Фонтаны рая (сборник)

С появлением космических кораблей торжество перекочевало в межпланетные просторы, претерпев не слишком много изменений. Земной экватор был условной линией, которую никто не видел. Так и в космосе только бортовой компьютер мог засечь момент, когда корабль, условно говоря, выходил из зоны притяжения одной планеты и попадал под действие притяжения другой. Но с появлением двигателей постоянного ускорения срединные, или «поворотные», точки стали физически ощутимыми и приобрели повышенное психологическое значение. За несколько дней пути пассажиры «Сириуса» привыкли к искусственной гравитации на борту. Теперь их ожидали несколько часов невесомости — внушительное напоминание о межпланетном пространстве.

Медленное вращение звездного неба в иллюминаторах и на экранах обзора свидетельствовало о том, что корабль разворачивается на сто восемьдесят градусов, меняя направление полета. Пассажиры могли тешить себя мыслью, что сейчас они движутся быстрее, чем кто-либо из людей. Существовала и другая, не менее волнующая перспектива: если с корабельным двигателем вдруг случится неполадка, «Сириус» уйдет за пределы Солнечной системы и всего за какую-нибудь тысячу лет достигнет ближайших звезд.

Но кроме мыслей у пассажиров корабля имелись и определенные физиологические потребности, и многих они волновали гораздо сильнее путешествия к звездам. Для них это был единственный шанс по-настоящему насладиться состоянием невесомости. Неудивительно, что в последние дни самой популярной книгой в корабельной библиотеке стала «NASA-сутра» — довольно старая книга, с большим юмором рассказывающая о телесных утехах в условиях невесомости. Правда, сейчас ее читали не из желания посмеяться, а как практическое пособие.

Капитан Иванов утверждал, что предстоящий маневр необходим и отнюдь не является потаканием низшим инстинктам некоторых пассажиров. Лицо капитана выражало сдержанное, но вполне убедительное негодование. Вопрос этот ему задали за день до «поворотной точки». Ответы капитана звучали вполне правдоподобно.

— Это единственный отрезок времени, когда остановка двигателя наиболее логична, — сказал капитан. — С полуночи до четырех часов утра по корабельному времени все пассажиры будут находиться в своих каютах и… надеюсь, будут спать. Следовательно, остановка доставит им минимум неудобств. Останавливать двигатель днем нельзя: кухни и туалеты не могут работать в условиях невесомости. Прошу это помнить! Накануне мы сделаем еще одно напоминание, однако, простите за резкость, всегда найдутся непрошибаемо самонадеянные идиоты. Кто-то вольет в себя излишек жидкости, кто-то не удосужится прочесть инструкции на пластиковых мешочках, которыми мы снабдим все ваши каюты.

Дункан был тоже не прочь поддаться искушению «забав в невесомости». Образ Мириссы тускнел в его памяти, а пассажирки корабля ему явно симпатизировали. Дункан получал недвусмысленные намеки от жительниц разных планет. К счастью, судьба спасла его от трудного выбора.

За неделю полета между Дунканом и Уорреном Маккензи установились вполне дружеские отношения. Когда до «поворотной точки» оставалось три дня, Дункан намекнул главному инженеру, что хотел бы побывать в тех частях корабля, куда пассажиров не допускают. Уоррен не ответил категоричным отказом. Вероятно, ему требовалось время на обдумывание и поиск возможностей. Свой ответ рыжеволосый шотландец дал всего за двенадцать часов до грядущей остановки двигателя.

— Не хочу драматизировать ситуацию и говорить, что меня за это выгонят с работы, — начал Уоррен. — Но и по головке не погладят, в этом можете не сомневаться.

— Иными словами, для вас это хлопотно, — сказал Дункан, не любивший туманных фраз.

— Дайте мне договорить. Вы ведь не просто любопытствующий пассажир. Вы — один из клана Макензи и занимаете достаточно высокий пост специального помощника главного администратора Титана. Если случится худшее… впрочем, я надеюсь, что все пройдет благополучно… мы скажем, что ваша просьба носила официальный характер.

— Конечно. Я вас отлично понимаю и очень ценю ваши усилия. И ни в коем случае вас не выдам, — пообещал Дункан.

— Осталось выбрать время. Если все наши игры с двигателем пройдут гладко… тут у меня нет причин думать по-иному… я сумею управиться за два часа, после чего отпущу всех своих помощников. Они умчатся со скоростью метеоров. Можете не сомневаться: ребятам тоже хочется насладиться невесомостью, и есть с кем… Вы меня поняли? Так что нам никто не помешает. Я позвоню вам в два часа ночи или около того — как только освобожусь.

— Надеюсь, мое предложение не нарушит ваших… личных планов? — осторожно спросил Дункан.

— Представьте себе, нет. Для меня невесомость уже потеряла свою новизну… Чему вы улыбаетесь?

— Да так, забавная мысль пришла в голову. Если кто-то и застанет нас в два часа ночи, у нас будет превосходное алиби…

И все же Дункан испытывал легкое чувство вины, плывя по коридорам вслед за Уорреном Маккензи. Хотя в «ночь невесомости» на корабле мало кто спал, нижние этажи «Сириуса» были пусты.

Дункан чувствовал себя виноватым вовсе не потому, что подбил Уоррена на эту экскурсию. Он воспользовался дружбой с главным инженером для своих тайных целей, замаскировав их интересом к устройству асимптотического двигателя. Казалось бы, вполне понятный интерес у человека, получившего инженерное образование. Однако вряд ли Уоррен столь наивен. Скорее всего, рыжий шотландец догадывался, какую угрозу экономике Титана несут двигатели нового поколения. Быть может, даже хотел тактично помочь Дункану.

— Возможно, увиденное вас разочарует, — сказал главный инженер, когда они проходили через шлюз между третьим и вторым этажами. — Там особо не на что смотреть. Но чувствительных натур такое зрелище может наградить стойкими кошмарами, потому мы и не пускаем туда посторонних.

«Причина понятная, хотя и не самая главная», — подумал Дункан. Устройство асимптотических двигателей не было секретным. Существовало великое множество литературы: от узкоспециальной, изобилующей математическими выкладками, до популярной. Дункану встречались даже сравнения с надеванием ботинок: зашнуровал и пошел. Однако все это касалось теоретической стороны. Стоило завести речь о практических подробностях, как земное Управление межпланетного транспорта проявляло редкостную уклончивость. На астероид, где собирались асимптотические двигатели, допускался только персонал управления. Дункану приходилось видеть размытые фотографии астероида № 4587, сделанные с большого расстояния. На них можно было различить две цилиндрические конструкции длиной более тысячи километров каждая. Астероид казался песчинкой, зажатой между ними. Цилиндрические конструкции назывались ускорителями. Они с бешеной скоростью сплющивали материю, создавая в сердце двигателя некий узел или что-то подобное. И это были все сведения, известные за пределами УМТ.

Дункан плыл в нескольких метрах позади Уоррена Маккензи. Они двигались по коридору, стены которого были густо обвиты трубами и кабелями разного диаметра. Ничего впечатляющего; за триста лет такую картину видело не одно поколение инженеров и механиков. Только большое количество поручней и толстый слой мягкой обивки свидетельствовали о том, что это космический корабль, где не всегда действует искусственная гравитация.

— Видите ту трубку? — спросил главный инженер, — Вон там: небольшая, красного цвета.

— Вижу. И чем она интересна?

Если бы не вопрос Уоррена, Дункан едва бы обратил внимание на заурядную трубку толщиной не больше карандаша.

— Вы не поверите, но это и есть главный трубопровод, по которому поступает водород. Сто граммов в секунду, восемь тонн в день, чтобы нестись со скоростью, которая прежде считалась немыслимой.

Интересно, что подумали бы создатели старинных ракет, глядя на этот миниатюрный трубопровод? Дункан мысленно представил толстенные трубопроводы первых кораблей, доставивших землян на Луну. Сколько топлива поглощали эти монстры? Они ведь были чрезвычайно расточительными: за секунду сжигали больше, чем «Сириус» за целые сутки полета. Хорошее сравнение: наглядно понимаешь, куда шагнул прогресс за минувшие триста лет. А куда он шагнет еще через триста?..