Горные дороги бога

— Мой повелитель!

— Но я поступил так, как вы. Позволил сказать свое слово тому, кому было что сказать. — Дарохранитель щелкнул пальцами над плечом. — Иди-ка сюда! И будьте добры объяснить оба, наконец, зачем понадобился весь этот маскарад.

Исполнения приказа пришлось ожидать дольше, чем это предписывали придворные правила, но один из стражников все-таки выдвинулся вперед, под яркий свет немигающих ламп, и пряди волос на настороженно склоненной голове засияли трехцветьем.

И сейчас…

Бездна открывшегося портала была бархатной. Или бархатистой? Она ведь не пеленала путешественников по рукам и ногам, как мне представлялось раньше. Нет, она ласково увлекала за собой, шелестя незримыми крыльями, струилась вдоль тела прохладными ручейками, играла в пятнашки, мимолетно дотрагиваясь и тут же отдергивая свои длани, но звонкое эхо прикосновения все длилось и длилось, оставаясь со мной…

Внутри меня.

Наверняка во многом была виновата печать демона, исковеркавшая мою плоть, безжалостно заточившая под себя то, что поддалось изменению. Во многом, но далеко не во всем.

Странное пространство портала и прежде, в первые посещения, казалось мне живым, но теперь я ощущал это в полной мере. И больше ни капельки не боялся того, что чувствую, наоборот, словно пытался впитать происходящее в себя. Полностью. Так, чтобы захлебнуться.

Память охотно делилась со мной старыми впечатлениями, раскрываясь веером то на одной, то на другой странице. И я сравнивал. Не то, что тогда на самом деле испытывал, а всего лишь факты, сухие и скучные. Но их было достаточно для простого и невероятно очевидного вывода.

Злом или добром являются для моего мира демоны, неважно, потому что дар, который они вручают людям, невозможно оценить. Они ведь приносят с собой чудеса. Да, изначально рождающиеся в дебрях нашего воображения. Но сколько таких желаний умирало и гнило бы внутри каждого из нас, если бы не существовало легенды о Ночи синих звезд и если бы мы не надеялись, пусть даже самыми потаенными глубинами своей души, однажды поймать в ладони искорку, пришедшую из неведомых далей?

Я ничего не знал о существовании демонов, пока судьба не швырнула меня в гущу нелепых и страшных событий, но все, чему меня учили, все, что мне помогали и позволяли делать с собственным телом, не стало бы возможно без участия детей иного мира. Наверное, когда-то я ненавидел это. И конечно же когда-то страстно любил. Но вереница чувств, оставшихся в прошлом, не меняет главного, а только все ближе подталкивает к простодушному вопросу…

Неужели скоро ничего чудесного в человеческом распоряжении не останется?

Можно трястись в карете по городам и весям, тратя месяцы на путешествие, которое прежде занимало несколько минут.

Можно надрываться, совершенствуя свое тело старыми, как мир, способами, чтобы совершать подвиги, а потом однажды перейти предел дозволенного и превратиться в никчемную рухлядь.

Конечно, мы не умрем, утратив шанс сотворить чудо, ведь когда-то демонов наверняка не было, а люди все равно жили и продолжали свой род. Мы будем искать новые пути возвышения и низвержения, это точно. Такова уж наша природа. Но чудеса…

Чудес больше никогда не будет.

Со временем важные подробности прошлого забудутся, и следующим поколениям уже не придется злиться и проклинать предков. Никаких имен в памяти не останется. Никаких деяний, одни только сказки, слушая которые молодежь будет крутить пальцем у виска, потому что в новом мире прежних героев и чудовищ уже не появится. Народятся свои, разумеется, куда ж денутся. Мелкие. Скучные. Обыденные. Такие, какие заслужит будущее, сонно дремлющее сейчас в моих ладонях.

Но ведь части демонов все равно некуда уходить, верно?

Объятия портала разомкнулись, с явной неохотой отпуская меня обратно в мой мир. А может, это я не хотел прощаться с очередным привычным, но одновременно невероятным и восхитительным чудом. Однако где-то кто-то по-прежнему принимал решения за меня, и оставалось лишь послушным ручейком вливаться в происходящее.

Оставалось расправить плечи, возвращая в прежнее напряженное состояние кисель мышц, за время путешествия почти отвыкших от вечной тяжести пребывания на земле. Проверить застежки одежды, чтобы те ненароком не раскрылись в самый неподходящий момент. Положить ладонь на кошель, удостоверяясь, что все вещи добрались до места назначения в целости и сохранности, повернуться и…

Ткнуться коленями в пол рядом с явно бессознательным, но отнюдь не неподвижным телом.

Ее потряхивало столь же ощутимо, как в лихорадке, только заметно реже, и каждый приступ дрожи проходил странно тяжелой волной от макушки до пяток. До каблуков туфель, елозящих по начисто выметенным каменным плитам. Пальцы скребли пол, словно ища опору или стремясь вырыть нору, в которой можно было бы укрыться. Глаза были не просто закрыты, а зажмурены с такой силой, что от их уголков в стороны расходились морщины, уместные на лице пожилой женщины, а вовсе не юной девушки.

Натти говорил, что демонов легче проводить через портал, чем людей? Увиденное свидетельствовало об обратном.

Хуже всего было то, что она не издавала ни звука, только коротко и прерывисто дышала, будто боялась сделать лишний, а тем паче глубокий вдох. Больше всего было похоже, что там, в пространстве портала, случилось нечто, до смерти напугавшее… Но вот кого из них? Демона или плоть, в которую он сейчас был заключен?

Нужно сделать выбор. Первый. Окончательный. На чьей стороне вступать в бой.

Нужно решиться. Или просто вспомнить то самое решение, с которого все и началось?

Я сгреб Лус в охапку, поднимая с пола, пусть чистого и даже не холодного, но все-таки малоприятного для лежания. Прижал к себе, чуть покачивая, как мать баюкает дитя, и стараясь попадать в такт волнам дрожи, чтобы подхватывать трепещущее тело на самом гребне и опускать вниз исключительно своей волей, а не волей невесть почему случившегося припадка.

— Успокойся, девочка. Что бы ни произошло с тобой только что, оно уже закончилось. Все. Полностью. И я не позволю ему вернуться.

Буря утихала медленно, уходя в те дали, откуда явилась, и с каждой волной, откатывающейся от берега, дыхание девушки становилось заметно глубже и ровнее. А потом карие глаза открылись, только почему-то не захотели встречаться со мной взглядом.

— Что это было?

Ресницы дрогнули.

— Что случилось в портале?

Она попыталась выкарабкаться из моих объятий. Неудачно. Конечно, я держал крепко, но это была только половина причины. Самая простая и легко устранимая, в отличие от своей второй части.

— Что там…

Я не закончил вопрос, услышав шелест воздуха за своей спиной. Дверь открылась совершенно бесшумно, а это в сочетании с тщательно убранной комнатой, предназначенной для приема путешественников, наводило на мысль, что местное хозяйство старательно содержится в порядке.

Плохая новость. Меня сейчас куда больше устроила бы компания раздолбаев вроде той, погибшей в Литто, добрая им память. Порядок — слишком двусмысленный признак для обстоятельств. Слишком неудобный. Зато есть возможность выиграть немного времени, чтобы перевести дух:

— Да помогите же, не стойте столбом! Моей супруге стало дурно в вашем хваленом портале!

* * *

Короткая борода пожилого мужчины, сидящего напротив меня, была расчесана волосок к волоску. При желании можно было пересчитать их все до единого, как и завитки древесных узоров на выскобленной и до блеска натертой воском столешнице. Стена за спиной сереброзвенника была девственно пуста, но столь же старательно ухожена, как и вся комната. Как и коридор, по которому мы пришли сюда. Как и…

Первое и самое невинное предположение оказалось ошибочным: порядок, царящий в Наблюдательном доме Руаннаса, был не просто данью уважения службе, а чем-то большим. Чем-то весьма пугающим.

Перья для письма расставлены по цвету и длине в пять разных стаканчиков, выстроенных шеренгой, как на параде. Листы бумаги сложены один на другой так точно, что кажутся единым целым. Приемные книги в шкафу толпятся корешок к корешку, строго по номерам, выведенным чернилами на потрепанной, но свежесмазанной гусиным жиром коже. Камзол застегнут на строгую линию пуговиц, несмотря на легкую духоту воздуха, с утра изрядно уже нагретого солнцем. Складки кружева на манжетах уложены одна к одной и словно только вышли из-под умелых рук гладильщицы.