Страница 52 из 57
Хорошо весной! И жить хорошо. Алик меня довел до ума, поменял масла, обтяжку сделал. Как новенький. Если бы не тот день моего рождения…
Он меня помыл, колеса подкачал, как к празднику. Что? Правда праздник? 1-е Мая? И завтра отдыхаем? Хорошо! Но что-то у комбата с отдыхом не сошлось. Уже утром, 2 Мая 1982 года, он забегал, поднимая всех солдат, и те цепляют ко мне пушку. Выезд на боевые? А обещанный отдых? Все, как не у всех машин.
Алик запустил мой двигатель. В кабину садится Потураев, а с ним лейтенант Зиновьев из седьмой роты. Он-то зачем? Я же больной. Едем до ущелья Дахи-Нау. Не нравится мне это место. Не зря солдаты в кузове сидят с автоматами наготове. Редженов, Грищенко, Быков, Махмудов. Этот вечно хмурый. Серьезный мужик. Как я. Один Бакуров что-то развеселился. А комбат со мной не поехал. Обиделся за перевал? Едет передомной в пяти метрах на моем земляке. И тоже с пушкой. Защитницы наши. Наконец-то ущелье кончается. Справа, я знаю, будет кишлак Дахи-Нау, а дальше, слева, пост Царандоя.
Ой! Ой! Куда это я? Что со мной? Мне же больно!!! Почему я в воздухе и летят в стороны мои крылья, колеса, двигатель и кузов??? Взорвался? А солдаты??? Не-е-ет!!! Не хочу умирать в чужой стране! Хочу домой в Нижний Тагил! Он мой самый родной! Хочу! Хо…
У машин, как у людей, своя судьба…
Следующий пункт назначения. Город Ленинск. На картах этого города нет. Это всегда был засекреченный объект. В народе его знают, как космодром Байконур. Он находится в южной части Казахстана на берегу Сыр-Дарьи. При подлете к Байконуру из иллюминаторов все видят стартовые площадки ракет.
В Ленинске выгружают незнакомого Коростылеву погибшего солдата. На автобусе экипажи сопровождающих везут в жилой городок. Это — оазис среди голой степи. Городок опоясан высокой металлической сеткой. Одни ворота для въезда по пропускам. В городке трех- пятиэтажные дома, тенистые аллеи, красивые площади с титанами. В местном госпитале космонавты проходят последние предполетные обследования, сюда же они возвращаются после полета в космос. По дороге в столовую им организовали своеобразную экскурсию:
«Вот на постаменте стоит макет ракеты «Восток», на которой человек впервые вырвался в космос. Им был Юрий Алесеевич Гагарин».
«Вот памятник маршалу Неделину, первому руководителю космодрома, погибшему при взрыве ракеты на старте в 1960-м году».
После обеда «Черный тюльпан» полетел далеко на север, к Полярному кругу, в город Ухту. Посадку совершали в два часа ночи, но была белая ночь. Можно было газеты читать. Здесь Коростылев попрощался со своим солдатом рядовым Грищенко. Он, как и Потураев, прослужил в Афганистане всего лишь полгода…
И снова полет. «Черный тюльпан» взял курс на юг, в столицу Башкирии Уфу. В самолете находиться сопровождающим стало мучительно. Сладковатый трупный запах из двух десятков неплотно запаянных гробов выворачивает их наизнанку. Особенно невыносимо было при взлетах и посадках, когда воздух в салоне самолета больше циркулирует. В это время все закрывали лица тряпками.
В этом полете «Черный тюльпан» едва не разбился. Самолет приземлился в аэропорту Уфа, съехал с рулежки на траву и остановился. Летчики спустились на землю через нижний люк своей кабины, за ними вышли и сопровождающие. И здесь Коростылев видит такую картину. Второй пилот, старший лейтенант с палкой в руке гоняется за штурманом, тоже старшим лейтенантом. Штурман бегает от него вокруг самолета. Командир спокойно стоит у стойки шасси и спокойно смотрит за этими догонялками.
— Виктор, что это за драка? А как же дружба экипажа? — спрашивает командира Коростылев.
— Дружба — дружбой, а служба — службой. Штурман чуть всех нас не угробил. Он ошибся в расчете в дальности полета на 200 километров. У нас кончилось топливо, запасных аэродромов вблизи не было, мы чуть не упали, сели на последних каплях. Пусть он его повоспитывает.
Конечно, никто никого бить не стал, но на словах — второй летчик все высказал штурману.
Сопровождающие тоже не очень обрадовались такому происшествию…
После Уфы «Черному тюльпану» предстоял такой маршрут: Куйбышев — Ленинград — Кишинев — Николаев — Краснодар — Ставрополь — Ворошиловград. Коростылев с Потураевым прилетают последними. Командир корабля капитан Федоров предполагал закончить полет за неделю. Это и ожидание встречающих на аэродромах, отдых экипажа и техническое обслуживание самолета. Здесь, в Уфе, АН-12-й будет стоять два дня именно для технического обслуживания.
Капитан Федоров знал, что семья Коростылева живет в Николаеве. За дни полета они сдружились и между собой часто говорили «за жизнь». Виктор предложил Коростылеву улететь из Уфы в Николаев на пассажирском самолете, встретиться с семьей, а дней через пять встретить «Черный тюльпан» на военном аэродроме Николаева. Коростылев задумался: а зачем, собственно, терять почти неделю, что уйдет на полет? Ведь он не видел семью полгода. Да жена с дочкой и не знают даже, что он уже не в Афганистане, а в Союзе, в Башкирии… Но сам бы он и не додумался до такой возможности раньше «Черного тюльпана» побывать в Николаеве.
Обговорив с Виктором все детали встречи на военном аэродроме, Коростылев купил билет на самолет Уфа — Донецк — Николаев — Одесса и утром 10 мая улетел из Уфы. В полдень этого же дня он был в Николаеве. С замиранием в сердце на такси подъезжает к своему дому, поднимается на четвертый этаж и встречает… свою дочку Женечку. Она с такими же маленькими подружками играет на лестничной площадке.
— Женечка! Дочка! Здравствуй! — с дрожью в голосе говорит Коростылев. С полминуты, она, шестилетний ребенок, удивленно смотрит на него и только потом доходит, что это ее папа.
— Папочка! — бросилась Женя к Коростылеву. — Мы с мамой и не знали, что ты приедешь?
— Я и сам не знал, дочка, что придется приехать домой, — сказал Коростылев, обнимая и целуя Женю. — Мама дома?
— Нет! Мама на работе. А меня оставила с соседкой Верой Ивановной.
— Поедем, доченька, к маме на работу!
— Поедем!
Жена Коростылева на работе была занята и попросила их подождать на улице. В скверике перед поликлиникой они присели не лавочку, Коростылев посадил дочку на колени и прильнул к ней. Он подумал о том, как все же жизнь мотает их, не спрашивая и не предупреждая. Ведь он действительно несколько дней назад и не предполагал, что будет сидеть здесь, на лавочке и обнимать любимое тельце своей дочки и ждать жену с работы.
Мысли его вернулись в Афганистан, к его батарее, к круговерти последних дней. Чего он только не испытал за последнюю неделю? Где он только не был за эти дни? Коростылев почувствовал какую-то расслабляющую усталость…
За эти несколько дней, проведенных дома, где нет войны, тревог, бытовых неудобств, Коростылеву почти заново нужно было привыкать к этому — к мирной жизни.
Сначала было странным не ощущать тяжести автомата за правым плечом. Рука то и дело нашаривала автоматный ремень — нет его! К этому надо было привыкнуть, так как без оружия он чувствовал себя незащищенным, каким-то доступным.
Странно было ездить в автомобилях, не страшась взорваться на мине. Первое время каждый толчок на неровностях дороги отдавался холодком в груди Коростылева.
Странно было видеть безработных людей на улицах. Никто, абсолютно никто, не знал о боевых действиях в Афганистане. Не знали, в каких условиях живут их родные, служившие там.
Странно было видеть множество нарядных и красивых женщин вокруг себя: на улице, в троллейбусе, в магазине.
К этим, незаметным ранее мелочам, Коростылеву приходилось привыкать заново. Привыкать, чтобы снова не замечать. Плохо это — привыкать и не замечать. Неужели нашему народу обязательно надо войну, разруху, голод, грязь и кровь, чтобы ценить простые мирные вещи?
Пресса тогда была под строгой цензурой. В газетах писали об интернациональном долге в виде строительства школ и детских садов, посадки деревьев на аллеях парков Афганистана. И народ верил этому. Потому, что привыкли верить газетам.