Страница 6 из 418
— В следующий раз, если рассчитываешь на траву, будешь знать, где на ночь останавливаться, — строго погрозил он ей пальцем. — И нечего со мной в гляделки играть. Сама себя наказала, кобыла непутевая.
— Ква-ква-ква-ква-квабыла… — подхватили со всех сторон новую песню обитатели топи и понесли в народ.
Лошадь, пристыженно осознав свою вину, опустила глаза и, полна раскаяния, покорно захрупала ужином.
— Вот так-то, — всё еще не слишком любезно буркнул ее хозяин, забрался в коляску и принялся извлекать из-под скамейки туеса и свертки.
После целого дня скачек по ухабам не одна кобыла была голодна как волк.
— Сыр… козий… окорок… тоже… каравай…
— Ква-ква-ква-кваравай… — согласно выпевал вокруг лягушачий хор.
Перечисляя себе под нос меню сегодняшнего вечера, старик по очереди разворачивал узелки, открывал неотличимые друг от друга туески, и выкладывал на скамейку рядом с собой купленные утром в деревне продукты.
— Так… а это тогда что? Капуста? Квашеная…
— Ква-ква-ква-квапуста… Ква-ква-ква-ква-квашеная… — захлебывались в экстазе болотные жители, забыв, что к капусте, тем более, квашеной, они совершенно равнодушны.
— Или проквашенная? Судя по запаху?.. — недовольно принюхался старик. — А, нет, это мед… козий… козлиный… или как он там? В таком случае, капуста может быть здесь… Ага… А это тогда, наверное, моло…
Плотно притертая крышка очередного туеса открылась со звонким хлопком, и тут же со дна берестяной посудины, словно выброшенный катапультой, вылетел темный комок и плюхнулся на дно повозки.
Старичок ахнул, взмахнул руками — но беглец, не теряя ни секунды, снова взвился в воздух и неуклюже хлопнулся на топкую землю.
— Стой!!! Куда?!.. — смахнув на дно коляски едва накрытый ужин и даже не заметив, дед молнией рванулся вслед за утеклецом, но зацепился ногой за порожек, и стремглав вылетел наружу — руки вытянуты вперед, ноги назад, не хуже любой лягуши. — Сто-о-о… ой!!!..
Лягушачий хор нестройно квакнул в последний раз и испуганно замолк, а удивленный закат обогатился новыми красками и звуками — из глаз распростершегося в болотной грязи дедка снопами полетели искры в соответствующем случаю акустическом сопровождении.
— Где?.. где он?.. — перед глазами еще вились золотые звезды вперемежку с черными кругами, а старик уже яростно зашарил руками вокруг. — Иван? Царевич? Ты где? Иван, вернись немедленно! Я приказываю!.. Вернись сейчас же!.. Ты не имеешь права!..
Под боком у деда что-то слабо шевельнулось.
— Иван?.. — он сунул руку под себя, и пальцы его осторожно сомкнулись на маленьком холодном влажном тельце. — Иван…
Старичок перекатился на бок, поднес руку с пленником к лицу и облегченно перевел дух.
— Юный остолоп… — от души, но беззлобно ругнулся он в морду оглушенной лягушке. — Напугал-то как!
Перед носом его в мокрую кочку с глухим чавком вонзилась стрела.
— Что э?..
Но не успел чародей ни договорить, ни повернуться, как вторая стрела пригвоздила к другой кочке за его затылком свалившуюся шляпу.
— Не двигаться. Не говорить. Руками не махать, — угрожающе прозвучал с небес ледяной голос, и тут же третья стрела впилась в хлюпкую твердь островка над чародейской макушкой для подтверждения серьезности намерений стрелка.
— Отпусти Ивана, — не терпящим пререканий тоном скомандовал тот же голос, и метрах в трех над головой изумленного пенсионера нависла, закрывая прелести уже почти закатившегося заката, обширная прямоугольная тень.
С края ее свесилась лохматая голова в сопровождении двух рук и одного готового к стрельбе лука.
— Если я его отпущу, он убежит! — сердито воскликнул старичок, предусмотрительно всё же не нарушая двух оставшихся директив.
— Вань?.. — голос сверху растерял пару льдинок и стал просто тревожным. — Ты меня слышишь? Не бойся. Я за тобой. Ты меня понимаешь? Если да — то квакни!
Земноводное в кулаке деда издало полузадушенный хрип.
— Да молодец ты мой!.. — умилился еще более потеплевший голос. — Сейчас этот старый пень тебя отпустит, и…
— Старый пень?! — возмущенно подскочил дедок. — Ах ты, наглец!..
И, не успела Серафима опомниться, как незримая сила ухватила ее за шкирку и с презрительной легкостью, будто соломенную куклу, подкинула в воздух.
И тут же двенадцать квадратных метров шедевра шатт-аль-шейхского оккультного ковроткачества, оставшись без пассажира, обрушились на престарелого ловца лягушек всей своей пятидесятикилограммовой красотой.
А секундой позже сверху на них обоих с высоты комариного полета грохнулась Сенька.
Масдай ахнул, старик охнул, лягушка пискнула…
Царевна не стала терять время на выражение своих эмоций таким бесполезным способом — она рвалась в бой.
— Масдай, в сторону, быстро! — свирепо прорычала она.
Ковер послушно приподнялся, поспешно сдал было влево, но в последний момент брезгливо завис над мокрой топкой землей, и решительно сманеврировав еще немного, осторожно опустился на коляску.
— Мне еще ревматизма не хватало… — оправдывая потерю драгоценных секунд, смущенно пробурчал он, но его уже никто не слушал и не слышал — одним прыжком царевна впечатала едва привставшего старикана спиной обратно в пружинистый торфяник и приставила нож к горлу.
Что-то необъяснимое и зловещее беспомощно пыхнуло в вечернем воздухе над ее головой маслянисто-фиолетовым и развеялось по ветру.
— Слушай меня внимательно, — не сводя горящих гневом и жаждой мщения очей с растерянной физиономии припертого к поросшему хилой травкой торфу старика, проговорила Сенька. — По натуре я человек добрый и насилия со злом не приемлю. Особенно по отношению к пенсионерам. Но если ты немедленно не превратишь Ивана обратно…
Договаривать не пришлось — волшебник всё понял и поверил с полунамека, и лицо его потемнело.
Но не от испуга.
— Нет, нет и еще рез нет!!! — прогремело яростно в предзакатной тишине, и с кривобокого дерева за его спиной посыпалась с заполошным карканьем задремавшая было стая ворон. — Тысячу лет назад я поклялся, что исполню свой долг мага-хранителя, чего бы это мне и всем остальным не стоило! И я исполню его, даже если мне придется превратить в жаб всех правителей Белого Света! Да известно ли тебе, глупый мальчишка, что сейчас судьба всего мира висит на волоске! И что если лукоморец откажется, то немыслимое зло вырвется на свободу! И вечный мрак поглотит Вселенную!..
— Что-что?.. — нож дрогнул и выскользнул из непроизвольно разжавшихся пальцев царевны, глаза ее недоверчиво моргнули, а голос сорвался. — Что… ты сказал?..
Довольный произведенным эффектом чародей торжествующе усмехнулся и начал гордо приподниматься, как Серафима вдруг дернулась, икнула, всхлипнула, опорная рука ее подломилась, и она беспомощно упала на грудь застигнутому врасплох вдохновенному кудеснику, отправляя того в очередной раз в объятия топкой земли…
И зашлась в приступе хохота.
Опешивший, ошалевший, а местами просто огорошенный служитель оккульта не знал, смущаться ему или возмущаться.
— Да, я абсолютно точно уверен, что Гаурдак, пожиратель душ, прародитель тьмы, проснется от тысячелетнего сна именно в этом году! — то ли оправдываясь, то ли убеждая потерявшего всякий самоконтроль противника, сердито вещал он в истерично трясущуюся перед его носом темно-русую макушку. — И наступит конец Белому Свету! И небо упадет на землю! И охватит глад и мор род людской! И не вижу в этом ничего смешного!..
— …значит ты… чтобы спасти… Белый Свет… весь… выкрал… чтобы он… и заколдовал еще…
Сенька уже не просто ржала — она бессильно рыдала на мягкой груди мага, и из уст ее время от времени непроизвольно вырывались несвязные обрывки непонятных фраз.
Чародей не выдержал.
Невидимая сила снова приподняла бьющуюся в конвульсиях смеха царевну и подвесила в полуметре от земли — первая попытка просто поставить ее на упрямо подгибающиеся в коленях ноги не увенчалась успехом.
— Ты можешь мне объяснить, бестолковый, что такого забавного я только что сказал? — разгневанно рявкнул маг, уперев руки в бока и предусмотрительно не выпуская зеленого пленника из кулака.