Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 68

Попельский наконец-то зажег в номере свет и поглядел на буквально лучащегося энергией Мока.

— Конторы мы проверим в понедельник, — прокряхтел Мок, обувая туфли с помощью длинной ложки, — зато бордели можно проверить в любое время.

— Тебе еще мало? — с улыбкой спросил комиссар.

— Польша, дорогой мой, — широко усмехнулся Мок, — славится красивыми женщинами. Так могу я, в конце концов, испробовать это особое блюдо, или должен удовлетвориться паршивым эрзацем, теми двумя щербатыми давалками из поезда?

Катовице, понедельник 1 февраля 1937 года, десять часов утра

Мок с Попельским ехали на извозчике по улице Маршала Пилсудского. Возчик очень заботливо укутал их ноги шубой, на щеках их играл здоровый румянец, а мозги пассажиров работали на совершенно различных оборотах. Мок, пропитанный алкоголем, табаком и развратом, которому он предавался в воскресный вечер, сидел теперь молча под бараньим кожухом, присматриваясь к общественным зданиям и жилым домам, мимо которых они проезжали, с удивлением находя в себе удивительный рост теплых чувств к данному городу. Он очень походил на Бреслау. Пивная "Здруй Окочимский"[144] на Ставовей, с которой он начал субботний поход по святыням всяческой неумеренности, припомнила ему пивную Кисслинга на Юнкерштрассе[145] в Бреслау. И там, и тут имелся не сильно заметный чердачок с комнатами, где господа могли провести несколько упоительных мгновений в объятиях дам; и там, и тут можно было попробовать сосиски в горчичном соусе; и там, и тут подавали прекрасный пильзнер. Ту же самую схожесть Мок отметил не только во всех одиннадцати публичных домах, часть из которых он посетил в субботу вместе с Попельским, а остальные в воскресенье — уже без Эдварда. Схожесть он видел и в окрестностях своей гостиницы — одно здание на Пилсудского поразительно напоминало ему каменный дом на Тиргартенштрассе, здание гимназии на Мицкевича было близнецом Элизабет-Гимназиум, отличаясь разве что только цветом, а вот кирпичная школа на Ставовей была выстроена в том же стиле, что и сотни школ в Бреслау да и по всей Германии. Мок чувствовал в Катовицах словно у себя дома, и даже лучше, поскольку женщины здесь были намного красивее. В одном из посещенных им борделей криминаль-директор настолько был восхищен красотой молодой дамы, что он не ограничился только лишь рутинным допросом. Попельский Катовицами не восхищался, поскольку никакой из городов, которые он видел до сих пор — ну, разве что за исключением Вены — не мог выдержать сравнения с одним-единственным громадным садом, которым был его любимый Львов. А что уже говорить про этот горняцкий городишко с домами, возможно, и ничего, но покрытыми черной пылью, что проникала в любое укромное местечко! Кроме того, он находился в паршивом настроении еще и потому, что в подобное время, как правило, переворачивался на своей кровати на другой бочок.

В отличие от Мока, воскресенье он провел очень пристойно и трудолюбиво. Позавтракал он сам, поскольку его германский коллега спал сном человека изрядно измученного спиртным. Сам комиссар тем субботним вечером был крепко раздражен всем тем катовицким следствием, которое он вел в безумном темпе и без хоть какого-либо согласования с силезской полицией. Он ругал себя за то, что вообще рассказал Моку про тот собачий лай который слышал после эпилептического сеанса. Пил он немного и совершенно не разделял веселья Эби, который, увидав любую собаку, тут же спрашивал, не эта ли лаяла в его видении. Так что в воскресенье Попельский был свеженьким словно ветерок с львовского Кайзервальда[146], и после пополуденной прогулки, когда Мок лишь приходил в себя, комиссар приступил к последующим следственным действиям. Он просмотрел "Адресную книгу Силезского Воеводства" и выписал оттуда данные двух имеющихся в Катовицах брачных бюро. После этого вместе с Моком он съел мощный обед в немецком ресторане "Zur Eisenbahn" на Вокзальной улице и отправились — уже по отдельности — по оставшимся публичным домам. В одном из них Мок оставался до самого утра.

Попельский сидел, хмурясь, он не наслаждался видами города, но задумывался над последующим ведением следствия и о том, как в нем будут участвовать полицейские из Катовиц. Только что состоялся неприятный, требующий массы нервов телефонный разговор с комиссаром Зигфридом Холевой, который весьма резко осудил проведенную без его ведома проверку катовицких публичных домов и даже угрожал выбросить из города двух настырных типов, из который ни один не был сотрудником Полиции Силезского Воеводства! Только лишь обещание получения специальных полномочий, данное Попельским, несколько остудило Холеву. Самое же паршивое, что после посещения домов разврата, следствие не тронулось с места хотя бы на шажок. В публичных домах никто и никогда не слышал о посещении какого-то аристократа, самыми же высокими слоями общества, с которыми катовицкие куртизанки имели телесный контакт, считались инженеры с металлургических заводов и шахт, агенты, ну, еще коммивояжеры. В брачной конторе "Гестия[147]", которое они оба посетили сегодня утром, очень милый и вежливый делопроизводитель только цокал языком, он даже был несколько расстроган, услышав историю о каком-то графе и бедной девушке из народа. Он весьма сожалел, что в его фирме ничего подобного не случилось, поскольку он обязательно использовал бы подобный рассказ в рекламных целях. Ничего удивительного, что после всех предыдущих следственных действий в Катовицах был мрачен и, направляясь во вторую контору, которая называлась "Матримониум", размышлял о совместных и наверняка безнадежных операциях, которые ему придется проводить с плохо относящимся к нему комиссаром Холевой. Этот силезец станет все торпедировать, размышлял Попельский, ведь это же он закрыл следствие по делу Марии Шинок. Так что у него нет ни малейшего интереса в том, чтобы новое расследование выявило его очередную промашку.

Думая о том, какими словами умилостивить комиссара Холеву, встреча с которым им предстояла в самый полдень, Попельский выскочил из остановившегося уже несколько секунд назад экипажа на заснеженный тротуар. Мок пробудился от легкой дремоты и хлопал веками. Они стояли у подъезда доходного дома на улице Ставовей. Над входом в подъезд, обозначенный цифрой 10, находилась вывеска с надписью "Заведение брачного посредничества "Матримониум" и изображением голубя в дурацком кружевном воротнике; в клюве голубь держал два обручальных кольца.

Сама контора размещалась на втором этаже, а ее окна выходили на небольшой дворик. Пани Клементина Новоземская, которую Попельский предупредил о их визите по телефону, уже ожидала гостей. Это была дама лет около пятидесяти, весьма тщательно причесанная и накрашенная, с довольно пышными формами, облаченная в дорогой шерстяной костюм в полоску. Под шеей ее был виден такой же, как и у голубя на вывеске, воротник. Голос ее был тихий и ласковый, улыбка тонкая, но наполненная достоинством, так что во главе брачной конторы сложно было бы представить более подходящую особу. Сидела она за солидным письменным столом красного дерева; за ее спиной находился солидных размеров шкаф с папками, уголки которых были укреплены затейливыми золочеными оковками. Бюрократическую атмосферу смягчали два вазона с гвоздиками.





Поскольку пани Новоземская не говорила по-немецки, Мок хотел тут же разделиться и подождать Попельского в какой-нибудь ближайшей пивной, где можно было бы загасить похмельный пламень очень понравившимся ему окоцимским пивом. Попельский, несмотря на то, что его с Моком уже объединял брудершафт, еще не знал его достаточно хорошо, потому ему не было известно, можно ли верить немцу и остановится он только на одной-двух кружечках.

144

Не знаю, как перед войной, сейчас самое обычное пиво… — Прим. перевод.

145

Улица "Освенцимских жертв" в современном Вроцлаве — Прим. автора

146

Кайзервальд — местность в Шевченковском и Лычаковском районах Львова, ограниченная улицами Кривоноса, Опрышкивской, Лысенко, Песочной, Крипъякевича, Старовознесенской, Олексы Довбуша, митрополита Липковского… Название "Кайзервальд" (нем. Kaiserwald) с немецкого языка дословно переводится как "императорский лес". Причина возникновения названия очень просто: император Австро-Венгерской империи Франц-Иосиф I посетил эту лесистую местность, и она ему очень понравилась. Во время следующего визита во Львов император вновь посетил Кайзервальд, который с того времени и получил свое название. С 1908 по 1914 здесь работал первый в Украине луна-парк. В начале 60-х годов ХХ века у львовских властей возникла идея преобразовать Кайзервальд в ландшафтный парк "Шевченківський гай". Тут планировали создать зоны отдыха, певческое поле, музей народной архитектуры, лыжный трамплин и трассу для бобслея. Еще здесь хотели установить монументальный памятник Шевченко. В 1966 г. в рамках проекта был открыт музей народной архитектуры и быта. На этом реализация идеи была прекращена — Википедия

147

Древнеримская богиня домашнего очага — Прим. перевод.