Любовь в Техасе

— Друг? Друг! Ты никогда не был мне отцом, так как ты можешь быть другом, никчемным или каким-то еще? И не думай, что собьешь меня на другую тему. Если хочешь побеседовать об отношениях, которых между нами никогда не было, — отлично, но в другой раз. Я хочу поговорить о Билли. Сам доктор сказал, что ей не нужна сиделка, что я могу поухаживать за ней. И я собираюсь это делать — ты слышишь меня, папа? Я о ней забочусь. Я уже написала Моссу об этом, и Билли тоже. Не вмешивайся. Потому что, если ты это сделаешь, я увезу Билли отсюда. Поразмысли об этом! А теперь забери отсюда ту чертову сиделку и не вздумай предпринимать что-либо в этом роде еще когда-нибудь. Пока я здесь, этому не бывать. И, кстати, я останусь, пока Билли не родит и не встанет на ноги. Мы понимаем друг друга, пап?

— Ты всегда оставалась вредной сучкой, — огрызнулся Сет. — Мать слишком тебя баловала. Я знал, что из этого не выйдет ничего хорошего. Почему ты не могла быть такой, как Мосс? Господи Иисусе, что мне пришлось пережить!

— Мне помнится совсем другое, папа. Каждый раз, когда мама пыталась меня баловать, ты отпихивал ее в сторону. Ты никогда не одобрял ничего, что бы я ни делала: ни учебу в школе, ни спортивные успехи, ни умение водить машину, ни музыку. Ты неодобрительно относился ко мне с самого моего рождения, так что непонятно, как я могла ожидать чего-то большего. Я женского пола, а для тебя это ничто, таких ты в расчет не принимаешь. Ни маму, ни меня, ни Билли. Эта малышка в детской — она тоже должна заплатить ту цену, что заплатила я? А новый ребенок? Что ты будешь делать, если он окажется девочкой? Не обращать на него внимания, как ты привык? А твой сын, настоящее совершенство, чему он научится от тебя? Сделает с Билли то же, что ты сделал с мамой? Да поможет нам всем Бог.

— Достаточно, Амелия.

— Нет, не достаточно. И никогда не будет достаточно. Я не позволю тебе загубить Билли жизнь. Пока я здесь, не позволю!

Ее голос повысился до пронзительного крика. Билли представила себе, как Сет отступил назад, а Амелия надвигается на него.

— Я молода, здорова, — продолжала она. — У меня есть сила воли и твердость, не говоря уже о смелости. А ты старик. Ты потерял жену, единственного друга, который у тебя когда-либо был. Скоро ты одряхлеешь. Мосс уехал. Все, что у тебя осталось, это лошадь и Билли. Разница теперь не так уж велика, пап. Перевесила в мою пользу, если хочешь.

— Уйди с глаз моих. Я тебя видеть не мог в тот день, когда ты родилась, и до сих пор не выношу. Можно только радоваться тому, что мама не дожила до этого дня и не видит, во что ты превратилась. Она, наверное, перевернулась сейчас в гробу.

— Ты не знаешь и никогда ничего не знал о маме. Не впутывай ее сюда. — Снова установилось молчание, а затем Амелия сказала: — Если ты думаешь, что мама не знала о твоих загулах и оргиях в городе, то ошибаешься. Она знала. Знала и не обращала внимания. Однажды я слышала, как она молилась; в самом деле молилась, чтобы ты продолжал в том же духе и оставил ее в покое. Что ты об этом думаешь, папа?

— Тебя надо было утопить в тот день, когда ты родилась. Прочь с глаз моих! — Ненависть в голосе Сета выплеснулась и повисла в воздухе, пронизав дом. Потом, наконец, голос Амелии, холодный и угрожающий, разорвал тишину:

— Скажи сиделке, чтобы она уезжала. Прямо сейчас.

— Если этого достаточно, чтобы ты исчезла с глаз моих, ладно. Пришли ее вниз.

— Забери ее сам. Ты ее нанимал, теперь можешь уволить.

— Вот, приходится тащиться, — пробормотал Сет, взбираясь по лестнице.

Амелия рассказала Билли, что произошло потом. Как только Сет скрылся из виду, она бросилась на кухню в объятия Титы.

— Боже мой, ты слышала все, что я сейчас наговорила? Я была неправа, Тита? Мама рассердилась бы?

— Твоя мать тебя очень любила. Ты высказала то, о чем говорила она. — Тита успокаивающе похлопала Амелию по плечу. — Захвати-ка этот поднос с чаем наверх к миссис Билли. Можете устроить вечеринку с чаепитием, как делали, когда ты была маленькой. Посмотри, красиво я сервировала поднос? Рулеты с корицей очень свежие.

Это была замечательная вечеринка. Их гостями стали Мэгги, в своем высоком стульчике, Рэнд и игрушечный котенок Рэнда Салли. Никто не сделал ему замечания, когда он скормил Салли половину рулета. Словно по обоюдному согласию, обе молодые женщины притворились, что горячей перепалки Амелии с отцом никогда не было. Но долго еще Билли не могла забыть убийственный взгляд Сета, когда тот пришел за сиделкой, чтобы проводить ее вниз, а затем отвезти в город. И что бы она ни думала о той ужасной сцене, она переживала за Амелию. Мосс никогда не говорил ей о подобных вещах. Понимал ли он, как страдала Амелия все то время, что они росли вместе? Он любил свою сестру — насколько она знала, — а Амелия обожала Мосса.

Сьюзан Амелия Коулмэн родилась в дождливый февральский день, почти через год после рождения Мэгги. Все произошло внезапно, слишком быстро, чтобы успеть перевезти Билли в больницу Остина. Тита и Амелия выступили в роли акушерок. Агнес сидела у изголовья постели, держала Билли за руку и отирала ей лоб, ожидая появления ребенка, который обеспечил бы им пребывание в Санбридже. Когда ребенок родился и был объявлен его пол, Агнес спокойно вышла из комнаты, чтобы торжественно возвестить о его рождении Сету, мерившему шагами холл на втором этаже. Едва услышав, что у него появилась вторая внучка, он сломя голову бросился вниз, набросил старое желтое пончо и вышел во двор, с лицом, более мрачным, чем бушующая на дворе непогода.

Амелия первой взяла на руки крохотного младенца. Измученная Билли лежала пластом и смотрела на женщину, которую полюбила как сестру и которая сейчас склонилась к ее новорожденной дочери. Полный нежности жест, когда Амелия осторожно коснулась слегка влажных завитков, вызвал слезы на глазах Билли. Амелия должна была держать на руках своего собственного ребенка, ребенка, которого никогда не будет.

Доктор Уорд прибыл через тридцать пять минут после рождения девочки, осмотрел мать и ребенка, объявил, что все в порядке. Билли сияла. Все-таки врачи всего на свете не знают.

Амелия расплакалась от радости, когда Билли попросила ее стать крестной матерью Сьюзан.

— Я уже люблю ее, как будто она моя родная дочь, — всхлипнула Амелия. — Спасибо, Билли.

Сет постарался устроить так, чтобы ему не пришлось присутствовать на крестинах внучки, заявив о необходимости срочно отъехать по делам в Корпус-Кристи.

Получив сообщение о рождении Сьюзан, Мосс испустил радостный вопль и порывисто обнял Тэда.

— Вот это да, еще одна девочка! Билли назвала ее в честь моей сестры. Что ты об этом думаешь?

— Думаю, это здорово. А что думаешь ты? — спокойно поинтересовался Тэд.

Мосс нахмурился.

— Честно говоря, я рассчитывал, что будет мальчик. Да и все так думали. Но раз Сюзи здорова, это главное. Моя сестра будет крестной матерью — это мне нравится. Я тебе рассказывал, что врач предписал Билли постельный режим в последние три месяца? Амелия ухаживала за ней сама. Билли говорит, ей не давали пальцем пошевельнуть, и не знает, что бы она делала без Амелии. Такая уж у меня сестра. Мы, Коулмэны, всегда идем до конца. Амелия — замечательный человек.

— Ты мне рассказывал, что у Билли были неприятности со здоровьем, — с упреком заметил Тэд. — Провести три месяца в постели — тяжелое испытание. Билли не из тех, кто склонен изображать из себя немощных.

— Я знаю. Должно быть, ей пришлось тяжело. Но с Билли все в порядке, только это и имеет значение. Мэгги ползает. Боже, я едва могу этому поверить!

— На этот раз с Билли все обошлось, но если снова такое случится, дело может кончиться плохо. Помни, ты несешь за нее ответственность. Ты, Коулмэн, и никто другой.

Мосс смотрел вслед другу. Господи, что все это значит? Ладно, раз уж Тэд нынче не в духе, пирушки сегодня не получится. Подходящее время, чтобы написать Билли.