Страница 63 из 99
Еще труднее было лететь, когда неожиданно надвинулись серые облака, окутавшие каменные вершины. Пришлось идти вслепую, по приборам, в сплошной белесой мгле.
Когда вырвались наконец из облаков и вместо гор под крылом забелела ровная тундра, словно стол, покрытый накрахмаленной скатертью, Каманин увидел, что за ним летят только две машины. Самолета Демирова не было.
«Не выдержал, вернулся, – подумал молодой командир отряда. – Он еще мало тренировался в слепом полете».
Много позднее выяснилось, что действительно так и было.
В Анадыре – большом, по условиям тогдашнего Севера, городе с населением в… семьсот человек, летной погоды пришлось ждать шесть суток. Свирепствовала пурга, подымая тучи белой пыли, по-разбойничьи свистел ураганный ветер, бросая в лицо колючую, слепящую снежную крупу. Тут не только не полетишь, а и шага не сделаешь. За шесть дней одноэтажные дома в Анадыре занесло вместе с крышами, из одного в другой прокапывали под снегом что-то вроде подземных ходов.
Воспользовавшись первым же просветом в небе и попутным ветром, 28 марта отряд пошел на штурм Анадырского хребта. Собственно говоря, это был уже не авиационный отряд, а летное звено – одно правое крыло римской пятерки.
Через час с вершины хребта навстречу летчикам спустилась и замела жесточайшая пурга. Гор не видно. Какую брать высоту – неизвестно, карта не дает сведений об их вышине.
«Если бы я пошел вперед, все остальные самолеты пошли бы за мной, – записал Каманин в дневнике. – Имею ли я право вести отряд в облака, не зная высоты хребта?
Мы можем врезаться в горы и тогда – конец. Имею ли я право рисковать нашей жизнью и машинами, когда мы так близки к цели? Нет! Что же делать? Вернуться в Анадырь? И это не подходит… Решил не идти ни вперед, ни назад, а сел тут же вблизи чукотских яранг».
Чукотское селение из пяти яранг, стоявшее среди бесконечной тундры, называлось Кайнергин.
Чукчи выбежали навстречу крылатым гостям и остановились метрах в ста от самолетов, не решаясь подойти ближе. Наконец один из них, помоложе и посмелей, шагнул вперед и неожиданно крикнул по-русски:
– Здравствуйте!
Только он один немного говорил по-русски и назвал себя «секретарем колхоза» Тынтыгреем. Этот «секретарь», кстати сказать, не умел ни читать, ни писать.
– Пишут нам все в Анадыре, – объяснил Тынтыгрей.
Чукчи помогли закрепить машины и радушно пригласили авиаторов к себе в ярангу. Но те не могли усидеть в ней одной минуты. Там стоял невыносимый запах гниющего мяса. Чукчи тогда мясо не солили. Убьют моржа, притащат в ярангу и месяцами едят его сами и кормят им собак.
Летчики собрались было ночевать на снегу, но нашелся полусгоревший остов яранги. Его покрыли моржовыми шкурами – все-таки крыша над головой.
В гости к гостям пришли все жители Кайнергина. В новой яранге – яблоку негде упасть. Пилоты сварили чукчам целое ведро какао, угощали их галетами. Потом начался русско-чукотский концерт. Несколько чукчанок встало в круг. Они танцевали без всякой музыки, время от времени издавая гортанные звуки, раскачиваясь и подпрыгивая на месте. Мужчины показывали в танце, как они охотятся на моржей и медведей.
Когда стало темнеть и вьюжить, чукчи, очень довольные вечером, разошлись по ярангам, а летчики залезли в свои спальные мешки и тотчас же крепко заснули.
Каманин проснулся первым и забеспокоился – который час, не пора ли лететь дальше? Он высунул голову из мешка и не поверил своим глазам. Над ним – темное, беззвездное небо. Снег бьет в лицо. Воет ветер. На местах, где лежали товарищи, сугробы снега высотой в полметра.
Под снегом было тепло, а как только вылезли из мешков, почувствовали холод.
Оказывается, разыгравшаяся ночью пурга сорвала и унесла и «крышу» и «стены». Все – примуса, кастрюли, планшеты, оружие – погребено под снегом. А на месте самолетов – снежные холмы.
Пурга неистовствовала, завихряя снежные смерчи, сбивая с ног.
Девять авиаторов, боясь заблудиться, взялись за руки и пошли. Яранга, из которой они вчера убежали, показалась им сегодня дворцом. Десять чукчей, девять летчиков, двадцать шесть собак со щенятами, нарты и разная утварь сгрудились в жилище из звериных шкур, спасаясь от пурги. Грязные, небритые, в мокрой одежде, задыхаясь в тесной яранге, летчики «пурговали» двое суток.
Когда немного прояснилось, с помощью гостеприимных чукчей самолеты выкопали из снежных могил. Пурга спрессовала снег в настоящий лед, который пришлось скалывать топорами. Примусами и паяльными лампами нагрели воду для моторов…
Но и на этот раз хребет не пустил летчиков в Ванкарем. Он стоял, как неприступная стена, перебраться через которую никак не удавалось.
После нескольких часов бесплодного полета три машины вернулись в Кайнергин. Тынтыгрей с чукчами встретил знакомых пилотов, как сородичей, вернувшихся с неудачной охоты.
Маленький отряд был отрезан от всего мира. Вестей от него не поступало. Радио тогда ведь на самолетах не было. Многие люди в те волнующие дни отмечали на карте продвижение самолетов к лагерю Шмидта, как линию фронта во время военных действий. Флажки, обозначавшие группу Каманина, надолго остановились в пункте, начертанном мелкими буквами – Олюторка. В Москве уже подумывали об организации поисков Каманина и его товарищей.
А тем временем в душной яранге самый молодой пилот совещался с самым опытным.
– Возвращаться за бензином в Анадырь или лететь вперед, более легким путем, обогнув Чукотский полуостров, вдоль берега? Это удлиняет дорогу на тысячу двести километров, – сказал Каманин. – Как твое мнение, Василий Сергеевич?
– Тут двух мнений быть не может, – отвечал Молоков. – Только вперед. А если с бензином будет плохо, – добавил, – так долетим до какой-нибудь точки, а там из трех машин перельем горючее в две или одну, чтобы хоть одна долетела…
Так и сделали. Курс на бухту Провидения. По пути новое препятствие – туман. Опять вынужденная посадка. Туман медленно редеет, уходит вверх. Снова взлет, сухопутные машины спокойно идут над морем, словно над зеленым полем аэродрома. У мыса вышли на берег. Тут самолет Пивенштейна поравнялся с флагманской машиной. лётчик показал на бензиновые баки, потом на часы, три раза разжал кулак. Каманин сразу понял смысл этой жестикуляции: бензина хватит на 15 минут. До Ванкарема оставалось 60 километров.
Сели на лед небольшого озерца. Рядом маленькое чукотское селение Валькальтен.
При посадке на самолете Каманина лопнул амортизационный шатун. Ремонт не очень сложный, но требующий времени. Какой смысл ждать всем трем машинам, когда бензина все равно хватит лишь для двух. Вот что писал в своих воспоминаниях Пивенштейн:
«…Каманин сказал мне то, к чему я уже был готов:
– Придется оставить тебя здесь с моим самолетом. Мы сольем с него бензин, чтобы хватило до бухты Провидения, и оттуда сразу пришлем тебе горючее. Постарайся за это время исправить мою машину и догнать нас.
Вряд ли когда-нибудь я получал более тяжелое приказание. Каманин почувствовал это.
– Я прекрасно понимаю, что тебе тяжело, – продолжал он, – сожалею, но ничего не поделаешь.
Не хотел он больше об этом говорить. Я сам понимал, что как командир звена Каманин не может поступать иначе».
Ориентир – столб дыма
Заправившись по дороге в бухте Провидения, Молоков и Каманин прилетели в Уэллен. Отсюда – рукой подать до Ванкарема.
Седьмого апреля, меньше чем через час после посадки в Ванкареме, машины снова поднялись в воздух. Курс на льдину в лагерь Шмидта! Полета – 55 минут. Ориентир – столб дыма от сигнального костра.
Самолеты шли над Чукотским морем. Под крылом простиралась бескрайняя, непрестанно движущаяся ледяная пустыня. Льдины громоздились одна на другую, переваливались, словно играя в чехарду. Темные разводья курились паром, который летчики ошибочно принимали за сигнальный дым.
Штурман Каманина Шелыганов, рассчитав расстояние, время и силу ветра, как всегда предупредил пилота за десять минут. Вторично предупредил за три минуты. Но лагерь все еще не показывался.