Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 60

Скай рассмеялась.

— Издеваешься надо мной?

Джарра, по-прежнему улыбаясь, вновь посмотрел на жену, на этот раз чуть дольше задержав на ней взгляд. В уголках его глаз собрались морщинки.

— Зачем же? — глухо пророкотал он, чтобы не слышали Келли с матерью. — Уверяю тебя, у меня на уме гораздо более приятные вещи.

Скай покраснела и исподтишка пихнула его ногой.

— Вовсе нет, — отозвалась с заднего сиденья Келли, не слышавшая последней реплики Джарры, предназначенной исключительно для ушей жены. — Так и есть. Один лингвист, изучавший в наших краях названия мест, сказал, что это единственно верное предположение.

— Я тебе их позже продемонстрирую. — Джарра бросил на жену плотоядный взор. Она в ответ скорчила ему рожицу, но он только рассмеялся.

Кулья оказалась захудалым городком, но все маленькие скромные домики с железными крышами радовали глаз свежей побелкой. Кроме сонной пивной и универмага, Кулье похвастать было нечем, однако женщины с удовольствием погуляли по городку пару часов, делая покупки и знакомя Скай с местными жителями.

Обедать Джарра повел их в пивную, а потом повез домой. На следующий день вместе с остальными скотоводами он вновь отправился на пастбища.

В свой следующий визит в Маунт-Айзу на прием к врачу Скай купила с десяток комнатных растений в горшках, не обращая внимания на ворчание Джарры, выражавшего недовольство по поводу транспортировки таких неудобных покупок в «Цесне». Горшки с растениями Скай расставила на балконе их спальни.

Пуансетия, фиалка узамбарская и фикус цвели и благоухали под ее надзором, а Элла снабдила ее удобрениями из морских водорослей, посоветовав регулярно подкармливать ими растения, но не губить чрезмерной заботой.

Скай также купила плетеную колыбель с верхом и с помощью Эллы выбрала постельные принадлежности, одежду и прочие вещи, необходимые для грудного малыша.

В огороде созрели помидоры. Скай помогала делать из собранного урожая маринады, приправы и даже томатный джем. Иногда ее мутило от запаха пряного варева, но она была очень горда тем, что в консервированных банках, аккуратными рядами заполнивших несколько полок в большой кладовой, есть доля и ее участия. Она даже сфотографировала их.

В саду пестрели золотистые и красные головки настурции и календулы, а в ветвях лиловой баугинии, растущей возле столовой, свила гнездо трясогузка. Скай нашла в траве убежище шалашника, украшенное кусочками синего пластика и блестящими колечками от пивных банок, и, притаившись с фотоаппаратом, наконец засняла на пленку и самого горделивого хозяина — красивую птаху с ярко-розовым пятном на голове, таким же неровным, как случайно плюхнувшаяся на пол капля краски.

Нагибаться и приседать становилось все труднее. Элла позволяла ей выполнять только самую легкую работу по дому и в саду, а мужчины у нее из рук не вырывали разве что спички. Даже Келли бросалась ей на помощь, видя, как медленно и неуклюже она двигается, занимаясь повседневными домашними делами. Воздух накалялся. От жары появилась отечность. Скай постоянно испытывала неудобство и большую часть времени проводила в помещении, где всегда работал кондиционер.

Слава Богу, что в усадьбе был бассейн. В воде она двигалась легче, не столь остро ощущая давящую тяжесть своего тела. Однако купалась Скай только в отсутствие мужчин, так как стыдилась выставлять на обозрение свою деформировавшуюся фигуру.

В ноябре начались летние бури — сухие ураганные ветры без дождей, сопровождавшиеся разрядами молний, рассекающих низкие лиловатые облака. Скай, вооружившись широкоугольным объективом, пыталась зафиксировать на пленку грозное великолепие опасной погоды.

На случай пожара стоял на ходу грузовик с водоцистернами. Джарра с Келли и еще двое работников постоянно проверяли участки с сухой травой, которые могли загореться от молний.

— Тебе пора уезжать, — сказал Джарра, и у Скай захолонуло сердце. — Я забронировал для тебя билет на самолет в Новую Зеландию. Так что, пожалуй, тебе лучше позвонить родителям.





В ночь перед отъездом он привлек ее к себе и стал молча ласкать, бережно утоляя ее и свою страсть, а после, когда она отдыхала в его объятиях, пробормотал ей на ухо:

— Не представляю, как я переживу лето без тебя. Я люблю тебя...

— Ты никогда не признавался мне в любви.

— Не может быть.

— И тем не менее. — Он говорил, что она прекрасна, что у нее чудесная кожа, что он едва не теряет рассудок, грезя о ней на пастбищах, но при этом слов «я люблю тебя» он не произнес ни разу. — Я впервые слышу твое признание.

Джарра безмолвствовал несколько мгновений.

— Люблю, и ты это знаешь. Обожаю каждую косточку в твоем восхитительном теле, каждый волосок на твоей голове. Ты мечта всей моей жизни, и я с трудом верю в то, что ты согласилась выйти за меня замуж и пообещала жить со мной и любить меня до последнего издыхания. Увидев тебя впервые, я подумал, что ты самое совершенное создание на свете...

— Создание?

— Существо. Женщина. Прекраснейшая из женщин. И ты по-прежнему таковой остаешься. Я люблю в тебе все: твою кожу, — он погладил ее руку, — твой восхитительный рот... — кончиком языка он очертил контуры ее губ, — твои невероятно мягкие шелковистые волосы. — Его ладонь переместилась на ее грудь. — Мне нравится, что, хотя твое тело и изменилось, давая приют нашему ребенку, ноги у тебя такие же длинные и стройные, как прежде. Я обожаю твой смех, он как-то неожиданно застревает у тебя в горле, будто ты пытаешься подавить его. Обожаю эту маленькую жилку... — он коснулся пальцем впадинки на шее, — которая начинает трепетать порой, когда я смотрю на тебя и ты знаешь, что мне хочется перегнуться к тебе через обеденный стол или утащить тебя из кухни наверх, в нашу спальню.

Он склонил голову и кончиком языка тронул нежную впадинку.

— Вот она и сейчас трепещет. Я опять хочу тебя, Скай. Ты не очень утомилась? Вытерпишь меня еще раз?

Вытерпит ли она? Его слова вновь всколыхнули, казалось, уже утоленное желание. Тело запылало. Она погладила Джарру по волосам и притянула к себе его голову, встретившись с ним губами. Это была их последняя ночь вдвоем перед долгой разлукой, и Скай хотела, чтобы для них обоих она стала незабываемой.

Джарра отвез ее в Маунт-Айзу, где они пересели на самолет, вылетавший в Брисбен. В ожидании рейса на Новую Зеландию она выпила кофе в брисбенском аэропорту.

— Я прилечу ко времени родов, — сказал Джарра, провожая ее к самолету.

— Жаль, что ты не едешь со мной. — Эти слова вертелись у нее на языке с тех самых пор, как он объявил, что ей придется покинуть «Опаловый плес», причем без него. Теперь они сорвались с губ. Слишком поздно.

— Мне тоже жаль, — только и сказал он в ответ с улыбкой, а потом поцеловал на прощание и отпустил.

Всю дорогу, пока она шла к самолету по застеленному ковровым покрытием коридору, Скай неотступно преследовала мысль, что, возможно, в глубине души Джарра рад ее отъезду, ведь, по крайней мере, какое-то время он будет избавлен от ответственности за нее. В последние недели он выглядел особенно утомленным — щеки ввалились, взгляд потух, глаза покраснели от усталости. Неумолимая пастбищная страда отнимала у него все силы. Но когда она, освежившись в ванной и подкрасив лицо, встречала его в одном из своих свободных платьев, которые сшила сама, или появлялась перед ним в спальне в шелковой ночной сорочке с глубоким вырезом, обнажавшем ее пополневшую грудь, с его лица исчезало угрюмое озабоченное выражение и глаза начинали светиться восхищением и теплотой.

Порой, после изнуряющей возни на кухне, где она помогала Элле готовить еду, ей стоило немалых трудов заставить себя выпростаться из домашних брюк и свободной блузки, в которых она обычно занималась хозяйством, и привести себя в порядок к приходу мужчин. Но тот его взгляд искупал все ее усилия с лихвой. И если у него не было сил беседовать, она дарила ему отдохновение уютным теплом своего тела, прежде чем он проваливался в тяжелый сон.