Страница 44 из 62
- О нет, - печально покачал головой Гоха. - Пытки - это слишком просто. За время нашей былой близости я изучил тебя достаточно хорошо, чтобы ожидать, что ты не устоишь перед обычными пытками. Нет, я думаю, мы начнем со всеобщих и долгих насмешек. Потом я расскажу несколько постыдных историй из твоего детства. За этим последует обсуждение всех ошибочных решений, принятых тобой за то время, когда ты состоял у меня на службе. И лишь потом, когда ты будешь полностью сломлен, мы смилостивимся настолько, чтобы перейти к пыткам.
Но этот очередной приступ злорадства Гохи был прерван новым возгласом одного из его людей:
- Тут есть кое-что получше золота! Я нашел женщин! И это красивые женщины!
Услышав эти слова, Гоха снова рассмеялся.
- Прекрасно. В борделе всегда найдется место для нескольких новеньких. - Он подмигнул окружающим. - Тем, что уже работают на меня, приходится трудиться столь усердно, что это их безвременно старит.
- Бордель? - повторил Ахмед рядом с Али-Бабой. - Ни за что!
- Тихо там! - прикрикнул Беспалый, указывая перстом на кучку разбойников, где стоял Али-Баба. - Мы, разумеется, должны будем лично опробовать этих женщин в деле, когда выберемся из этого дикого места.
Ахмед издал утробный сдавленный звук.
- Если ваш хозяин откажется говорить, - продолжал Беспалый, - или если он умрет прежде, чем сообщит нужную нам информацию, мы займемся каждым из вас. Впереди вас ждут лишь пытки и смерть! - Пошли! - обратился он к своим людям. - Пора приступать к издевкам и насмешкам!
Главарь, которого подняли с коленей, сумел извернуться и взглянуть на самого загадочного из разбойников.
- План! - только и смог вымолвить он.
- Помните о моих словах! - заметил Гоха, пока сопротивляющегося атамана волокли к шатру, видимо только что поставленному. - Пытки и смерть! И то, если мы решим проявить милосердие!
Итак, две группы разбойников остались стоять на песке под охраной всего лишь пары караульных.
- Мы проведем здесь всю ночь, - заметил Аладдин.
- Если наш предводитель не заговорит… - Гарун содрогнулся. - Тогда всех нас станут пытать, одного за другим!
- Проведем всю ночь, - продолжал Аладдин, - и нам следует отвлечься от наших бед.
- Точно зная, что лишились всего нашего золота, - невесело добавил Ахмед, - и что наших прелестных женщин вскоре ждет жестокое бесчестье!
Да! Женщины! Али-Баба не придал должного значения словам Беспалого. Что сделает этот человек с женой Касима? Хуже того, что сделает он и его люди с Марджаной?
- Проведем здесь ночь, - гнул свое Аладдин (вот уж воистину он был человеком, у чьего верблюда горб может быть только один), - и можем рассказывать истории!
Видя такую целеустремленность, остальные разбойники поняли, что дальнейшее сопротивление бесполезно.
- Что до меня, то я жду этого с нетерпением, - добавил чей-то голос. - Рассказывай же!
Дровосек не сразу понял, что голос этот исходит от камушка, лежащего в сумке Аладдина.
Аладдин прочистил горло, готовясь начать рассказ. Даже Али-Баба понимал, что последнюю в жизни ночь он мог провести и похуже.
Глава двадцать вторая, в которой Али-Бабу начинает раздражать, что побочной истории уделяется в рассказе столько места
- Итак, юный Аладдин, - снова начал повзрослевший герой истории, - послал свою мать к султану, лелея великие надежды жениться на прекрасной царевне.
Но не так все просто, как кажется на первый взгляд, и жизнь Аладдина не была исключением из этого правила. Ибо, как вы, возможно, помните, злой колдун возвратился в Марокко, где у него была собрана огромная библиотека магических знаний и великое множество таинственных предметов, благодаря чему он был непревзойденным мастером в своем деле. И вот, посовещавшись со своими магическими книгами и зельями, он узнал, что мальчишка Аладдин не погиб в пещере, как думал маг, но при помощи джиннов кольца и лампы устроил исполненную великого комфорта жизнь себе и своей матери, и далее, что парень этот ждет не дождется, как бы сделать эту самую жизнь еще лучше, женившись на царевне.
Что ж, ничто в целом мире, этом и иных, не приводит магов в большую ярость, чем совершенная ими ошибка; и так было и с этим подлым колдуном, и он обрушил проклятия на голову славного Аладдина, и его работящей матушки, и всей страны Китай, в которой они жили. Но проклятиями сыт не будешь, и тогда колдун решил возвратиться в тот город, где по-прежнему обитал Аладдин, и отнять у юнца всемогущую лампу на веки вечные. «Самое время для еще одной прогулки», - подумал мерзкий и злой чародей.
Но Аладдин и его матушка ничего не ведали об этих ужасных намерениях и действовали по собственному простому плану. Поэтому Аладдин взял деньги, оставшиеся от продажи столовой посуды, и нарядил свою мать в самые лучшие одежды, какие нашлись в этом городе. И далее велел он матери взять красивое белое блюдо и на это блюдо положил все те сказочные плоды, что набрал в волшебной пещере. Конечно же, они были такие необычные и красивые, что правитель должен был обратить на них внимание и выслушать прошение матери.
И вот мать его направилась в огромный зал дворца, где султан давал аудиенцию.
Тут Аладдин умолк, ожидая одобрения Гаруна, но старший из разбойников был настолько подавлен недавними событиями, связанными с пленением шайки, что, казалось, вовсе не слушал. Поэтому другой разбойник беспрепятственно продолжал:
- И там мать Аладдина встала в общий ряд, где всякие просители дожидались своей очереди вручить султану дары. И когда женщина услышала, как султан и его главный визирь обсуждают подношения тех, кто стоял перед нею, разум ее исполнился сомнений.
- А, всего лишь золотой поднос, - сказал султан при виде первого из даров. - Бросьте его в кладовую к другим таким же. Прошение? Да-да, отдайте его моему визирю. Что там у нас дальше? Бриллиант, не имеющий себе равных? Очень мило. Я положу его вот сюда, в корзину с другими подобными камнями. Прошение - визирю. Давайте взглянем на этот восхитительный подарок. О, да это же чудесная механическая птичка, сделанная из редкостных металлов и прекрасных драгоценных камней, которая открывает рот, и поет, и хлопает крыльями на своем насесте. Вы удивлены, что я смог разглядеть столько с одного лишь взгляда? Вот потому я и султан. Поставьте ее на тот стол, к семи таким же. Отдайте петицию и ступайте отсюда, пожалуйста. А тут у нас что?
И тут до матушки Аладдина дошло, что она и есть тот следующий проситель, о котором, должно быть, говорит султан. И хоть ей хотелось в этот миг самой сделаться птичкой, чтобы не стоять перед правителем со столь жалким даром, как эти детские игрушки, ноги ее от страха приросли к месту, а взгляд приклеился к ее собственным башмакам, так что вид у нее был самый подобающий для женщины, знающей, как правильно обращаться с прошениями к монарху.
И султан, на которого большое впечатление произвели ее учтивые манеры, обратился к ней мягче, нежели к тем, кто уже прошел перед ним.
- Чего ты хочешь от меня, любезная матушка? - спросил он.
- Я лишь хотела бы, чтобы ты принял этот скромный дар, что я принесла тебе от моего сына, - тихо ответила она, - и потом уделил минуту внимания его прошению, ибо оно идет из самой глубины его сердца.
- Конечно же, любезная матушка, - заверил султан, ибо кто может отказать матери, когда она ставит вопрос таким образом? - Не покажешь ли ты мне то, что принесла?
И тут мать Аладдина сбросила покрывало, которым она накрыла свой дар, и протянула ему блюдо, полное чудесных плодов. И ее очень удивила последовавшая за этим реакция не только султана и визиря, но и окружавшей их ближайшей свиты, ибо все они как один разом раскрыли рты.
Потом султан и визирь стали дивиться ее дарам, и она получила первое слабое представление об истинной сущности того, что держала в руках. Ибо те плоды, что лежали на подносе, оказались отнюдь не безделушками, но предметами столь невиданными и драгоценными, что даже такая чистая сердцем женщина, как мать Аладдина, пожалела на миг, что не отложила несколько штук себе на старость.