Страница 89 из 100
— Не надо. Он этого точно бы не захотел, — сказал тот самый гот, что носил щит с эмблемой королевской охраны. — Пусть останется неизвестным.
И все согласились.
Они не сразу заметили, как вдалеке, у единственного прохода в долину, появился белый всадник и медленно тронулся к ним.
ВАДИМ КАЛАШОВ
ЧЁРНЫЙ ВОЛК
Что есть слово человека? Слабое эхо в пещере вечности. Что есть человек? Всего лишь тихое слово, сказанное в седые века добрыми духами. Седые, как голова аксакала, века сменились веками чернявыми, как косы молодки. Но неумолим и жесток бег Колесницы Времени. Когда-нибудь кто-нибудь у другого костра назовёт и наш век словом «былое». Но пока тело твоё молодо, а дух крепок, не думай о Колеснице Времени, ибо она не щадит никого. И расточитель, и скупец, и богатый нойон, и нищий погонщик, и простой воин, и великий хан — все когда-нибудь окажутся под её колёсами. Так пей же вкусный кумыс и люби прекрасных девушек, пока можешь много пить и беззаветно любить! Так пляши удалые пляски и пой красивые песни, пока ноги твои крепки и звонок твой голос! А потом присаживайся к моему костру и послушай добрый рассказ того, кто уже выпил весь свой кумыс и познал свою любовь, кто уже никогда не спляшет удалую пляску и кто спел всё, что хотел. Голос мой скрипуч, как колесо арабской телеги, но голова полна знаний, как персидский арбуз семечек. Слушай меня, ибо хоть слова человека и пустой звук пред голосом вечности, но так сотворён род твой и мой, что нет для души нашей лучшего отдыха, чем хорошая история, поведанная красивыми словами.
Слово лечит и калечит, любит и ненавидит, возносит до небес и низвергает в пропасть, но все слова рассыплются, как песочная юрта, когда мимо проедет Колесница Времени. Никто из вас не помнит то время, когда по нашим степям пронеслись персидские колесницы. А я помню. По два острых серпа было на их колёсах, и серпы эти косили наших воинов, как крестьянин-урус скашивает пшеницу. Колесницы собрали свою кровавую жатву и повернули назад. Но уцелевшие воины ночью подкрались к их стоянке и пожали жнецов.
У Колесницы Времени тоже есть острые серпы. Правому серпу имя Ничто, левому — Забвение. Но от этих серпов нет спасения никому. Что слово человека пред Колесницей Времени?.. Когда-нибудь забудутся все слова, и добрые и худые, и правдивые и ложные, и ваши и мои. Но о дела людские запинается Колесница Времени, и тупятся её острые серпы. Все слова забудутся, дела — никогда. Потому трижды подумай перед тем, как сказать, но семь раз перед тем, как сделать.
Отвори душу свою, сын кочевника, и клади в сердце мои слова. Но не о высоких словах поведу я сегодня свою речь, а о низких делах. Не слушай, что говорят герои моего рассказа, а смотри, что они делают. Ибо слово может солгать, а дела не лгут. Так налей же мне чистой воды, сын кочевника, и добавь в костёр сухих дров, ибо я начинаю.
В далекой Индии говорят, что его звали Анкур, фарси утверждают, что Умвек, в странах арабов его назвали именем Ломар, а урусы — странным именем Устинка. Но мой прадед сказывал, что история эта началась в наших кочевьях. Имя героя моей легенды, известное его отцу и матери, осталось неизвестным для нас и для злых духов, но в родном кочевье за быстрые ноги и длинные прыжки его звали Джайран…
* * *
Джайран одним прыжком перемахивает через упавшего Батыра и бежит дальше. Остальные мальчишки бегут следом, но никому из них не угнаться за тем, чьё прозвище созвучно имени самого быстрого зверя степи, того, чьё гибкое тело никогда не смогут обогнать ни курносые сайгаки, ни остроухие куланы. Точно так же ни один мальчик кочевья никогда не настигнет Джайрана из рода Танигей, если тот сам этого не захочет.
Сейчас Танигей-ага, самый старший мужчина рода, наблюдает за игрой своего внука с той улыбкой, что можно увидеть только на лице седого старца, телом пребывающего возле костра, а душой — в событиях своего чумазого детства. Сын Танигей-аги и отец Джайрана хоть и недоволен, но в присутствии главы семьи не смеет выражать свой гнев.
Джайран любит ласкового и всепрощающего деда, а отца нет. Отец суров и порой жесток. Быстрые ноги и весёлый нрав сына не радуют его душу.
— Ноги кочевника — это его конь! Если бы в верховой езде Джайран был столь же силён, сколь и в беге, то сердце моё плакало бы от счастья! — часто говорил он жене.
И характер малыша тоже был ему не по нраву.
— Мужчина должен быть суров к жене и детям, если хочет счастья в семье, к врагам, если хочет счастья в родных кочевьях, и к друзьям, если не хочет пригреть возле себя льстивых шакалов! — не раз и не два слышал мальчик от отца.
Ну и пусть он так говорит! Дед главнее отца, и потому на жизненном небе быстроногого и весёлого малыша светят только счастливые звёзды.
Джайран наслаждается скоростью. Наслаждается игрой. Наслаждается жизнью. Скоро игра закончится, и он поспешит к костру, разделить с любимым дедом и братьями ужин. А потом Танигей-ага пригладит длинную бороду и поведает легенду своей юности…
Странно, а что делает возле костра шаман? О чём он говорит с отцом и дедом и почему мать поспешила в юрту после его слов, а вернулась оттуда с вкусной едой, но с мокрым лицом?..
Джайран не любит шамана. От него всегда плохо пахнет, и после его визитов в семье три дня еда скудная, а лица родителей скучные.
Шаман говорит быстро и постоянно тычет пальцем в играющего мальчика. Мальчика это настораживает. Уж не поведали ли всевидящие духи охранителю кочевья о той шалости, что известна только Джайрану и его другу Батыру?..
Пытаясь расслышать шёпот взрослых, мальчик останавливается и снимает шапку. Чем и пользуется Батыр. Друг и вечный товарищ по играм сбивает Джайрана на землю, выхватывает из его руки кушак и мчится прочь.
— Догоняй, Джайран! — кричит он.
Но Джайрану не до игр. Пока другие дети с визгом и гиканьем гоняются за Батыром, их насторожённый товарищ направляет свои стопы к родной юрте. Лицо отца расплывается в довольной улыбке, стоит ему завидеть своего быстроногого сына.
— Джайран! Ноги твои подобны слепящей молнии или степному ветру в весёлых играх, но каменеют в двух шагах от родного отца! Подойди и обними меня, сын. Мой любимый сын! Мой славный сын!
Лицо отца светится счастьем, братьев возле костра не видно, а дед опустил голову. Мать же улыбается, но лицо у неё всё ещё мокрое.
— Хо-хо-хо! Так это и есть тот самый славный мальчик Джайран! Какой красавец! Как черны его глаза, как стройно его тело, как бегут по шее густые волосы! Клянусь утренней звездой, ни у кого в степи, даже у жеребцов ханов, нет такой роскошной гривы!
И отец, и шаман смеются, а Джайран не понимает: похвалил его охранитель кочевья или просто посмеялся над ним? Скорее всего посмеялся. Говорит «так это и есть тот самый славный мальчик», словно первый раз его видит.
Джайран подсаживается к костру. Отец обнимает его, царапая щетиной, а шаман треплет костлявыми пальцами то за щёку, то за те самые чудесные волосы, остричь которые не поднялась рука ни у кого, а заплетать в косу ещё не позволяет возраст их владельца. Двое мужчин без устали расхваливают Джайрана, а наполовину седая женщина только и успевает выносить из юрты лакомства, утирая глаза подолом.
— Почему ты плачешь? — спрашивает её Джайран.
— От счастья. Я счастлива, что у меня такой прекрасный сын! — отвечает она.
Джайран не понимает: как можно плакать от счастья? Не понимает: зачем его так вкусно кормят? И главное: почему отец и шаман словно состязаются в красноречии, превознося его?
— Славный у меня сын! Он правит конём так же хорошо, как бегает, а в беге столь же ловок, как и в борьбе! — говорит отец.
— Хо-хо-хо! Клянусь молоком матери, если ум его столь же остёр, сколь красиво лицо, то мудрые змеи завидуют чёрной завистью твоему любимому сыну! — вторит ему шаман.