказалось мало; он хотел большего, и ничто, кроме войны, ему не подходило.
Тэд решил не будить друга и как раз повернулся, чтобы уйти, как услышал хриплый голос:
— Тэд?
— Эй, приятель, ты проснулся? Я уже заходил пару раз, но ты был похож на спящую красавицу. Как ты себя чувствуешь?
— Как грибы, которые, должно быть, выросли у меня в глотке. Что случилось?
— Ты не помнишь? Мосс кивнул.
— Помню. Но не помню, как вернулся на корабль.
— Своим ходом. С опозданием на двадцать минут, Коулмэн. Я не удивлюсь, если тебя включат в рапорт!
— Самолет сильно поврежден?
— На свалку его не отправили, если ты это имеешь в виду. Я слышал, ты нас покидаешь.