Страница 99 из 108
— Да. В самом деле.
— Опять одна. На Кавказе среди своих было легче.
— Само собой! — горячо согласился Марков. — И сравнивать нечего! Но перейдем к нашим делам. Что можете сообщить?
— Передам с вами список агентов, которых за время моего пребывания в Берлине подготовил «Цеппелин» для заброски в наш тыл на Кавказе.
— Много их?
— Список на пятьдесят три человека. Фамилии, псевдонимы, приметы, ориентировочное время заброски и возможные районы. Заброска в основном осуществляется с аэродрома Крыма.
— Все?
— Нет, дополнительно «Никой» собраны сведения о связи «Цеппелина» с разными «кавказскими комитетами» и «казачьей» агентурно — диверсионной школой «Атаман». В ней верховодит Шкуро. Посчастливилось мерзавцу удрать с Кавказа…
— Что еще?
— С собранными сведениями — это уже все.
— Провал «Меркурия». Что вы знаете об этом? Как это произошло?
— «Меркурий»? Кто он?
— Человек, с которым вы имели контактную встречу.
— Ах, так вы про Астафьева?
— Ого! Вам даже его фамилия известна… Рассказывайте!
Короткими предложениями служебного рапорта — только факты! — она сжато рассказала то, что знала.
Когда она закончила, Марков спросил:
— Уточняю: Гейлигена ликвидировали по вашему приказу?
— Да, я отдала такой приказ. Именно приказ. Вы не одобряете?
— Ну что вы, Кристина! — воскликнул Марков, — Наоборот! Вы действовали правильно — решительно, смело, целесообразно. Есть дй у вас сведения о «Голубой линии»?
— К сожалению, ничего, — нахмурилась Кристина, горько было признавать это после похвал.
— Понимаю — тяжело и сложно. И все же необходимо настойчиво искать. Хотя бы маленькую щель с утечкой информации. Представьте себе такое: солдаты поднимаются в атаку под яростным уничтожающим огнем. И они поднимутся! Чтобы вышибить фашистов с Кавказа. Даже ценой собственной жизни. А если мы будем знать схему обороны, опорные пункты, глубину линии, мы убережем наших солдат для жизни. Сколько? Это не поддается подсчетам. Даже уничтожить один дот — это значит спасти целый взвод солдат. Во имя этой высокой цели мы, разведчики, рискуем, боремся, порой не щадя своей жизни.
— Я выполню задание, — твердо, словно принимая присягу, заверила Кристина. — Так и доложите в Москве: несмотря ни на что, выполню!
— Так и доложу… Товарищ Калина, — этой фамилией ее Кости, Костика, Марков подчеркнул официальность разговора, — посоветовал искать возможный источник информации среди работников организации Тодта, которая ведет строительные работы по сооружению всех оборонных «линий» и «валов». Важны любые подробности. Товарищ Калина так и сказал: «В общей картине нам важен любой фрагмент».
— Но мне нужна связь, чтобы информация не залеживалась. Как это произошло сейчас.
— А для чего же я здесь? — усмехнулся Марков. — Отныне вы будете действовать независимо ни от кого. Будете иметь собственную рацию. В вашем районе, сравнительно неподалеку, есть большой фирменный магазин Юлиуса Рихтера.
— Знаю. Овощной.
— Верно. Там работает продавец картофеля, человек уже преклонного возраста. Его зовут Андреа Зейфрид. Ваш пароль — вопрос: «Продаете ли картошку в корзинах?» Пароль — ответ: «Нет, продажа у нас на вес. В корзинах — только с доставкой на дом». После этого вы будете иметь рацию. С доставкой на дом.
— Наконец–то! Ну, теперь…
— Погодите, Кристина. Нам необходимо сейчас же решить еще одно срочное дело — последнее из всего, с чем я приехал. Как вы считаете, следует ли сообщить фрау Шеер, что ее сын жив и находится в плену? Мы разработали вариант сообщения. Но последнее слово — за вами, окончательное решение подчинено исключительно вашему личному усмотрению.
Кристина задумалась, взвешивая все «за» и «против».
— Нет, — возразила решительно.
— Мотивировка? — спросил Марков.
— Здешняя мораль дает вдове больше свободы. Боюсь, что фрау Шеер, заботясь о моем целомудрии, станет наблюдать за каждым моим шагом. Я и так нахожусь под неусыпным надзором двух женщин. Если фрау Шеер узнает, что ее сын Адольф жив, позволит ли она Майеру и впредь посещать свой дом? Я в этом не уверена. По крайней мере, она уже не разрешит мне прогулки с ним наедине. Зачем же мне лишние усложнения? Ситуация, которая сейчас сложилась, меня больше устраивает… Я должна быть свободной «от семейных оков», чтобы действовать.
— Что же, соображения весомы, — согласился Марков. — Мы считали, что общая тайна вас больше сблизит, сроднит.
— Вы верно задумали. Но этому уже помог мой Фе–дюнька. Так что…
— Выходит, разрабатывая вариант, мы не учли Федора! А Федор Константинович всех обскакал! Ну и парень! Не успел родиться, а уже опережает профессионалов.
Кристина не поддержала шутливого тона. Проговорила сдержанно:
— Кроме того, этот факт может мне пригодиться в будущем.
Марков ответил с трогательной искренностью:
— Я рад за вас, Кристина. Год работы в тылу врага не прошел для вас даром. Раньше я должен был разговаривать с вами как с девчушкой, которую во всем надо наставлять. Сейчас разговариваю с умным коллегой, опытным товарищем.
Глава тринадцатая. ОХОТНИК НА «ХАУСГРИЛЛЕ»
Зонденфюрер Йон Патциг был болен раком горла. Он хорошо представлял, что дни его сочтены, и чувствовал себя живым трупом. Одного он не осознавал, что еще при жизни превратился в вампира в прямом смысле этого слова.
Зондерфюрера всегда утешало и даже повышало его жизненный тонус, если кто–то умирал нежданной смертью раньше срока. Не от болезней и не от старости…
Особенно приятно было, когда умирал кто–нибудь из молодых, полных жизненных соков. Глубокое наслаждение жизнью — поразительно острое — он ощущал, когда чья–то смерть случалась у него на глазах.
В эти моменты его охватывало — и он своим холодным умом фиксировал это — какое–то патологическое возбуждение. Особенно если погибала молодая женщина, а это за время его «практики» случалось не раз. Женщина порождает жизнь. Патциг ее уничтожает. Старательное выполнение служебных обязанностей обеспечивало ему «повышение тонуса».
Йон Патциг — охотник за «хаусгрилле» — в отличие от своих коллег не испытывал страха перед начальством: все равно скоро умирать, так что всякие карьеристские соображения утратили для него свой практический смысл.
Зондерфюрер «Красной капеллы» обладал большим профессиональным опытом. Полицейский сыск он освоил еще в кайзеровские времена «второго рейха», вследствие чего ему не пришлось никогда нюхать фронтового пороха. Потом — образцовая служба Веймарской республике. Правда, здесь посадил он единственное пятно на свою биографию: долгое время не способен был отличать «борцов за новый порядок» от привычных уголовных преступников. Откуда ему было знать, что придется служить «борцам»? Но он все же быстро «вписался» в коричневый антураж «третьего рейха». «Пятно» ему — политическому невежде — милостиво простили.
Вся «политика» Патцига укладывалась в единственный лозунг: «Орднунг ист орднунг». Любому правительству прежде всего нужен «орднунг». А по глубокому убеждению криминального советника штурмбанфю–рера Патцига образцовый порядок можно обеспечить только жестоким полицейским террором. Страх делает человека на диво послушным, а значит, необычайно верноподданным… Как же при таких убеждениях не простить «пятно»?
О своей неизлечимой болезни Йон Патциг узнал случайно. С какого–то времени он совсем потерял аппетит, начал интенсивно худеть, чувствуя непривычную слабость, порой чуть ли не до обморочного состояния. Однако не обращал на это нужного внимания, поскольку считал эти симптомы физиологическим проявлением тех изменений, которые происходят в его стареющем теле. У каждого наступает то время, когда вопреки сигналам мозга живые клетки начинают бастовать. Закон природы — ничего не поделаешь. И ни какой врачебный террор на бастующие клетки не повлияет. Закон — всегда закон!
Однажды его вызвал для разговора с глазу на глаз шеф криминальной полиции группенфюрер Артур Ньобе.