Страница 22 из 113
— Ты сообщил о нем часовым?
— Да, дорога будет свободна.
— Где сейчас авангард республиканцев?
— В Ларош-Бернаре.
— Сколько их?
— Около тысячи.
В это время снова послышался стук копыт.
— О, — сказал Бранш-д'Ор, — неужели это он? Не может быть!
— Это не он, всадник приближается со стороны Ванна. Второй всадник остановился у дверей и вошел. Кадудаль узнал его, хотя тот был с головы до ног закутан в плащ.
— Это ты, Кер-де-Руа[21]? — спросил он.
— Да, мой генерал.
— Откуда ты?
— Из Ванна, куда вы послали меня следить за Синими.
— Отлично, и чем же они заняты?
— Они умирают с голоду, и генерал Харти собирается сегодня ночью совершить налет на склады Гран-Шана, чтобы пополнить припасы. Генерал будет командовать лично и, чтобы это легче было делать, выступит с колонной всего из ста человек.
— Кер-де-Руа, ты устал?
— Никак нет, генерал.
— А твоя лошадь?
— Она скакала довольно быстро, но не сдохнет, если пройдет еще три-четыре лье. Два часа отдыха и…
— Два часа отдыха, двойная порция овса, и пусть она пройдет шесть!
— Она пройдет их, генерал!
— Ты отправишься в путь и от моего имени прикажешь на рассвете очистить деревню Гран-Шан.
Кадудаль замолчал, прислушиваясь.
— Ага, — сказал он, — на этот раз, похоже, это он. Я слышу стук копыт со стороны Ларош-Бернара.
— Это он, — сказал Бранш-д'Ор.
— Кто это? — спросил Кер-де-Руа.
— Тот, кого ждет генерал.
— Ну, друзья мои, оставьте меня одного, — сказал Кадудаль. — Кер-де-Руа, ты должен как можно раньше попасть в Гран-Шан, а ты, Бранш-д'Ор, собери тридцать человек, и будьте готовы немедленно отправиться гонцами во все концы страны. И позаботься об ужине для двоих, пусть подадут лучшее, что найдется.
— Вы уезжаете, генерал?
— Нет, я выйду встретить того, кто приехал. Быстро выходи и постарайся, чтобы тебя не заметили!
Кадудаль показался на пороге в ту минуту, когда всадник, осадив лошадь, оглядывался по сторонам.
— Он здесь, сударь, — сказал ему Жорж.
— Кто именно? — спросил всадник.
— Тот, кого вы ищете.
— Почему вы думаете, что я кого-то ищу?
— Об этом нетрудно догадаться.
— И кого же я ищу?
— Жоржа Кадудаля, об этом тоже легко догадаться.
— Хм, — произнес молодой человек.
Он спрыгнул с лошади и хотел привязать ее к ставню.
— Бросьте поводья, — сказал Кадудаль, — и не беспокойтесь о вашей лошади. Когда она вам понадобится, вы легко найдете ее. В Бретани ничего не пропадает. Вы на земле, где царит порядок, — и, указав на дверь, продолжал: — Окажите мне честь, господин Ролан де Монтревель, войдите в этот скромный дом. Сегодня я могу принять вас только в этом дворце.
Как ни прекрасно владел собой Ролан, он все же не смог скрыть удивления, и при свете огня, который разожгла чья-то заботливая рука, яснее, чем при свете лампы, было видно, что Ролан тщетно пытается понять, как тот, кого он искал, смог заранее узнать о его приезде. Однако Ролан счел неуместным обнаружить свое любопытство, сел на стул, предложенный Кадудалем, и вытянул ноги к огню.
— Так это и есть ваша штаб-квартира? — спросил он.
— Да, полковник.
Ролан оглядел комнату.
— У вас довольно странная охрана.
— Вы говорите так потому, что по пути сюда не встретили ни души?
— Признаюсь, на глаза мне не попалось даже кошки.
— Но это не значит, что дорога не охраняется, — рассмеялся Кадудаль.
— Бог мой, может быть, ее сторожат совы, которые всю дорогу перелетали за мной с ветки на ветку? В таком случае беру свои слова назад.
— Именно так, — ответил Кадудаль. — Совы — мои часовые. У них прекрасное зрение, ведь в отличие от людей они видят ночью.
— Пусть так, но если бы я заранее не разузнал дорогу в Ларош-Бернаре, мне бы не у кого было спросить, куда ехать дальше.
— Где бы вы ни остановились по пути, вам стоило громко спросить: «Где найти Жоржа Кадудаля», и вы бы услышали голос: «В деревне Музийак, четвертый дом по правой стороне». Вы никого не видели, полковник, так что же! Сейчас полторы тысячи человек знают, что господин Ролан де Монтревель, адъютант первого консула, беседует с мельником из Керлеано.
— Но если эти полторы тысячи человек знают, что я адъютант первого консула, как же они пропустили меня?
— Потому что они получили приказ не только пропустить вас, но и оказывать любую помощь, которая только понадобится.
— Так вы знали, что я должен приехать?
— Я знал не только то, что вы должны приехать, но и зачем.
— В таком случае не имеет смысла рассказывать вам об этом.
— Пожалуй, да, но, возможно, мне будет приятно услышать то, что вы скажете.
— Первый консул желает заключить мир, — полный мир, а не перемирие. Он уже подписал мирный договор с аббатом Бернье, Отишаном, Шатийоном и Сюзанне. Его огорчает, что только вы, кого он считает храбрым и достойным противником, упорствуете и не прекращаете сопротивления. Итак, он послал меня прямо к вам. На каких условиях вы согласны заключить мир?
— О, мои условия очень просты, — смеясь, сказал Кадудаль. — Первый консул должен уступить трон Его Величеству Людовику XVIII, он должен стать его коннетаблем, генерал-лейтенантом, командующим его армией и флотом, и в тот же миг перемирие превратится в настоящий мир, и я первый стану верным солдатом консула.
Ролан пожал плечами.
— Вы прекрасно понимаете, что это невозможно, — ответил он, — и первый консул ответит решительным отказом на это предложение.
— Ну что ж, поэтому я и намерен вновь открыть военные действия.
— И когда же?
— Сегодня ночью. Вам повезло, вы сможете присутствовать при этом.
— Известно ли вам, что генералы Отишаи, Шатийон, Сюзанне и аббат Бернье сложили оружие?
— Они вандейцы, и от имени вандейцев вольны делать, что им угодно. Я — бретонец и шуан, и от имени бретонцев и шуанов могу поступать, как мне заблагорассудится.
— Послушайте, генерал, но таким образом вы втягиваете этот несчастный край в истребительную войну!
— Я призываю христиан и роялистов принять мученическую смерть.
— Генерал Брюн в Нанте, у него восемь тысяч французских пленных, которых нам передали англичане.
— Очень жаль, полковник, но пусть они не ждут, что с нами будет так же. Синие научили нас не брать пленных. Что до численности противника, то это мелочи, на которые мы привыкли не обращать внимания.
— Знаете ли вы, что если генерал Брюн и восемь тысяч его пленных, к которым присоединятся двадцать тысяч солдат, перешедших под его командование от генерала Гедувиля, не смогут вас победить, то первый консул полон решимости лично выступить против вас со стотысячным войском?
— Мы будем признательны за оказанную нам честь, — отвечал Кадудаль, — и постараемся доказать, что достойны сражаться с ним.
— Он сожжет ваши города.
— Мы укроемся в деревнях.
— Он сожжет деревни.
— Мы уйдем в леса.
— Подумайте еще, генерал!
— Окажите мне любезность, проведите со мной сутки, и вы увидите, что я уже все обдумал.
— И если я соглашусь?..
— Вы доставите мне большое удовольствие, полковник. Только не просите у меня больше, чем я могу дать: сон в деревенском доме, лошадь, чтобы сопровождать меня, пропуск, чтобы уехать отсюда.
— Я согласен.
— Дайте слово не оспаривать приказов, которые я буду отдавать, и не пытаться расстроить сюрприз, который я готовлю.
— Генерал, мне так интересно увидеть вас в деле, что я даю вам слово!
— И не вмешиваться в то, чему вы станете свидетелем?.. — продолжал Кадудаль.
— Что бы ни случилось, я ограничусь ролью зрителя. Я хочу сказать первому консулу: «Я видел».
Кадудаль улыбнулся:
— Ну что же, и вы увидите! — сказал он.
Дверь отворилась, двое крестьян внесли накрытый с гол, на котором дымился капустный суп с куском сала и стояли два стакана и огромный кувшин, доверху полный пенящегося сидра. Стол был накрыт на двоих, «то было явным приглашением разделить трапезу.
21
Кер-де-Руа (Cœur de Roi) — Королевское сердце.