Страница 19 из 28
Вконец расстроенные, мы в этот день не отдали дяде Степе очередного взноса, а купили себе по брикету пломбира и долго обсуждали подлое Васькино поведение.
Грише, за особые заслуги, каждый из нас отломил по кусочку. Он с удовольствием съел мороженое, потом погрустнел, повздыхал и сказал:
— А за что вы Ваську прогнали?
— Пойди, он тебе сам расскажет, — посоветовали мы Грише.
Ваське был объявлен бойкот.
На следующий день мы опять говорили о Ваське и ели мороженое, но когда это должно было повториться еще раз, я твердо сказал:
— Хватит. Так мы никогда не соберем денег. А Геннадий Максимилианович уже напал на Женькин след.
Мы разыскали дядю Степу, а он ошарашил нас новым сообщением:
— Ну, голубы, молодец этот ваш… тьфу! — все забываю! Ну, толстый: сразу три рубля принес. Еще немножко Поднатужьтесь, звери-кролики, и дело с концом!
Потрясенные, мы долго ходили по пятам за Васькой и пытались заговорить с ним. Но он гордо отмалчивался. Наконец не выдержал:
— Вы думаете, что — у меня совести нет? Когда я ел мороженое, у меня, может, слезы текли из глаз…
— Откуда ты деньги взял? — спросил я.
— У меня теперь нет кошки… — страдальческим голосом сказал Васька.
— Неужели продал? — воскликнул я, хорошо знавший Васькину кошку по имени Рельса. — Она же у вас мышей боялась и вся облезлая была.
Васька покачал головой:
— Не продавал я ее. Отец мне в прошлом году аквариум купил и рыбок шесть штук — помните, это еще было в старом доме? Ну вот… А рыбки были не простые, а дорогие. Я их выловил, положил в банку с водой и отнес в зоомагазин. На Арбат ездил — вот куда! Там рыбки редко бывают в продаже. У меня их сразу купили и еще спасибо сказали.
— А Рельса обиделась и сбежала из дому? — спросил Сережка.
Васька не нашел нужным отвечать на глупые шутки. Он продолжал:
— Пришел с работы отец и говорит: «Куда, пакостник, рыбок подевал?» А я говорю: «Стал менять воду, а Рельса их съела». Отец рассердился и унес Рельсу обратно в депо…
— На перевоспитание?
— Не знаю. Только с тех пор я ее не видел.
— Жалко Рельсу?
— Жалко, — вздохнул Васька. — Бывало, так исцарапает руки, что я по три дня не мог к виолончели прикоснуться…
— Ничего, Васька, — сказали мы ему. — Зато теперь еще немного — и Женька попадет в музыкальную школу. Это тоже кое-что значит!
— А я тебе котенка поймаю, — сказал Гриша, который все время жался к Ваське. — Тебе какого: серенького или в полосочку?
— Знаете что, ребята! — воскликнул я. — Давайте все расскажем Женьке. Чего он зря мучается?
— Нет, — ответил Васька. — Так неинтересно. Лучше подождем, пока он выучится на дирижера, потом как-нибудь скажем: «А ну, Женька, верни должок, что-то мороженого захотелось!» Вот удивится!
«ОРЛЕНОК»
А Женька тоже зря времени не терял. Он раздобыл большой лист ватмана, разрезал его пополам, потом склеил две половинки в длину и разложил на подоконнике. Поставил рядом пузырек с чернилами, взял в руки кисточку и принялся рисовать.
— Ба! — воскликнул я. — Да это же клавиатура!
— А для чего? — спрашивает Женька и отвечает сам себе: — Куплю самоучитель и буду тренироваться!
— Самому трудно научиться, — говорю. — Попроси Лену Мухину: она научит.
— Правильно!
Мы пошли к музыкальной школе. И словно угадали: навстречу выбегает Лена.
— Вот хорошо! — воскликнул Женька.
— Ой, мальчики, ничего хорошего нет! И она рассказала, что через полчаса в клубе домоуправления начнется концерт, за который она отвечает. А исполнитель «Орленка» заболел. Татьяна Васильевна на уроке, Геннадия Максимилиановича нет, спросить не у кого, заменить некем…
— Что делать? Ума не приложу! Без «Орленка» ну никак нельзя!
Я вдруг вспомнил письмо директрисы Людмилы Николаевны, посмотрел на Женьку и сказал:
— Пусть он споет. Он может.
— Я?! Вы с ума сошли! Я сроду нигде не выступал.
— Это совсем не страшно, честное слово! — воскликнула Лена. — Женя, будь другом, выручай. Знаешь, как нужна песня!
Сначала Женька колебался. Потом согласился. А Лена вдруг хлопнула себя ладонью по лбу:
— Нет, ничего не получится. Совсем забыла: программу концерта ведет Кузя.
— Опять этот Кузя! — воскликнул Женька.
В нем пробудился дух противоречия. Другой на его месте сразу бы отказался от этой затеи. А Женька лишь сощурил глаза.
— Мы его устраним, — сказал он.
— Устраним?
— Да. Я покупаю билет в кино. Вы говорите ему, что идет советско-итальянско-французско-японский фильм — дети до шестнадцати лет не допускаются! — под названием… Под названием… «Кровавая дорога».
— Такого фильма нет, — сказал я.
— И не было, — подтвердил Женька. — А ты слушай дальше и не перебивай. За пять минут до начала сеанса вы обменяете билет на право вести программу концерта. И дело в шляпе!
— А еще через пять минут, — сказал я, — Кузя прибежит обратно и поднимет такой шум!
Женька рассмеялся:
— Прибежит, не досмотрев кино? Такого не бывает.
— Женя, — сказала Лена, — ты настоящий психолог!
— Ага, — согласился Женька. — Готовься, Федя, вести программу концерта вместо Кузи.
— Нет, Женька, — сказал я. — Ты не психолог, а настоящий псих. Я ведь не умею объявлять. На сцене я двух слов не смогу связать. Я…
— Трус ты, вот кто, — ответил Женька. — Может, ты, Лена, после вступительного слова проведешь концерт? Этот — хуже девчонки.
Ах, так?!
Я поправил на носу очки и возмущенно сказал:
— Нет, программу буду вести я! Посмотрим, кто хуже девчонки: я или она!
У Женьки слово с делом не расходится. Слетав в кинотеатр, он передал мне билет в кино. Мы с Леной пошли в клуб домоуправления, куда уже собиралась публика, разыскали Кузю и отозвали его в сторонку.
— Слушай, Кузя, — говорю. — У нас в кинотеатре идет советско-итальянско-французско-японский фильм — дети до шестнадцати не допускаются! — «Кровавая дорога»…
— Ну-у?! — вскричал Кузя. — А вчера там другая картина шла.
— Так то вчера, — говорю, радуясь, что «клюнуло». — А сегодня — это не вчера. Правда, Лена?.. Вот у меня и билетик есть, видишь? На восемнадцать сорок пять.
— Эх, везет же дуракам! — сказал Кузя, глядя на билет, как зачарованный.
— Хочешь, я тебе его отдам?
— Мне? — Кузя глотнул слюну, не отрывая глаз от билета. — С чего бы, Очкарик?
— Ой, мальчики! — воскликнула Лена. — Такая картина, такая картина! Я сегодня успела посмотреть. Говорят, идет только один день. Там такая… кровавая дорога, просто прелесть!
— Думаешь, задаром? — продолжал я атаку. — Уступи мне место ведущего в концерте, а я тебе — билетик!
— Но Татьяна Васильевна поручила мне… — неуверенно сказал Кузя.
— А какая ей разница? Главное, чтобы ведущий был. Да и вообще Татьяна Васильевна ничего не узнает — у нее сейчас уроки в школе. А дежурному педагогу мы скажем, что у тебя срочно заболел живот.
— Вполне уважительная причина, — подтвердила Лена. — И совершенно безотказная.
— До начала сеанса осталась минута…
Кузя стал быстро-быстро перебирать ногами, словно уже мчался в кинотеатр.
— Давай-ка лучше, Федя, меняться с тобой… — протянула Лена. — Ты прочтешь вступительное слово. Вот здесь все записано. Почерк у меня разборчивый… Такое кино, такое кино!..
— Еще чего! — воскликнул Кузя. Он схватил билет, сунул мне программу концерта и был таков.
— Вот и избавились, — сказала Лена. — А теперь пошли, пора начинать.
Участники концерта толпились в маленькой комнатушке, заменявшей артистическую. Среди них был Женька. Он стоял возле пианино и вполголоса напевал «Орленка». Незнакомая мне пожилая женщина аккомпанировала Женьке и одобрительно кивала головой.
В артистическую заглянул Уточкин:
— Чего вы копаетесь? В публике волнение. Мне уже говорят, что в домоуправлении порядка нет! Скорее, скорее!