Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 34

Разумеется, и следствие, и трибунал шли в режиме глубокой секретности. Официально «Скайуокер» объявили, как, собственно, и было дело, пропавшим без вести. А осужденного начштаба якобы расстреляли за воровство в особо крупных размерах. На самом деле его запихнули в одиночку, дабы устроить очную ставку с командиром «Скайуокера» в случае поимки оного и выяснить, не было ли преступного сговора. Так упрятать военного оказалось несложно – у большинства действующих астронавтов внизу не было ни семей, ни друзей. Некому интересоваться, куда ты пропал. А из интересующихся, которые наверху, попробуй кто заикнуться – не ровен час, сам в урну сыграешь.

Начальник штаба группы F колоссальной силы воли оказался человек. Потому что утопиться в тюремном душе – это вам не для слабонервных. Дышал водой, пока не захлебнулся. Чем и подтвердил, что хранил за душой грешки, а может, и преступный сговор действительно имел место. На вакантную должность прочили Успенского, но тот упирался вплоть до грубости и нетактичного поведения. Тогда назначили Эссекса, которому в приватной беседе порекомендовали сбить с этого русского спесь и вообще навести в группе порядок. Эссекс с Успенским на радостях крепко выпили и тут же, не выходя из–за стола, вдребезги разругались. Вплоть до перехода на «вы» и обращения друг к другу строго по уставу. Что лишний раз доказывает, как портит характер повышение по службе.

А про «Скайуокер» до поры до времени забыли. Тем более что агентура на Венере след мятежного корабля отыскать не смогла.

Между тем основную пользу из всего этого бардака с загадочным исчезновением линкора вынесли полицейские. Им тут же отдали три новехоньких бэттлшипа. На случай, если дряхлый, но хорошо вооруженный «Скайуокер» вдруг объявится как перевозчик контрабандных руд или, что еще страшнее, – пират.

Но «Скайуокер» не посрамил славного имени и через месяц объявился, как положено геройскому боевому судну, пропавшему без вести, – в виде аварийных модулей.

На первый модуль случайно наткнулся патруль. Кусок носовой секции, рассчитанный на спасение персонала ходовой рубки, болтался над Поясом. Целехонький и совершенно пустой. Сняли данные «черного ящика» и обнаружили, что сброс модуля произошел совсем не там, где бэттлшип должен был находиться. Получалось, что «Скайуокер» совершил почти невообразимый бросок вдоль Пояса, а потом – к нему вплотную, словно пытаясь спрятаться. Озадаченные полицейские начали активный поиск и через неделю отловили еще один модуль – для боевой рубки. Тоже пустой.

К спасательной операции подключилось Адмиралтейство. У Марса задержали группу F, а всю остальную армию двинули к Поясу. В итоге беспрецедентных поисков добыли еще четыре модуля. Но тайну гибели «Скайуокера» так и не раскрыли. Да, в модулях оказались люди. Целых двадцать. Только все они на момент катастрофы были в отдыхающей смене.

Как и положено во время боевого крейсирования, эта смена дрыхла по кубрикам, не раздеваясь, закрыв маски спецкостюмов и подключившись к бортовой воздушной магистрали, чтоб попусту не расходовать свои баллоны. Проснулись люди от дикой перегрузки, а потом где–то в носу раздался страшный бабах. «Скайуокер» кувыркнулся, перегрузка возросла, и коммандер Бэнкс по трансляции заорал: «Всем прыгать!» Ну, они и прыгнули. А больше никто. Припав к экранам в модулях, уцелевшие силились разглядеть покинутый корабль, но космос оказался пуст.

Разумеется, спасенных долго и нудно допрашивали на предмет того, какой силы была перегрузка и какого характера имел место бабах. Установили, что бэттлшип действительно резко прыгнул вперед, получил мощнейший удар в скулу и затем самым полным рванул в направлении Пояса. И только–то. За кем именно коммандер Бэнкс погнался, как именно схлопотал по носу и от кого удирал, так и осталось загадкой.

«А вдруг чужие?» – спросил один умник в Адмиралтействе и тут же огреб жуткую выволочку.

«Точно чужие!» – сказал Успенский, и ничего ему за это не было, потому что произнес он эти слова шепотом и себе под нос.

«Эй, коммандер! Слыхали, как чужие «Скайуокера» уделали?» – спросил его Эбрахам Файн, с которым они случайно встретились на базе внизу.





«Потише, Эйб, – посоветовал ему Успенский. – Доложит ведь какая–нибудь сволочь про такие разговорчики».

«Вы лучше зайдите к нам в разведку, пока я здесь, – сказал Файн. – Покажу один архивчик. Интересный, блин».

«А начальство ваше этот архив видело?» – поинтересовался Успенский. Файн плюнул и ушел. Даже разведка в чужих не верила. Конечно, многие из армейского руководства понимали, что в космосе сплошь и рядом творится нечто, чего люди пока не в состоянии объяснить. Иногда это нечто проглатывало скауты и буксиры. Вот, замахнулось на бэттлшип. Но считать загадочные аномалии пространства разумными – это уже попахивало шизофренией. Космос был жесток, но при ближайшем рассмотрении всегда оказывался мертв.

Прошла еще пара месяцев, и на траверзе Земли вдруг обнаружился очередной модуль со «Скайуокера». В модуле лежал бездыханным лейтенант Джозеф Мейер. С изуродованным лицом и под медикаментозной накачкой, известной в народе как «последний шанс». Когда его привели в чувство, изумляясь отваге и находчивости совсем молодого парня, и Мейер смог говорить, ситуация яснее не стала. В момент неожиданного рывка лейтенант работал в библиотеке. Конечно, «намордник» спецкостюма был у него в нарушение инструкции расстегнут. Когда «Скайуокер» прыгнул, будто его укусили за хвост, Мейер въехал лбом в монитор и на несколько секунд отрубился. Пришел в себя лейтенант от того, что уши у него съезжали к плечам, а глаза как раз собирались вытечь. Мейер поспешно закрыл маску, но поскольку физиономия его существенно изменила конфигурацию, то усилителями бедняге порвало щеки и подбородок. Глотая кровь, он слегка отдышался и собирался уже бежать в ходовую рубку, но тут Бэнкс скомандовал прыгать, и Мейер нырнул в ближайший аварийный лаз. Больше до этого модуля не добежал никто, и лейтенант остался в одиночестве.

Так же, как и остальные спасенные, Мейер согласно инструкции остался ждать прихода «катафалка». Других модулей поблизости не было, и установить с ними радиоконтакт Мейер не смог. А «катафалк» все не ехал и не ехал.

Возможно, Мейера просто не заметили. Модуль при отстреле обо что–то сильно приложило, и у него не вышли наружные антенны и солнечные батареи. Поэтому молчало радио, и системы модуля опасно пожирали энергию аккумуляторов. Вдобавок лейтенант, даром что был навигатор, осмотрелся и сообразил, что сбросило его непонятно где, но точно не там, где надо. А в опасной близости от Пояса. И судя по всему, над богатой железом зоной, где сканеры «катафалка» могут оказаться не на высоте. Мейер тихо присел в уголок и стал ждать в надежде, что его засекут оптикой.

Не засекли.

Через месяц Пояс уволок его модуль к точке принятия решения. Если ждать дальше, рассудил лейтенант, мощности двигателей модуля уже не хватит на то, чтобы отлипнуть от Пояса и уйти к Земле. Точнее, если запоздать с маневром, то модуль пойдет домой с таким мизерным ускорением, что Мейеру все равно не жить. И провиант сто раз кончится, и кислород он весь «сдышит», да и аккумуляторы сядут окончательно. А так хоть какой–то шанс – направить модуль на Землю, и, глядишь, на подходе тебя обнаружат.

Оставался, правда, один гаденький нюанс. Топлива в двигательной установке модуля – только на одну посадку. И то на крайний случай. Модуль – не судно, и даже не шлюпка, а спасательный плотик. Но, учитывая военный характер техники, маломощную ходовую часть в нее все–таки запихнули. С таким ресурсом, какой влез.

Так что рвани лейтенант напрямую к матушке–Земле, на мягкую посадку у него потом не осталось бы ни малейшего шанса. Конечно, с орбиты его должны были заметить. Но могли ведь и прохлопать. Мало ли железа вокруг болтается. А сгореть в атмосфере, когда ты уже, считай, дома, – просто несерьезно.

Поэтому Мейер решил пойти на риск и двинуть мимо Земли по касательной, чтобы пройти через максимальное число сканируемых зон. Перенастроил двигатели и стартовал. А себе вколол «последний шанс» – комплексную инъекцию из громадной дозы витаминов и умного наркотика, загоняющего человека в псевдоанабиоз. А то кислорода у него оставалось едва–едва глубоко вдохнуть.