Богатырь - не звание!

На этом месте Василий сделал страшное лицо, дрожащей рукой наплескал вина из кувшина корчмаря в свою чарочку, выпил махом и горячо продолжил:

— Оказалось неспроста они сидят. Через некоторое время приехал еще один всадник. Этот не хазарин. И видно, не из простых. Держался ровно князь какой. И ведь видел его где-то, а вот где… Назвал он одного хазарина правой рукой кагана Бекмера, и велел передать, что ведомо ему, что уедут скоро богатыри из Киева. Тут-то и напасть надо. И еще сказал, что есть у него везде свои людишки, и потому проведет он хазар мимо застав богатырских без шума… Простились они, и разъехались. А я просидел в берлоге до темноты, да в Киев… Посоветуй, батюшка, что делать-то?

— А тебе, часом, не примерещилось, спьяну-то? Сильно боятся хазары князя киевского. Где уж им козни строить. Знают ведь, стоит на Русь сунуться — никто назад не вернется.

— Эх, батюшка, не веришь ты мне. А раз уж ты не веришь, где уж воеводам поверить? Знаю, что должен бежать, предупредить… А куда бежать? В Киеве всяк скажет — привиделось, мол, тебе упьянсливый. А то еще выпорют по-новой. Вот и сижу, кручинюсь… И ведь не то страшно, что выпорют, а что не поверят. Налетит хазарин, сколько беды будет, если не встретят его богатыри…

Данила пристально рассматривал Василия. Коли не врет — быть беде великой. Но вот поверить… Не раз Васька спьяну народ баламутил. Вот о прошлом годе, к примеру, спьяну пожар ему привиделся — весь Киев переполошил. А как по улицам бегал с топором — леших гонял — чуть пятерых людев не зарубил, насилу скрутили, топор отобрали… Эх, ведь добрый богатырь был, а что с ним зелено вино сделало?

Так и не дождался совета Василий. Опрокинул еще чарочку — на ход ноги, и тяжелой походкой двинулся к выходу.

Глава 4

Шумно на княжьем подворье. Воевода Претич недовольно поморщился. Зря князь дает богатырям столько воли. Не дело это. Случись беда какая, им неделю только в себя приходить. Претич покачал седой головой. Нет, нельзя так распускать дружину. Одно дело уважить отличившихся, почет им оказать, а другое позволять пить без меры. Как только еще не разнесли спьяну Киев? Один Илья во хмелю чего стоит! А тут таких не счесть. Да и хвалятся без умолку. Спорят — кто больше смоков задавил, кто больше колдунов полонил. Тьфу! Стыдоба! Негоже богатырю подвигами похваляться! Хорошо хоть Чаша, что у брехуна пустой становится, а за правду щедро вином одаривает, совсем завраться не дает.

В который раз пожалел воевода о прошедшей молодости. Уж он-то показал бы всем этим. Да что молодость! Он и сейчас покрепче многих будет. Ничего не смогли поделать долгие годы ни с прямой, широкой спиной, ни с зорким взглядом, ни с сильными жилистыми руками. Только и смогло время, что посеребрить усы, да длинные волосы.

Он проводил долгим взглядом пробежавшего мимо Алешу Поповича. Раздавшийся вслед за этим рев Ильи Муромца лучше всяких слов говорил? кто стал жертвой очередной шутки. Претич презрительно сплюнул. Богатыри, а ведут себя хуже чем дети малые.

— Воевода, — прервал мысли Претича еще безусый отрок в горящей жаром, под лучами яркого солнца, кольчуге. Чеслав — вспомнилось имя. Далеко пойдет отрок. Вырос уже из младшей дружины, хоть и пух еще под носом. — Воевода, там…

— Ну? — нахмурился Претич, окидывая смутившегося отрока суровым взглядом. — Долго кота-то за… кхм, хвост тянуть собрался? Ты где поставлен службу нести? У ворот. Так почто место оставил?

— Воевода, не гневайся, — лицо отрока залил румянец. — Там Василий Игнатьевич… Очень упрашивает с тобой свидеться… Мы его гнали, гнали… А он все о своем. Мол, подавай ему воеводу, и все…

Претич, задумавшись, поскреб подбородок. Не об этом ли только что думал? Какой богатырь был. Сколько мог бы еще ратных подвигов совершить на благо государства? А результат? Большего пьяницы не только в Киеве, а, пожалуй, и по всей Руси не найти. Долго терпел Владимир его пьяные выходки, а вот подиж ты приказал вчера выпороть. Эх, беда, беда. Не лучше ли было для него погибнуть тогда, когда жив остался?

— Значит так, — принял решение Претич. — Скажи Василию, пусть обождет немного. Сам к нему выйду, поговорю, коли просит. Только смотри, что бы обжидал в сторонке. Не ровен час приметит его князь…

Чеслав умчался с такой поспешностью, ровно весть княжескую нес. Добрый богатырь получится, прищурился ему вслед Претич, кабы только как с Василием не получилось…

Мимо, окруженный веселой толпой, тяжело протопал красный как рак Илья Муромец.

— Поймаю Лешака, места живого не оставлю! Претич, — окликнул он воеводу, — Лешак не пробегал?

— Да ну вас всех в… тудыть, в общем! — сердито отмахнулся Претич. — Беситесь без дела!

И, повернувшись к удивленному его поведением богатырю спиной, быстро зашагал к воротам.

С тяжелой душой шел воевода к Василию. А как иначе, коли на твоих глазах вырос, взматерел, богатырем стал, а потом в одночасье все туда, куда только что Илью отослал. Сколько славных парней похоронить пришлось, горечь утраты была, тоска смертная, боль, а тут… И живой вроде, а хуже мертвого.

Ничем не выдал Претич своих чувств подходя к Василию. Лицо воеводы окаменело, стало таким, как привыкли видеть окружающие — лицом воина прошедшего не одну лютую сечу, и не ведающим что такое жалость.

Воевода выжидающе смотрел на Василия. Ждал, когда тот первым начнет излагать просьбу. Да и какая просьба. Все его просьбы уже наперечет известны — либо вином угостить, либо деньгами ссудить. Вот только отдавать забывает. Да, по правде сказать, и нечем отдавать-то. Но бывшие товарищи делают вид что верят, дают в долг. Стоит сказать, к чести Василия, не часто он в долг просит. Только когда уж совсем припрет…

— Гой еси, коли так, Василий Игнатьевич, — не вынес молчания воевода. Не мог он смотреть на этого Василия, прячущего взгляд и заискивающе улыбающегося. — Ну, говори, с чем пожаловал.

— Расскажу я тебе воевода как на духу. А уж верить иль нет, тебе решать… — решился Василий. — Только, пожалуй, отойдем от ворот, не ровен час прослышит кто…

Они отошли так, что бы ни один звук не достиг навострившего уши Чеслава. Уж больно любопытно парню — что такое тайное пьяница самому воеводе поведать хочет. Только зря напрягал слух. Ни словечка не услышал, только увидел по лицу воеводы — не ладное что-то…

Чем дольше слушал Претич, тем мрачнее становился его взгляд. Седые кустистые брови, к концу рассказа, сшиблись на переносице. Наверное впервые не знал воевода, как поступить. И не хочется верить, зная что уже не раз Василий в пьяном бреду и не такое видел, и не верить не мог. Чуял Претич воинским чутьем — зреет что-то. А чутью своему доверять привык. Не раз из беды спасало, благодаря ему и воеводой стал.

— И еще, — закончил рассказ Василий — Узнал я того злодея, что с хазарами сговаривался…

— Ну, продолжай, — кивнул Претич. — Сам понимаешь — на слово я тебе не поверю, а коли предателя споймаем, то и будет твоим словам порукой.

— Коли так, тогда знай воевода, пока я тебя ждал, он прошел в эти самые ворота.

— Чеслав! — рявкнул Претич так, что Василий аж подпрыгнул от неожиданности. Чеслав уже тут как тут, перед воеводой в струнку вытянулся. — Чеслав, ну-ка вспоминай, кого за ворота пропускали?

— Так за сегодни, кто только не проходил, — растерялся парень. — Всех не упомню…

— А всех и не нужно. Вспоминай кого недавно пропустил. С того времени как за мной бегал.

— За это время… Да кажись никого… Славко, — обернулся Чеслав к напарнику по караулу, — кто проходил пока я за воеводой бегал?

— Только посол византийский к князю пожаловали, да с ним волхв его… Как там… Дьяк кажись. Напридумывали словей — язык сломишь…

— Больше ни кого? — прервал словоохотливого гридня воевода.

— Никого.

— Уверен?

— Как в том что вы — воевода Претич!

— Добро, — молвил воевода. Час от часу не легче. Если и правда тут византийский посол замешан, к князю надо бежать. А что ему сказать? Что, мол, Василий-пьяница видел с похмелья, как византиец с хазарином заговор против Руси чинили? У князя рука тяжелая. Такой заговор покажет — зубов недосчитаешься.