Киреевы

Если бы чувство дочери было таким же беспредельно сильным, как его отцовское чувство, Наташа приехала бы к нему, и никакие институтские занятия не могли бы помешать ей. Киреев отнял у него не только Марийку, но и Наташу.

Степан Дмитриевич уже не первый раз приходит к такому выводу. И все же ему нравился Киреев, сильный человек, с большой открытой душой. Такое он произвел впечатление при встрече и таким остался в его воспоминаниях. Горечь утраты смягчалась лишь тем, что Марийка нашла свое счастье с таким человеком, как Киреев.

«Обязательно постараюсь в Москве повидаться с ним», — решил Степан Дмитриевич.

В Москве Чернышева ждала неожиданность. В Наркомате ему передали письмо от Марии Михайловны. Она послала это письмо на всякий случай, не уверенная, что Степан Дмитриевич скоро получит его.

С юношеским волнением читал Чернышев строки, написанные бывшей женой. Мария Михайловна сообщала, что Наташа с мужем и сыном не успели выехать. Это ей удалось узнать путем переписки с работниками завода, эвакуированного за Урал. От них она узнала, что директор на заводе новый, совсем не известный ей человек. Белов с женой погибли в пути — фашисты сбили самолет, на котором летели бывшие руководители завода.

По тону письма чувствовалось, что Мария Михайловна тяжело переживала отсутствие сведений о дочери и внуке.

«Я должен помочь Марийке», — это решение пришло мгновенно и твердо овладело всем существом Степана Дмитриевича.

Ему повезло. Обстоятельства сложились так, что он смог получить двухнедельный отпуск.

Встретиться с Киреевым не удалось, его не было в городе. Но Степан Дмитриевич и не жалел об этом. Слишком мало времени было у него. Ему хотелось сейчас быть особенно спокойным, собранным. Все мысли о своих личных чувствах Степан Дмитриевич упорно гнал от себя. Он приедет как старый, надежный друг — и только.

Катерина сразу узнала Чернышева. Впустив его в квартиру, она поспешила к Валентине Сергеевне. Только полчаса тому назад Мария Михайловна ушла туда вместе с Юриком и Верочкой.

Катерина прибежала запыхавшись, с покрасневшим лицом.

— Гость-то у нас какой! — радостно сообщила она Киреевой. — Скорее идите домой, а я вперед побегу самовар поставлю.

— Какой гость? Скажи, пожалуйста, Катерина, — стараясь не выдать охватившего ее волнения, спросила Мария Михайловна. «Неужели Николай?» — мелькнула радостная мысль.

— Наташенькин отец приехал. Я ж его запомнила, даром, что один раз видела, — зашептала Катерина, наклоняясь к самому уху Марии Михайловны.

— Степан приехал сюда? Какие дела могли привести его в этот город?

Во всяком случае Мария Михайловна была рада его приезду.

За последнее время она очень много пережила. К мучительному беспокойству за судьбу Наташи и внука добавились боль и обида за сына. В том, что это клевета, она была уверена, но росла тревога: что же, наконец, случилось с Виктором? Жив ли он? Больше всего ее волновало: простая ли это ошибка? Спутали ли Виктора случайно с другим предателем, изменившим Родине, или враги погубили ее сына, а теперь в каких-то им известных целях обливают грязью его имя, громоздят одно обвинение за другим. От этих мучительных мыслей лицо ее осунулось, горькие складки легли у губ, под глазами появились небольшие морщинки.

Но Чернышев не заметил этого. Он видел перед собой прежнюю Марию Михайловну. Раскрасневшаяся от волнения и быстрой ходьбы, она протянула ему обе руки:

— Как хорошо, что ты приехал, Степан!

В первый момент они не знали, о чем говорить — слишком много надо было сказать друг другу.

Катерина с увлечением хлопотала у стола. Еще бы, такой гость!

Мария Михайловна рассказала Чернышеву то немногое, что знала о Наташе и Степе. Она продолжала волноваться за них, но верила, что дочь и внук живы.

— Наташу в городе знают и любят. Ее и Степу спрячут от фашистов, — сказала она с такой материнской убежденностью, что и Чернышев невольно поверил в это.

Получилось, что они поменялись ролями. Чернышев приехал успокоить, помочь, а увидел прежнюю Марийку, которая, как и раньше, в трудную минуту жизни старалась поддержать, ободрить его.

— Завтра же утром я постараюсь вылететь на завод, — сказал он. — Там, на месте, я скорее узнаю подробности о семье Глинских. Время у меня еще есть.

…Катерина уже давно уложила детей и сама ушла спать, а Мария Михайловна и Чернышев продолжали говорить о близких им людях.

Мария Михайловна уже рассказала и о Николае Николаевиче и об Андрее, но ни разу не произнесла имени Виктора. Как сказать такое? Конечно, Степан тоже не поверит, что ее сын может быть изменником. Но ей кажется, что, повторяя чужие слова, она все же оставит какой-то грязный след. Стыдно и больно произносить вслух отвратительную клевету.

— А где твой старший сын, Марийка? — осторожно спросил Степан Дмитриевич. Он все время чувствовал: Мария Михайловна что-то не договаривает и, помимо тревоги за Наташу, что-то ее мучает.

«Нести одной эту тяжесть и дальше? Или все-таки поделиться, посоветоваться с преданным другом, умным и чутким. Степан все поймет, поможет ей разобраться. Ведь это не кто-нибудь, а Степан, которому она всегда во всем доверяла», — лихорадочно мелькало в голове.

Мария Михайловна не выдержала:

— Я не хотела говорить даже тебе, Степан… Это так страшно, так гнусно… Мне трудно найти слова…

Степан Дмитриевич проговорил с волнением:

— Я готов все сделать, чтобы помочь тебе!

Но Мария Михайловна даже не заметила этого невольного порыва, ее мысли уже были с Виктором, непокладистым, чересчур резким, но прямым, честным.

Она ничего не утаила из того, что ей тогда сообщили, старалась вспомнить все детали…

— Твой сын, Марийка, не может стать предателем, — решительно произнес Степан Дмитриевич, выслушав ее до конца. — Неужели ты хоть на секунду могла в этом усомниться?

Мария Михайловна встала и подошла к нему. Мягко теплились ее большие, блестящие от сдерживаемых слез глаза:

— Спасибо тебе, большое спасибо, Степан. Я верю в Виктора, ни секунды не сомневалась в нем… Но где он и что с ним? Откуда ползет этот омерзительный слух?

— Забудь все, просто вычеркни из памяти оскорбительное сообщение.

Он немного поколебался: не будет ли Мария Михайловна еще больше волноваться за судьбу сына, если высказать ей свои предположения?

— Вероятно, твой сын работает в оккупированном гитлеровцами городе по заданию подпольной организации. Это очень почетная работа, которую доверяют только самым проверенным, смелым и способным. Ты должна гордиться сыном.

— Спасибо тебе! — Мария Михайловна крепко пожала руку Чернышева.

Постель Степану Дмитриевичу была приготовлена на диване в столовой.

Уходя в комнату детей и прощаясь перед сном, Мария Михайловна попросила:

— Постарайся, пожалуйста, Степан, почаще бывать у нас. Мы все так рады тебе.

Степан Дмитриевич рано утром вылетел на завод и через неделю вернулся в семью Киреевых не один: рядом с ним стоял маленький человечек в матросской курточке и странно знакомыми глазами с интересом разглядывал поочередно Марию Михайловну, Катерину, Верочку, Юрика.

Степан Дмитриевич поднял ребенка на руки:

— Я привез нашего внука, Марийка.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

С утра густые хмурые тучи обложили небо и плотно закутали дали. Пошел дождь, мелкий и надоедливый. Он, не переставая ни на минуту, монотонно шуршал по железной крыше. Глинский, полуодетый, тупо смотрел в окно воспаленными глазами. После бессонной ночи лицо его приняло землисто-серый оттенок, под глазами залегли темные круги.

Вчера он снова пережил муки ожидания. Когда вернулся с завода, Наташи дома не было. Сначала Сергей Александрович не беспокоился:

«Наверно, к Тасе ушла». Но приближалась полночь, а Наташа не приходила. Ему стало казаться, что повторяется тот вечер, когда он одиноко сидел у потухшего самовара, пока Наташу допрашивали в комендатуре. Квартиранты, как и в тот раз, отсутствовали.