Страница 53 из 57
Знакомые Коростылева в Николаеве при первых встречах сразу же спрашивали:
— Ну что, сколько заколотил денег за границей? Что привез домой? Тогда, по советским понятиям, при железном занавесе, за границу ездили лишь отдельные граждане, чтобы заработать и привезти оттуда то, чего не было у них в стране: магнитофоны, ковры, чайные сервизы, шубы.
Коростылева неприятно коробило от таких вопросов. Как ответить им, что из Афганистана привез он боль утраты друзей, кошмары по ночам и убеждение в несправедливости в их стране?
— Ничего не привез, — отвечал Коростылев.
— Как ничего? — искренне удивлялись знакомые. Им было невдомек, что там, в Афганистане, они живут среди грязи и крови, а не стоят в очередях за вещами.
Им и в голову не приходило, что они были не в простой служебной командировке, а на войне.
И самое главное, осуждать-то этих знакомых не за что. Им и раньше, и сейчас, когда, в Афганистане идет полномасштабная война, внушали и внушают, что у них в стране все хорошо, ну, там одна армия ушла к соседям помогать строить дороги. Народ ничего не знал.
Когда Коростылев немного рассказывал о ситуации там, в горах, знакомые недоуменно слушали и, кажется, не верили ему, хотя деликатно в открытую этого не показывали. Мол, ну давай-давай, герой, сочиняй…
Кстати, о деньгах. После полного возвращения из Афганистана ту, сравнительно небольшую сумму рублей, что выплатили Коростылеву за войну, его жена в первый же день перевела с его книжки на свой счет. А уйдя к своему новому «любимому», оставила Коростылева без копейки. Он было, заикнулся об этом, но в ответ получил только злорадную и надменную ухмылку.
В Николаеве Коростылев жил на южной окраине города. В двух троллейбусных остановках, за железнодорожными путями вокзала, находился военный аэродром морской авиации. Сюда и должен был прилететь его «Черный тюльпан». Через два дня после приезда домой Коростылев стал каждый день ходить на этот аэродром узнавать о его прилете.
Самолет прилетел 16 мая 1982 года. Коростылев встретился с экипажем как с родными, они тоже приветливо приняли его на борт. В самолете осталось несколько ящиков с гробами. За эти пять дней летчики устали: Коростылеву видны были их осунувшиеся лица.
В Николаеве разгрузили погибшего лейтенанта Зиновьева. Оповещенные майором «Черным тюльпаном» из Ташкента, его встречали мать, отец и военные из райвоенкомата г. Первомайска, что на севере Николаевской области, откуда родом лейтенант.
Мать, почерневшую от горя, держали под руки, пока ящик из самолета перегружали в грузовую машину.
«Черный тюльпан» взлетел курсом на Краснодар.
Каждый человек во что-то верит. Кто в бога, кто в депутата, кто в деньги, кто в звезды. Но есть вера особая — вера матери. Никогда мать не смирится с потерей своего ребенка, она всегда верит в лучший исход. Бывает, что и после его похорон она не верит в случившееся и надеется на что-то высшее, что вдруг изменит страшную реальность.
В марте 1990 гада Коростылев служил в Крыму, в одном из степных поселков.
Прошло семь лет после его возвращения из Афганистана. Советские войска уже больше года ушли оттуда, а гражданская война там не утихает. Но это было уже их дело, афганцев.
А сердечные раны Коростылева все не заживали. Не было дня, чтобы он не вспоминал те горы, те невзгоды, их маленькие радости и, конечно, погибших друзей. Молодых и здоровых, веривших в свою счастливую звезду.
В газете «Советский патриот» под рубрикой «Отзовитесь, боевые друзья» Коростылев прочитал заметку матери лейтенанта Зиновьева. Через газету она обращалась ко всем, кто воевал вместе с ее сыном, был свидетелем его гибели. Мама просила рассказать о своем сыне, о его друзьях, как он жил в Афганистане, как погиб. Коростылев прочитал эту статью и опять на него нахлынули воспоминания того мая 1982 года…
И вот мать просит откликнуться однополчан ее сына. У Коростылева была фотография весны 1982 года. На ней изображены шесть офицеров их батальона. Среди них Коростылев и лейтенант Зиновьев. Он написал письмо его маме. На этой фотографии обозначил себя точкой и отправил по адресу, указанному в газете с просьбой вернуть фотографию, так как она у него в одном экземпляре.
Дней через двадцать Коростылев получил ответ из г. Первомайска Николаевской области. В конверте письмо и его фотография. Мама подробно рассказывала ему о своем сыне. Как он рос, учился, мечтал стать офицером. Как она уже восемь лет живет со своим горем, хотя в то, что он погиб, она не верила. На похоронах гроб вскрывать не разрешили и мать Зиновьева уверилась, что они закопали пустой гроб. Она перечисляла всех гадалок, которые по представленным им фотографиям сына, «усматривали» на снимках «черты жизни», уверяя мать в том, что ее сын живой. К гадалкам она ездила в Киев и Запорожье.
Когда в период 1989–1990 годов были освобождены несколько наших военнопленных, мама ездила к ним домой. Один из них, содержавшийся в глубокой яме, якобы, переговаривался с каким-то Лешей, сидевшим в другой яме.
А лейтенанта Зиновьева звали Алексеем… Мама приглашала Коростылева приехать к ним. Он написал рапорт с просьбой предоставить ему отпуск на три дня и автобусом поехал в г. Первомайск, в 450-х километрах от Крыма.
В дороге Коростылев снова и снова вспоминал ту гибель артиллерийского расчета вместе с офицерами. Ясно вспоминал и разорванное тело лейтенанта Зиновьева, его мокрые от крови волосы, прилипшие ко лбу. Он сам нес с солдатами к месту сбора плащ-палатку, в которой лежали его останки…
— Что говорить его матери? — думал Коростылев. — Ведь она ищет его живого.
Во второй половине дня автобус приехал в Первомайск. Спросил нужную улицу, нашел дом, квартиру и позвонил. Дома никого нет. Соседи сказали, что хозяйка и ее муж на работе. Он вышел во двор, сел на лавочку, закурил и стал ждать родителей лейтенанта.
Сомнение и волнение овладело Коростылевым. Как ему вести себя с родителями погибшего. Их сын погиб, а он живой. Хочешь не хочешь, а чувствуешь себя от этого виноватым…
Прошло около часа. К нему подходит женщина, лет под пятьдесят, и спрашивает:
— Вы Коростылев?
— Да, — вставая, сказал он.
— Я — мама Лешика Зиновьева.
Они обнялись с ней. Мама плакала навзрыд. Подошел заплаканный отец. Поздоровались, познакомились и прошли в их квартиру. Мама было начала хлопотать об обеде, но Коростылев предложил сначала съездить на кладбище к Алексею.
На их стареньком «Москвиче» они поехали за город. По дороге мама с горечью рассказывала, как в их городе неизвестные оскверняют могилы. И их памятник на могиле сына завален и сломан.
Так оно и оказалось. Черный мраморный постамент на могиле лейтенанта Зиновьева крутыми осколками валялся на холмике. Коростылев чувствовал отрешенность, грусть и тихую ярость ко всем этим вандалам, к их родным и, по большому счету, к этой бардачной стране, пославших своих пацанов на войну и не сумевших защитить их могилы.
Они поправили холмик, оградку, положили на могилу цветы и вернулись домой. После ужина они долго разговаривали. Родители говорили об Алексее, о жизни после его гибели. Ведь ему было только 21 год. Мама подробно рассказала о своих гадалках, о вернувшихся пленных и о своей твердой вере в то, что Алексей жив. Коростылев малодушно поддакивал ей, боясь пошатнуть эту веру. Ведь и матери, и отцу, видимо, легче жить, имея свою надежду.
Переночевав у Зиновьевых, он утром уехал в Крым.
— Наташа! Ну, ты идешь с нами в кино?
— А что за фильм?