Страница 16 из 27
Не знал Митька об этом, а потому и сердился на Тритона-Харитона. Человек болеет, а он ни разу проведать не пришёл. Ещё называется друг!
Обиделся Митька на всех. Он постепенно свыкся с мыслью, что в школу ходить не надо. Портфель свой забросил под лавку и ногой поддал. Не нужен больше ему портфель. Зачем уроки учить? Никто теперь вызывать не будет и двоек в дневник не поставит. Хорошо!
Но хорошо Митьке не было. Коричневый угол портфеля с блестящей железкой торчал из-под лавки и всё время напоминал про школу. Митька достал портфель и зашвырнул на чердак. Уж теперь-то на глаза не попадётся. Портфель валялся в пыли на чердаке, а про школу всё равно думалось…
И что это за жизнь такая? На улицу нельзя, в школу тоже. Книжек не дают читать. Сиди на печке, как дурак, и в потолок гляди. Не жизнь, а каторга. Хоть ложись в гроб и помирай.
В сенях что-то с грохотом упало, покатилось по полу. Кто это? Кошка, наверное, наблудила. Дверь медленно, со скрипом отворилась, и в щели показалась лохматая голова Тритона-Харитона. Голова была белая, не то в меле, не то в муке.
– Здорово, Лесник! – негромко сказал Стёпка. – Чего это ты весь день под замком сидишь?
– Под замком? – удивился Митька. – Кто же это запер? Мне, понимаешь, на улицу не разрешают… Наверное, мамка.
– Я к тебе через двор пробрался… – сообщил Стёпка. – Дверь палкой открыл. Сверху какая-то тарелка упала, прямо на голову… – Стёпка провёл рукой по волосам. – Никак мука?
– Я думал, это кошка, – сказал Митька, слезая с печки.
– Удрал с ботаники, – стал рассказывать Тритон-Харитон. – Надоели пестики-тычинки… Дай, думаю, к Леснику смотаюсь. Всё болеешь?
– Я-то здоровый, да вот доктор… – сразу потускнел Митька. – Знаешь, сколько мне уколов всадили? Двадцать штук!
Стёпка критически оглядел осунувшегося приятеля. Лицо у Митьки стало бледным, на виске двигалась синяя жилка. И глаза вроде больше стали, да какие-то скучные. Эк парня хворь свернула! Кожа да кости.
– Все ребята босиком ходят – и ничего, – сказал Стёпка. – Здоровые. А ты хворобу подцепил… Квёлый ты. Шкелет.
– Скелет? – возмутился Митька. – Да я… Знаешь, сколько я голый в омуте простоял? Целый… – Тут он спохватился и прикусил язык. Но было поздно.
– А чего ты в омуте голый делал? – спросил Стёпка.
– Что надо, то и делал.
– Водяного шукал?
– Не-е.
– Сома подцепил?
От Тритона-Харитона было не так-то просто отбояриться. Митька заглянул в его светлые глаза и спросил:
– Ты крещёный?
– Что ты… У меня ведь батя партийный!
– А я вот окрестился… как положено.
– Покажи крест, – не поверил Стёпка. Он даже голову набок нагнул, стараясь заглянуть Митьке под рубаху.
– Креста нет, – сказал Митька.
– Я так и знал, что брешешь…
– Правду говорю – окрестился.
Стёпка понял, что приятель не врёт.
– У попа в большой кадке? – спросил он.
– Что я, маленький? В реке.
– Поп на берегу стоял и этим, ну, которое дымит… махал?
– Без попа обошлись.
– А-а… Ты этот… сектант. Ты теперь тоже трясёшься, будто у тебя родимчик? И на коленках ползаешь? – допытывался Стёпка. – И орёшь по-дурному?
– Ору! – обозлился Митька. – Громче всех…
Стёпка как-то странно взглянул на Митьку и сказал:
– Зря я морду набил Огурцу…
Митька удивлённо посмотрел на приятеля.
– Подрались?
– Огурец трус, – сказал Стёпка. – Подкинул я ему тут без тебя. А зря.
Митька вскочил на скамейку, оттуда на печку. Из-под тёплой шубы достал книжку и протянул Стёпке.
– Отдай библиотекарше.
Стёпка с интересом взглянул на обложку.
– А-а, Гайда-ар, – протянул он.
– Принеси мне «Судьбу барабанщика», – попросил Митька. – Не забудешь?
– Ладно, – сказал Стёпка.
– Только чтобы мамка и дядя Егор не видали, – предупредил Митька. – Потихоньку.
Стёпка покачал головой, усмехнулся:
– Бить будут?
– Не положено мне разные книжки читать, – сказал Митька. – Грех.
– Раз грех, то не принесу… Бог узнает, – тебе же влетит. – Стёпка смотрел в окно, и Митька не знал, смеётся он или нет.
– Хватит трепаться, – сказал он. – Говорят, принеси… Трудно, что ли?
– Где же ты читать будешь?
– На печке, а то на реку уйду…
– От матки-то спрячешься, а от бога? – ехидничал Стёпка. – Куда от бога денешься? Он и через крышу увидит.
– Ну и пускай, – еле сдерживался Митька, а внутри всё кипело: вот привязался, гад!
А Стёпка и не думал униматься. Он посмотрел на потолок и сказал:
– Если бог разрешит, – принесу, а так не могу.
– Как же он разрешит? – вытаращил гневные глаза Митька. – Бог не разговаривает.
– Помолись, – может, с тобой и заговорит.
Стёпка отвернулся, и плечи и волосы его затряслись от беззвучного смеха.
– Есть бог! – взвизгнул Митька и подбежал к комоду. – На! Гляди, Тритонище, тут всё как есть написано.
Стёпка взял в руки библию и присвистнул:
– Ого! Какая тяжёлая… Кирпич!
Громко прочитал название и отдал книгу Митьке.
– Держи. Эта штука, наверное, дорого стоит, потому как она из музея. Историческая древность. Её ещё первобытные люди читали.
– Они и читать-то не умели, – возразил Митька. – Они даже огонь не могли добывать…. Сырых мамонтов ели. А потом бог сказал: «Да будет огонь», – и стал огонь.
– А ракету на Луну тоже, скажешь, бог запустил? – усмехнулся Стёпка. – Приказал: «Лети, ракета, на Луну», – она – раз – и полетела! Чудила! Если он там, взял бы и поймал ракету.
– Очень надо ему ловить ракеты, – сказал Митька. – У бога других дел по горло… Он по небу гром и молнии пускает!
– Зачем же он тогда твоего батьку убил? – спросил Стёпка.
Толстая библия гулко шлёпнулась на пол. Митька перешагнул через неё. Стёпкино лицо расплылось и поехало вкось. Упал Митька на кровать и сверху на голову положил подушку.
Стёпка огорчённо крякнул и стукнул себя кулаком по лбу: дурак!
– Мить, – провёл он ладошкой по костлявой спине приятеля, – ты когда в школу придёшь?
Митька дёрнул плечом: мол, отстань!
– Принесу я тебе книжку, – сказал Стёпка,
Митькина спина перестала вздрагивать. Он лежал и не шевелился.
– Чуть не забыл… – гудел над ухом Тритон-Харитон. – Сан Саныч велел сказать тебе, чтобы, как поправишься, сразу приходил в школу. Без мамки. Один. Он больше на тебя не серчает.
Митька что-то промычал из-под подушки.
– Чего ты говоришь? – нагнулся Стёпка. И, не дождавшись ответа, продолжал: – Спрашивать тебя никто не будет. Все знают, что ты больной. А двойку по географии исправишь. Подумаешь, тундра!
– Уходи! – услышал в ответ Стёпка глухой Митькин голос.
Тритон-Харитон ещё немного потоптался и, подтянув длинные синие штаны, двинулся к порогу. В сенях что-то затарахтело по полу. Наверное, опять что-нибудь на Стёпку свалилось. Дверь во двор тоже закрыта. Стёпке пришлось перелезать через перегородку, там на полке всякая всячина навалена. Митька отшвырнул подушку и бросился к окну. Стёпка уже выбрался из дома и, засунув руки в карманы, стоял у калитки.
– Эй, Тритонище! – крикнул в форточку Митька. – Сбей замок.
Стёпка показал пустые руки: нечем.
Митька достал из-под кровати молоток, швырнул его в форточку и, захлопнув её, задёрнул занавеску. Он слышал, как Стёпка дубасил молотком по замку. Потом всё стихло. Митька думал, что приятель сейчас зайдёт, но Тритон-Харитон не зашёл. Оставив молоток и испорченный замок на крыльце, ушёл.
В полдень из села приковылял дед Андрон. Поставил в угол короткую толстую палку, снял свою неразлучную командирскую фуражку и занёс было руку – перекреститься, но нигде не обнаружил иконы. Взял и перекрестился на блестящий пузатый самовар, стоящий на сосновом чурбаке.
– За хозяина, значит? – спросил дед, присаживаясь на скамейку. – А мамку куда подевал?
– В лес ушла. Делянку мерить.
Дед достал кожаный кисет, спички. Свернул огромную цигарку и закурил. Сиреневый дым окутал лицо старика, как из трубы, повалил в потолок.