Страница 150 из 168
Инспектор потер лоб. У него уже был приготовлен весьма правдоподобный ответ, однако он с ним не очень спешил и продолжал искать еще какое–нибудь более или менее правдоподобное объяснение. Нет, ничего другого не могло быть. Только это. Мальчик знал человека, который захотел его покатать, и, очевидно, его удерживал какой–то страх перед ним. Он испугался или вида, или какого–нибудь поступка этого человека и крикнул: «Не хочу!»
Да, это было наверняка так… А потом?
Признав это построение единственно правильным и отвечающим истине, можно было легко объяснить и все остальное. Видя, что добром ему ничего не добиться, человек в пиджаке кирпичного цвета выходит из машины и пробует угрозами заставить мальчика сесть в нее. Но тот категорически отказывается от предложения и даже предупреждает: «Кричать буду!»
Однако человеку все же удается увезти мальчика. Каким образом? Этого Филипп не видел, потому что выбежал из комнаты. Кричал ли в действительности мальчик? Это пока что неизвестно. Во всяком случае, борьба была краткой, взрослый одолел и поспешил покинуть место происшествия. Хотя Филипп пробыл на лестнице совсем недолго, выбежав на улицу, он уже ничего и никого не застал.
«Но откуда мог взяться этот мальчик? — размышлял инспектор. — Очевидно, он не живет где–нибудь поблизости, потому что мои маленькие помощники сразу бы признали его. Он пришел сюда из другого квартала. Но почему тогда этот человек искал его именно здесь, а не где–нибудь в другом месте? И вообще, зачем мальчик пришел на эту улицу? Чем она замечательна? Чем она могла его привлечь? Ничем. Да, ничем! Единственная ее «достопримечательность» — это исчезновение Васко… А что, если мальчик в синих брюках пришел сюда в связи с этим похищением… Может, он хотел что–то увидеть, что–то проверить. Это уже довольно правдоподобная гипотеза. Мальчик в синих брюках каким–то образом узнает, где находится похищенный Васко. И вот приходит сюда, чтобы сообщить его родителям о местонахождении их сына…
А дальше?
Раз мальчик знает похитителя, то и похититель, как вполне естественно предположить, знает мальчика. Узнав, в свою очередь, каким–то образом, что мальчик собирается его выдать, он хочет помешать ему осуществить эти намерения и ищет его именно здесь, на тихой улице. Да, но он настигает его, когда тот уже миновал дом Васко… Осуществил ли мальчик свое намерение? Едва ли. Потому что родители Васко сообщили бы об этом в милицию или сами бы отправились за сыном…
Впрочем, это надо проверить».
Гипотеза, которую построил инспектор, казалась ему очень верной и правдоподобной. И все–таки в ней было одно «но», которое его сильно смущало. Каким–то образом мальчик в синих брюках узнает местонахождение Васко. Это вполне возможно. Но правдоподобно ли то обстоятельство, что он идет к его родителям? Нет, не правдоподобно. Самым естественным для него было бы сообщить обо всем не кому–нибудь, а прежде всего своим родителям. Или — если мальчик решил сделать это сам — еще более естественно в его положении остановить первого встречного милиционера или отправиться в ближайшее отделение милиции… Зачем ему уведомлять родителей? У них нет ни власти, ни силы, чтобы самим справиться с таким преступником…
«Нет, тут я что–то путаю!» — подумал инспектор.
Что–то в его гипотезе действительно хромало… Не заблуждается ли он и сейчас, как это случилось с ним в самом начале?
Инспектор вздохнул и посмотрел на мальчиков, которые стояли рядом и таращили на него глаза.
— Идемте к родителям Васко! — решительно проговорил он.
Пиронковы были дома. Увидев инспектора, мать Васко поднялась ему навстречу и просияла.
— Нашли? — воскликнула она.
— Скоро найдем! — спокойно ответил инспектор. — Еще день–два, и он будет здесь.
Слезы застлали глаза матери.
— День–два! Возвратится ли он к нам живым и здоровым? Не сделали ли чего с ним злодеи?
— Не бойтесь за него! — тем же спокойным и полным уверенности голосом сказал Табаков. — Он вернется к вам цел и невредим! За это я вам ручаюсь!
Он говорил так серьезно и так убедительно, что женщина тотчас успокоилась.
— И я ей говорю то же самое! — уныло пробормотал Пиронков. — Но разве женщину убедишь словами?
— А теперь я вас хочу о чем–то спросить! — сказал инспектор. — Был ли кто–нибудь из вас дома сегодня после полудня?
— Мы выходили, — ответил столяр.
— Когда? В котором часу?
— Вышли около четырех, а возвратились только что…
— Так!.. Никто не говорил вам, что вас спрашивал какой–то мальчик?
— Нет, нам никто ничего не говорил…
«Это более или менее приемлемо для моей гипотезы, — подумал инспектор. — Возможно, что мальчик действительно приходил к ним и никого не застал дома…»
Он поднялся.
— Простите, но мне надо идти! — сказал он. — И не беспокойтесь, денька через два я приведу вам вашего сына!
На всякий случай инспектор заглянул к соседу–возчику и к жильцам дома, выходившего фасадом на улицу, и спросил у них, не видели ли они мальчика в синих брюках и белой рубашке, который бы спрашивал Пиронковых. Оказалось, что мальчика никто не видел. Теперь оставалось справиться, не слышал ли кто в доме Филиппа какого–нибудь подозрительного шума или крика мальчика. Но и там был получен отрицательный ответ. О чем это говорило? Случайно ли люди не слышали или мальчик вовсе не кричал? А может быть, преступник закрыл ему рот или ударил его так, что он потерял сознание?
«Все узнаем, все! — думал теперь уже уверенный в успехе инспектор. — Скоро все выяснится!»
— А теперь домой! — обратился он к мальчикам. — Завтра вы возобновите свое дежурство… На этот раз у вас не будет специальной задачи… Внимательно следите за всей улицей, отмечайте все, что вам покажется подозрительным. Если опять появится машина, то непременно запишите ее номер. Если увидите человека в пиджаке кирпичного цвета или мальчика, то выследите их… Ясно?
— Ясно, товарищ инспектор! — бодро ответил Зарко.
— Ну, до завтра!
Однако инспектор не пошел домой — ему предстояло сделать еще одно дело. Он отправился в КАТ. Дежурный милиционер провел его прямо к начальнику — тучному усатому подполковнику с веселыми глазами.
— Не идет у нас что–то, Табаков! — сказал с досадой подполковник. — Угощайся! — подвинул он коробку конфет. — Вместо папирос. Я решил бросить курить!
— Теперь пойдет как по маслу! — уверенно заявил Табаков. — Я уже могу тебе точно сказать, какого цвета был «Москвич»… Голубовато–синего.
— О, это другое дело! — оживился подполковник и вышел из–за стола. — Мы располагаем данными о цвете всех зарегистрированных машин.
— Знаю.
— «Москвич» одноцветный?
— Одноцветный.
— Значит, он старой модели — 402… Таких ввезено в Болгарию сравнительно немного. А раз мы знаем и цвет, то отыщем его без всякого труда…
— Завтра утром к тебе придет один молодой инженер–химик. Он укажет точный цвет машины, его оттенок.
— Тем лучше…
— Я бы хотел, чтобы вы управились к полудню.
— Не слишком ли ты спешишь? Откуда мне взять столько свободных людей?
— Очень прошу — во что бы то ни стало до полудня! — сказал инспектор. — Не невесть какое дело! Мне нужны номера машин, адреса владельцев, их имена… Только и всего. Разумеется, не должны остаться без внимания и машины, сходные по цвету, но различных оттенков.
— Хорошо, сделаем! — улыбнулся подполковник и протянул ему пухлую белую руку. — Ясно, из–за вас мы должны забросить свои дела!
— Все мы под одной крышей! — отозвался инспектор.
Выйдя из КАТа, он, несмотря на усталость и довольно поздний час, отправился в управление милиции. Нужно было хорошенько подготовиться, чтобы выжать из завтрашнего дня как можно больше. Когда часам к десяти инспектор вышел из управления, все было в полном порядке. Назавтра целый отряд — человек сто штатных и добровольных сотрудников — должен был двинуться в решительное наступление, чтобы нанести последний, сокрушительный удар. Довольный подготовкой, инспектор отправился домой, по своему обыкновению, пешком, чтобы освежиться и успокоить нервы. И без того в пору горячей работы он уделял жене не больше двух–трех часов в сутки! Нехорошо, если он и в эти часы будет усталым, рассеянным, задумчивым, погруженным, как обычно, в свои размышления и предположения. Когда, как не в эти несколько часов, он должен быть внимательным мужем и хорошим товарищем! Его долг — заниматься не только чужими, но и своими семейными делами, его долг — интересоваться мыслями и чувствами не только чужих людей, но и тех, с которыми он связан на всю жизнь и которых любит больше всего на свете!