Страница 22 из 29
Иван Иванович размашисто шагал впереди, явно торопя своих спутников. Потом он замедлил шаг и, не оборачиваясь, проговорил:
— Дорога накатана, значит, по ней часто ездят, а если посеяна рожь, то значит недалеко село, где можно будет достать еды, а то наша почти закончилась!
— А если, кум, в селе милиция и спросят документы?
— Какого черта ей в деревне делать? А потом, прежде чем лезть в омут, нужно изведать брод.
Наконец, вдалеке, в лучах восходящего солнца, заблестела луковка колокольни, а потом показались убогие хатки, крытые соломой и камышом. Больше всего их удивила необыкновенно красивая церковь, сложенная из красного кирпича с резной отделкой, с позолоченным крестом на куполе, выглядевшая царицей среди неприкрытой нищеты. Село, раскинувшееся в широкой долине, было довольно большое и разделялось неширокой речушкой, обрамленной ветвистыми вербами и ракитником. Через речушку был переброшен деревянный мостик без ограждения, который явно нуждался в капитальном ремонте, но, как это водиться на Руси, люди ждали какого-нибудь стихийного бедствия, чтобы взяться за его починку. Заведя всех в кусты, Иван Иванович приказал сидеть тихо и не показываться, а сам тут же повернулся и скрылся с глаз. Людей почему-то не было видно, и только пронзительно горланили петухи, квакали лягушки, да перебрехивались неугомонные собаки. Утомленные бессонницей и ходьбой, дети повалились на землю и вскоре уснули. Задремала и Дарья.
Разбудил их Иван Иванович и велел собираться. Пока они шли, он рассказал, что люди в своем большинстве выехали на сенокос, а кто остался дома, заняты хлопотами по хозяйству. Так что нас никто не заметит, тем более, что согласилась приютить хозяйка крайней избы. На небольшом крылечке их ласково встретила хозяйка дома, женщина уже в годах, ладная, скромная, подвижная. Она тут же отворила перед ними двери в сени и певучим окающим голосом попросила войти в дом. В отличие от домов многих деревень центральной России этот домик блистал чистотой. Все помещения были небольшими, но довольно чистыми и убранными. Во всем чувствовалась хозяйская рука, начиная от хорошо побеленной русской печки и кончая вымытым полом и незамысловатой посудой.
Хозяйка предложила им вымыть руки и умыться, поливая водой из деревянного ковшика. Потом пригласила всех за стол, нарезала большими ломтями хлеб, достала ухватом из печки чугунок, налила из него в большую глиняную миску горячих щей и поставила ее на стол. Затем на столе появился тушеный картофель, квашеная капуста и соленые огурцы. С едой управились быстро и искренне поблагодарили хозяйку за вкусный обед. Даже Дарья, любившая в гостях подчеркнуть, что она сыта и не нуждается в еде, на этот раз не стала показывать свой характер и уплетала нехитрую деревенскую еду за милую душу. Между тем хозяйка убрала со стола посуду, села на скамейку и спросила, кто они и куда идут. Иван Иванович ответил, что они вятские и идут на шахты в Донбасс, да вот поиздержались в дороге и решили немного покормиться по деревням. Она посмотрела на них внимательно, покачала головой и сказала, что они такие же вятские, как она цыганка. Потом заразительно рассмеялась:
— Вы нигде этой ерунды не говорите, ведь вятские люди при разговоре окают. Вы наверняка с юга, очевидно с Дона, а попали сюда не по своей воле и теперь пробираетесь домой. Хочу посоветовать, чтобы вы не ходили по деревням, а шли в города, где легче затеряться среди людей. Сейчас много народу снялось с мест, и приходится им ездить по стране в поисках лучшей доли. Да, небось, у вас нет и документов. Ну ладно, бог не выдаст, свинья не съест. Наверное, думаете, а почему бабка такая добренькая? Да не добрая я, а злая. Злая на тех, кто испоганил всю нашу жизнь. Взяли у нас и раскулачили двенадцать домов, в том числе двух моих братьев. Если бы сказать, что они отличались от других богатством, а то как и все остальные. Не было у них ни мельниц, ни магазинов, ни ссыпок, а только скотина, да руки в мозолях. Сослали их куда-то в верховья Лены пилить лес для шахт. Братья не выдержали каторжного труда и сбежали. Кое-как добрались до своего дома и стали гадать, что им делать. Целую неделю откармливала их и отпаривала в бане. Сколько вшей вывела, уму непостижимо. Через своего племянника, он работает в сельсовете, удалось выправить им документы, собрали деньжонок на первое время и они завербовались на Урал, на строительство какого-то завода. Недавно получили письмо. Пишут, что устроились хорошо, работают, на жизнь не жалуются.
— Чувствую, что рассказывать нам особенно нечего, так как судьба ваших братьев похожа на нашу, как две капли воды. Да и откуда мы родом вы определили безошибочно. Скажите лучше, а нельзя ли и нам через вашего племянника достать тоже какую-нибудь справочку? — спросил Иван Иванович хозяйку, когда та выговорилась и замолчала.
— Об этом поговорите с хозяином. Думаю, что можно сделать, так как секретарь и председатель совсем спились, и готовы за чекушку водки не только выдать справку, но и печать насовсем отдать. А теперь отдыхайте и на улицу не выходите. Правда, все люди на сенокосе, но береженого бог бережет!
— Дети-то у вас есть? — спросил Иван Иванович.
— Как не быть, есть и внуки.
— Они тоже в колхозе?
— Нет, они в городе работают. Как стали колхозы создавать, отец сразу отправил их из села. Дочка замужем, живет в Москве, два сына служат на железной дороге.
Вечером пришел хозяин. Это был высокий жилистый мужчина в косоворотке, полушерстяных брюках, заправленных в добротные яловые сапоги. И потому, как он зашел в избу, как поздоровался за руку с Иваном Ивановичем, как по-хозяйски сел у стола, было видно, что этот человек знает себе цену. В отличие от словоохотливой хозяйки, его можно было посчитать молчуном. Каждое его слово было взвешенным и продуманным. Такие люди слывут в народе мудрецами.
— Тиша, ты ужинать будешь? — обратилась к мужу хозяйка.
— А почему бы и нет, ведь нас кормили аж в обед. Садитесь, гости, к столу и, как говориться, чем бог послал, а я умоюсь!
Хозяйка быстро накрыла стол, и они все уселись за него. Все заметили, что приступая к еде, ни хозяин, ни хозяйка не перекрестили лба, хотя в красном углу висела икона. За все это время хозяин даже не поинтересовался, кто они такие и что они делают в его доме. Но хозяин хорошо знал нрав жены и ждал от нее пояснений. Она не замедлила вкратце рассказать ему, кто и почему пожаловал к ним в гости. Во время ее рассказа он молчал и тихо кивал головой, словно одобряя услышанное. После ужина хозяин свернул козью ножку, прикурил и подвинул кисет Ивану Ивановичу.
— Ты, Дуняша, сбегай к Архипу и скажи, чтобы он был на одной ноге у нас, а заодно зайди к Семену и возьми бутылку "казенки", скажи, что на днях отдам деньги. Хозяин, мол, приболел, и ему нужно растирка.
Когда хозяйка собралась уходить, Иван Иванович подошел к ней, сунул в ее карман деньги и сказал, чтобы она купила не одну, а две бутылки водки. Хозяйка вопросительно посмотрела на мужа, но тот молчал, словно не заметил замешательства жены. Вскоре хозяйка вернулась, пропустив в избу полного молодого человека в помятом костюме и в желтых узконосых ботинках. Его лицо при своей полноте было одутловатым, что выдавало в нем явного любителя выпить. Молодой человек пожал руку хозяину, потом Ивану Ивановичу, сел на скамейку, прислонясь спиной к стене.
— Архипушка, — обратился к молодому человеку хозяин дома, — этому мужику нужна справка. Какая, ты сам знаешь. Ну, напиши там, что он середняк, житель нашего села, и что он отпущен со своей семьей на заработки, допустим в Донбасс, да не тебя учить этому, чай не в первой тебе это делать!
— Так печать- то у меня в сельсовете!
— Вот и хорошо, сходи туда и напиши все чин по чину, а за ними дело не встанет.
— Может быть, Тихон Иванович, сначала обмоем это дело, а то руки трясутся?
— Нет уж, Архипушка, вот, принесешь бумагу и обмывай ее на здоровье.
Секретарь сельсовета попросил карандаш, достал из кармана смятый листок бумаги, записал не ней данные Ивана Ивановича и пулей вылетел из дома на улицу. Не успела хозяйка собрать на стол закуску, как Архип ввалился в избу и подал Ивану Ивановичу лист бумаги. Тот встал, подошел к лампе, внимательно прочел текст, сложил справку и спрятал во внутренний карман пиджака.