Страница 4 из 53
Мои родители и погибли неподалеку от нашей дачи: машина сорвалась в пропасть. Отец разбился сразу, а мама умерла по дороге в больницу. Воспитывали меня всегда дед с бабушкой.
Когда мне было 17 лет, произошло самое значительное, на мой взгляд, событие в моей жизни. У меня случился роман со взрослым сыном наших соседей, Андреем Тобольцевым. Ему тогда уже было лет двадцать восемь, и у него даже был сын Илья от первого, как все шепотом говорили, раннего и неудачного брака. Первую жену его я совсем не помню, а Илья всегда жил в семье родителей Андрея.
Владимир Георгиевич уже тогда был директором какого-то крупного предприятия, по-моему, что-то связанное с обороной, и не часто радовал нас своим присутствием, а Лидия Петровна проводила на даче время с мая по октябрь. Кроме всего прочего, я была дружна с младшим братом Андрея, Игорем. Впрочем, все звали его Гошей.
Дом они вели на широкую ногу, у них бывало много гостей, всегда была прислуга. Правда, раньше это так не называлось, и все в доме звали Ольгу Алексеевну, которую они привозили с собой на дачу, работавшую в этой семье кем-то вроде домоправительницы, скромно и необидно - помощница по хозяйству. Хотя, на мой взгляд, "домоправительница" ей подходило гораздо больше.
На лето они нанимали еще и кухарку, которая готовила на всю ораву гостей. Много лет у них работала на кухне одна и та же женщина - соседка нашей тети Кати. Она кормила нас с Гошкой на кухне, и я обожала ее вишневые сухарики. Много лет спустя я попросила тетю Катю взять у Ефимии Денисовны рецепт сухариков, но то ли вкус у меня с тех пор изменился, то ли что-то я сделала не так, а только у меня они не получились такими вкусными.
Тем летом все помешались на латинских танцах. В поселке уже появлялись первые "новорусские" дома, но удавалось как-то втягивать их чванных хозяев в наш старый дачный мир. В том году после долгих споров ставили спектакль из жизни пиратов, целый месяц сочиняли стихи и разучивали танцы и песни для спектакля.
Мне пришлось танцевать с Гошей. Он был довольно неуклюжим полноватым юношей в очках, учился на год старше. Кажется, он был в меня отчаянно влюблен, что не способствовало его успехам в танцах. Моя бабушка терпеливо с нами занималась, отстукивая такт кастаньетами.
И однажды за этим занятием нас застал Андрей, возвращавшийся с моря. Он насмешливо наблюдал за нашими мучениями от калитки, а потом уверенно отобрал меня из рук Гоши, и так ловко подхватил твердыми руками, повел и крутанул, что только юбки взметнулись. Я увидела неожиданно близко его скуластое лицо с гладкой загорелой кожей и смеющиеся чуть раскосые глаза...
В общем, Гоша наотрез отказался танцевать. Поскольку никого больше на замену не было, Андрей решил выручить нас. Кое-что пришлось срочно переписать, но спектакль прошел с огромным успехом.
Уже во время репетиций я заметила, что Андрей выделяет меня среди всех, и мое сердечко отчаянно трепетало, когда в танце я нечаянно его касалась. Конечно, я поняла, что влюблена в него. А тут еще южные ночи с запахом ночной фиалки и душистого табака, с огромными звездами на небе, стрекот цикад, мерцание светлячков...Кроме всего прочего, хочу отметить, что все это сопровождалось каждодневными купаниями в ночном море, поездками на машинах, поздними ужинами с коньяком и шампанским (для детей, как говорил Андрей).
Одна из таких поездок и закончилась тем, чем должна была закончиться.
Андрей был так нежен со мной. Он привез меня домой, и мы еще долго целовались внизу, не находя в себе сил расстаться. Остаток ночи я почти не спала. Мне казалось, я не могу дышать от счастья.
Финал моего романа был ошеломителен. Утром на пляже Гоша сказал мне, что Андрей уехал в Москву, на дачу в этом году он не вернется. Кажется, он собирается осенью жениться на дочери компаньона Владимира Георгиевича, хотя он, Гоша, этого никогда бы не сделал. Она вредная и противная, разговаривать с ней вообще невозможно, потому что она все время жеманничает. И что Андрей в ней нашел? Правда, внешне она ничего, и папаша у нее при деньгах. Наша мама страшно рада этому обстоятельству, да и эта Алла уже год Андрея обхаживает.
Мне показалось, что внезапно началось солнечное затмение. Потом мне сказали, что я потеряла сознание, и, к моему счастью, предположили, что я перегрелась на солнце. Не знаю. Ни до, ни после этого я сознание не теряла. Даже когда врач в больнице сказал, что ничего сделать нельзя, что дедушка умер, и я мечтала хоть на минуту потерять сознание, чтобы прекратилась эта дикая боль в сердце, но нет. Сознание я больше не теряла никогда. Как, впрочем, никогда больше так не влюблялась.
Уже вернувшись осенью с дачи, я поняла, что беременна.
Дед только неодобрительно покачал головой:
-Что же ты, девочка, со своей жизнью делаешь? - и еще спросил: - Замуж, я так понимаю, ты не собираешься?
-Нет. Это только мой ребенок.
Он поморщился:
-Вот только не надо так трагично. Ребенок - наш, ты ведь не откажешь нам с бабушкой в праве помогать тебе?
Я разревелась.
-Дед, прости меня, я сама не знаю, что говорю. Я так люблю вас!
Когда родился Данька, я очень болела. Даже не знаю, что бы я без них делала одна с ребенком. Но потом все наладилось. Я продолжала учиться в институте, добилась, чтобы мне, как отличнице, дали индивидуальный план обучения, Данька нас только радовал.
Дед никогда меня не спрашивал о том, кто отец Данилы. Но на дачу мы больше не выезжали, ни до, ни после его смерти.
С Тобольцевыми тоже практически отношений не поддерживали. От общих знакомых я узнала, что Андрей тогда все-таки женился, у них растет дочь. Гоша закончил медицинский, работает в московской клинике. А после смерти бабушки (она пережила деда всего на полгода) и вовсе отношения прекратились.
Впрочем, чего лукавить, существовала веская причина, по которой я не желала отдыхать на даче. Дело в том, что семья Тобольцевых в свое время приехала из Уссурийска, и одна из бабушек Андрея была кореянкой. И ее восточная кровь победила европейскую: и Владимир Георгиевич, и Андрей были скуластыми, смуглыми, с характерным разрезом глаз. По воле провидения, Данила унаследовал эти же черты. Но если у старшего Тобольцева эти черты были выражены в большей степени, то в лице Андрея их уже разбавила материнская европейская кровь, а у Даньки прабабкина кровь уже только угадывалась в черноте волос, гладкости кожи, слегка раскосом разрезе глаз.
Сначала я была все еще влюблена в Андрея, и радовалась тому, что в лице малыша вижу черты его отца. А потом время взяло свое, и я, пожалуй, пожалела об этой причуде природы. В общем, я поняла, что посещение дачи с сыном породит массу ненужных проблем и вопросов. Так все и шло, до сегодняшнего дня.
Я еще немного поразмышляла обо всем этом. Потом сложила письмо, поднялась и вошла в приемную.
Елена Андреевна как раз готовила Игорю кофе. Я поставила чашечку на поднос, налила еще одну, для себя, и вошла к нему.
Игорь вопросительно поднял от бумаг глаза.
-Чему обязан? - улыбнулся он. - Обычно ты меня на работе визитами не балуешь. Или подарок не понравился?
-Игорь, мне нужен отпуск.
-Что-то случилось? - встревожился он.
-Нет, просто получила письмо от тети. Мне срочно нужно ехать продавать дачу.
-Это где-то на черноморском побережье? - задумчиво рассматривая меня, спросил Игорь.
-Да, на самой границе с Абхазией.
Он помолчал, отставил чашечку в сторону и кивнул:
-Что же, принимая во внимание то, что ты только что сдала проект... Учти, много времени я тебе дать не могу, но если ты уложишься в месяц, это было бы здорово. Заодно и отдохнете с Данькой. Ты, конечно, возьмешь его с собой?
Я уклончиво ответила:
-Игорь, я еще не решила.
Он недоуменно поднял брови:
-Не понял. Ты его собираешься оставить в городе?