Похищенный трон

– Ты, должно быть, не совсем правильно меня понял.

Я на своем веку повидал немало армий, воистину немало, но эта сильнее всех. Не представляю себе, как мы можем потерпеть поражение, когда хаморы поймут наконец, что деваться им некуда и придется схватиться с нами.

Эти слова успокоили Абиварда. Если уж отец не представлял, как хаморы могут добиться победы, значит, этого не может быть. Он сказал:

– Царь Царей, да продлятся его дни и прирастет его царство, представляется мне человеком, способным в нужное время ударить, и ударить крепко.

– И мне он таким представляется, – ответил Годарс. – Я очень удивлюсь, если впереди наших войск, когда мы ударим по хаморам, не будет развеваться его львиный штандарт. Хотя о его отваге я знаю только с чужих слов. Слыхал я, что и сын его, Шарбараз, не уступает отцу. Он, кстати, примерно твоих лет.

– Я не видел здесь его штандарта.

– И не увидишь, – отозвался Годарс. – Пероз, да продлятся его годы, оставил его в Машизе, как я оставил в крепости Фраду. Хотя по другой причине. Я просто считаю, что Фрада немного не дорос до битвы, чуть-чуть. Шарбараз взрослый мужчина, и я думаю, Царь Царей желает, чтобы он держал в узде евнухов и столичную знать, пока сам Пероз воюет.

– Не посмеют же они воспользоваться отсутствием Царя Царей… – Абивард запнулся, поймав на себе скептический взгляд отца, и почувствовал, что заливается краской. – А может, и посмеют.

– Никаких «может», сынок, никаких, – сказал Годарс. – Мне остается лишь благодарить Господа, что избавил меня от таких забот. Пусть я владелец всего лишь надела, а не царства, зато могу положиться на своих людей, когда повернусь к ним спиной. Моя участь во многих отношениях лучше, ох, во многих.

– И я так считаю. – Абивард не мог представить себе, чтобы приближенные отца пошли против воли дихгана. До него доходили идущие из Машиза слухи о неповиновении в верхах, но он им не верил. Узнать же, что они имеют под собой основания, было равносильно потрясению. – Возможно, отец, это потому, что они там слишком близки к видессийской границе.

– Воистину вполне возможно, что не без этого, – согласился Годарс. Подозреваю, что они там к тому же слишком близки к чересчур большим деньгам.

Когда у тебя хватает монет, чтобы делать то, что ты должен, и еще немного, чтобы делать то, что ты хочешь, – это приятно, как вино. Но человек, ставший рабом серебра, не лучше того, кто стал рабом вина, а возможно, и хуже.

Абивард поразмыслил над этим, решил, что отец, скорее всего, прав, и признал это, кивнув, после чего спросил:

– Когда, по-твоему, мы прижмем степняков к стенке?

Годарс почесал шрам, обдумывая ответ.

– Они выждут самое большее еще пару дней, – наконец произнес он. – Дольше не смогут, а то сгорит слишком много степи. Их стадам для выпаса нужно широкое поле.

И вновь эти слова! С тех пор как Таншар изрек свое странное пророчество, Абивард уже дважды слышал про широкое поле, хотя до сих пор не мог сказать, что же это значит. Интересно, когда же он узнает наверняка?

Через два дня Абивард готов был признать своего отца более искусным прорицателем, нежели Таншар. Первые вооруженные хаморы появились перед макуранской дружиной на следующее утро после их разговора. Они выпустили несколько стрел, не причинивших особого вреда, и ускакали. Их тяжеловооруженному противнику было не угнаться за ними.

Тогда вперед выдвинулись макуранские лучники, чтобы прикрыть главные силы от наскоков кочевников. Остальные воины перестроились из растянутого и несколько неупорядоченного походного строя в настоящие боевые порядки.

Под железной сеткой, скрывавшей лицо, Абивард обнажил зубы в хищной и радостной улыбке – теперь он в любой момент мог оказаться в деле. Он мельком взглянул на Вараза. Хорошенько разглядеть лицо брата он не мог, но по сияющим глазам Вараза понял, что и тот рвется в бой.

Годарс, напротив, просто неспешно гарцевал дальше. Если судить по тому, сколько он проявлял ярости и страсти, ближайший хамор находился не менее чем в тысяче фарсангов. Абивард решил, что отец, несмотря ни на что, уже стар.

Часа через два на левом фланге армии появилась большая группа степняков и принялась осыпать воинов градом стрел. На них, немилосердно пыля, обрушилась макуранская кавалерия. Отогнав кочевников, воины вернулись к своим товарищам.

Войско встретило их приветствен-ным, кличем.

– О Господи, ну почему мы не на левом фланге? – воскликнул Абивард. – Им досталась первая слава в этом походе!

– Какая слава? – спросил Годарс. – Что они догнали хаморов? Я не заметил, чтобы они хоть кого-то нашли. Очень скоро кочевники появятся снова и опять слегка покусают нас. Так воюют здесь, в степи.

И вновь предсказание Годарса вскоре сбылось. Хаморы не только вернулись на видимое расстояние от флангов войска Царя Царей, но и стали большими группами появляться спереди и слева. Двоих воинов отвели в тыл, к повозкам лекарей. Один из них хромал, другой корчился и кричал.

Абивард передернулся:

– В последний раз я слышал такой крик, когда наш старый повар – как его звали, отец? – опрокинул на себя большой котел с супом и обварился насмерть. Я тогда был совсем маленьким. Динак рассказывала мне, что ее после этого много лет терзали кошмарные сны.

– Его звали Пишинах, и, твоя правда, кричал он самым жалостным образом. Годарс приподнял шлем и утер лицо платком. Вид у него был обеспокоенный. Однако за нами по пятам идет куда больше кочевников, чем я предполагал.

– Но ведь мы этого и хотели – заставить их драться? Или нет? – озадаченно спросил Абивард.

– Вот-вот. – Отец невесело рассмеялся. – Как-то подозрительно получать от хаморов то, что хочешь получить, даже если мы их к этому вынуждаем.

– Но ты ведь только вчера предсказывал это, – возразил Абивард. – Что ж ты недоволен, когда твое предсказание сбывается?

– Оно сбывается не так, как я хотел. Я рассчитывал, что мы заставим хаморов биться, что они будут в отчаянии и страхе. Но их лучники вовсе не похожи на отчаявшихся людей. У них есть какой-то свой план. – Он пожал плечами, отчего его кольчуга лязгнула. – Но может статься, я просто вижу злых духов за каждым кустом и под каждым камнем.

– Разве наши ясновидцы не могут выведать, что у хаморов на уме? – спросил Яхиз. Годарс плюнул на землю:

– Ничего они не могут, твои ясновидцы. Если бы ты, малый, потерял колечко там, в нашей крепости, ясновидец помог бы тебе найти его. Но когда дело касается войны – нет. Во-первых, страсти людские ослабляют волшебство, поэтому, кстати, так редко срабатывают любовные зелья, а война – дело горячее.

Во-вторых, шаманы степняков прибегают к собственному волшебству, стараясь ослепить нас. А в-третьих, мы и сами по уши заняты тем, чтобы эти демонопоклонники не проведали, что на уме у нас. На войне работает железо, сынок, железо, а не волшебство.

– И это хорошо, – сказал Абивард. – Если бы войной занимались чародеи, то другим уже не удалось бы в ней поучаствовать.

– И ты считаешь, что это хорошо? – спросил Годарс. – Не уверен, не уверен.

– А зачем же ты тогда присоединился к дружине Царя Царей? – спросил его Абивард.

По велению долга и Пероза, Царя Царей, да продлятся его дни и прирастет его царство, – ответил Годарс. – Уж не хочешь ли ты, чтобы я запятнал свою честь и честь нашего рода?

– Нет, клянусь Господом! – воскликнул Абивард. Хотя он и не стал продолжать спор, ему очень хотелось, чтобы отец в своих речах проявлял чуть больше восторга поводу предпринятого Перозом похода.

В авангарде армии Царя Царей рожки пронзительно протрубили сигнал, которого Абивард с нетерпением ждал со времени переправы через Дегирд:

«Неприятель впереди!» Макуранцы двигались боевым строем с самого начала атак степняков, но все же по их рядам прокатился возбужденный гул. Теперь уже не долго ждать – они покарают хаморов за блошиные укусы, которые те посмели нанести войску Царя Царей.

Абивард выехал на вершину небольшого холма. Сомневаться не приходилось вон они, кочевники, в половине фарсанга на север. Они выстроились в две группы: спереди относительно маленькая, а большая – чуть подальше.