Торпедоносцы

— Атака звеньями! Цели выбирать самостоятельно!

«Петляковы» расходятся в стороны и поворачивают к базе.

Небо над Либавой уже затянуто хлопьями разрывов зенитных снарядов, их так много, что в считанные секунды огромный воздушный бассейн как бы накрывается гигантским дымным облаком, — картина, в общем, знакомая! Солнце в этом дыму тускнеет настолько, что теряет свою ослепительную яркость, превращается в почти обыкновенный светильник — багровый шар, на который можно свободно смотреть без светофильтра. Снизу от базы облако полыхает красками; оранжевыми, красными, зелеными, расцвечивается быстрыми, как молнии, трассами — это заработали многочисленные установки малокалиберных автоматических пушек. Трасс так много, что от их цепочек начинает рябить в глазах, фонтанами. разноцветных огней взвиваются они в потемневшее небо. Но огонь зениток сегодня какой-то неровный, нервный: то яростно вспыхнет в одном углу базы и тотчас погаснет, то в другом. Ясно: в работу включились «ильюшины»!

А пикировщики уже заходят на боевые курсы и опрокидываются в стремительном пике — звено за звеном с разных высот и направлений они бросаются на невидимые пока с топмачтовиков цели. Навстречу им из-за горизонта поднимаются густые черные столбы пожаров.

Порт все ближе, и Михаилу уже видны основания этих столбов, видны клубы взметающихся к небу мощных взрывов. Он радуется; метко бьют гвардейцы! Такие клубы бывают только при прямых попаданиях!

Небо уже все в копоти. Справа и слева все чаще его прочерчивают черные полосы горящих самолетов.

— Миша! Расчетные данные для бомбометания готовы! — неожиданно раздается спокойный голос Рачкова. — Установи!

— Есть! Установил! — отрывисто бросает летчик, Топмачтовики сблизились с базой настолько, что стали видны знакомые дуги молов, за ними — лес мачт, труб, кранов, надстроек транспортов и кораблей — много этого добра здесь! Еще дальше — город Либава. Ясный день совсем померк в дыму сражения. В его мгле сказочными призраками мелькают стайки горбатых штурмовиков — смело летают они — над самыми коньками крыш, над мачтами, огнями клокочут их пушки. Снизу от земли вверх взлетают фонтаны взрывов. Но над акваторией военно-морской базы знакомых силуэтов нет. «В чем дело?» — нервничает ведущий топмачтовиков. Больше ждать уже нельзя, и он говорит себе; «Пора!» В эфир врывается его чуть повышенный голос:

— Внимание, соколы! Я — Двадцать седьмой! Перестроиться для атаки! Занять исходное положение!

Ведомые летчики тоже напряжены. Тоже ждут не дождутся команды, нервничают, А как услышали — в несколько секунд выполнили нужный маневр; догнали ведущего, разошлись в стороны и выровнялись в линию фронта. Истребители теперь взмывают вверх; в атаке они не участвуют, но находятся вблизи, чтобы отразить вражеские «фокке-вульфы», если те вздумают помешать топмачтовикам. К атаке все готово! Но Борисов ждет, помнит совет Константина Александровича: «Ни раньше, ни позже! Смотри за Степаняном!..»

Последние звенья пикировщиков уже выходят из пике. Время начала атаки топмачтовиков. Но где же Степанян? Где его крылатые богатыри, почему не громят «эрликоны» на молах?

И вдруг из-за южной дуги мола прямо над аванпортом в дыму появились «ильюшины». Это они! Как вовремя! Михаил обрадовался настолько бурно, что вместо подачи команды закричал:

— Соколы! Разворот в атаку! Атака! Бей фашистов! Топмачтовики, развивая скорость до максимальной, повернули и ринулись на базу.

Выдерживая направление, Борисов поглядывал на штурмовиков. Их шестерки летели выше на двести — триста метров. Впереди на острие клина — ведущий. Он первым пронизывал клубы зенитных разрывов, бесстрашно разрывал сети пушечных трасс, направляясь к дугам молов, где особенно свирепствовали «эрликоны», явно. намереваясь ударить по ним. За ведущим, будто связанные невидимой веревкой, на врага мчались ведомые первой шестерки. За ней в клубах дыма появилась вторая, потом третья, еще и еще! Красиво атакуют штурмовики! Грозно! Всесокрушимо! Их клинообразный строй подобен гигантской стреле. Стрела мчится все дальше! Вот она уже над первой дугой мола. Вот-вот вспыхнут ее широкие крылья огнями пуска ракетных снарядов, озарятся выстрелами пушек. Ведущий уже опускает нос своего «ильюшина» — цель перед ним. Сейчас ударит!

Но готовый сорваться крик восторга и радости замирает на устах Михаила: от воды вверх черной молнией взмыл «фокке-вульф», его тупой нос сверкнул искрами длинной пушечной очереди, и в ту же секунду у атакованного им ведущего штурмовиков отлетел отрубленный снарядами хвост; Ил-2, качнувшись с крыла на крыло клюнул на нос и врезался в воду аванпорта рядом с южным молом. Все произошло так быстро, что на помощь ведущему не успели броситься ни его ведомые, ни летевшие выше истребители прикрытия.

Борисов увидел, с какой яростью остальные «ильюшины», мстя за смерть командира, ударили по немецким батареям. Ракетные и пушечные снаряды буквально сметали с молов вражеские пушки и их прислугу, выводили их из строя одну за другой. Но не все. Слишком много было этих проклятых пушек. Уцелевшие продолжали бешеную стрельбу.

И все же штурмовики выполнили свою задачу — это понял командир топмачтовиков и потому скомандовал группе:

— Внимание, соколы! После атаки отход в море!…Позже на аэродроме Михаил Борисов по времени и рассказам других летчиков, видевших трагедию, установит, что видел гибель Героя Советского Союза подполковника Нельсона Георгиевича Степаняна, и долго будет горевать от своей беспомощности в ту страшную минуту, вспоминать короткие встречи…

Боль и горечь утраты с особой силой вспыхнет через три месяца, когда ему, Борисову, будут вручать Золотую Звезду и одновременно он услышит слова Указа Президиума Верховного Совета СССР о посмертном присвоении отважному сыну армянского народа звания дважды Героя: всего три месяца не дожил Нельсон до зенита своей боевой славы…

Тогда же в пылу атаки, увидев гибель ведущего штурмовиков, Михаил Борисов, обуреваемый гневом, местью, ударил по уцелевшей установке «эрликонов» всей мощью пулеметной батареи, уничтожил ее, перелетел через мол и сразу нацелился на огромную глыбу транспорта, стоявшего на «бочке». Транспорт имел водоизмещение восемь тысяч тонн и был загружен до предела: его борта возвышались над водой всего на считанные метры, на палубе, на закрытых грузовых люках — везде громоздились штабеля, прикрытые брезентом. Еще Михаил увидел фигурки солдат у зенитных точек на баке, на крыльях мостиков, вдоль бортов, на корме и стал, не спеша, холодно, расчетливо накладывать на них кольца прицела, собираясь точной очередью смести их. Но тут он заметил, что между самолетом и транспортом находится сторожевой корабль. Корабль был вдоль и поперек расписан черными и серыми бесформенными пятнами камуфляжа, потерял свои строгие очертания, и летчик сперва на него не обратил внимания. Но сторожевик сам напомнил о себе: на его палубах появились серые дымки и яркие вспышки. Тотчас у носа топмачтовика промчались веера и снопы снарядных трасс, да так близко, что летчик едва успел двинуть рули — уклониться. Впрочем, не совсем успел: в кабине вдруг раздался оглушительный треск и снизу, холодя ноги, ворвалась мощная струя забортного воздуха. Борисов, не раздумывая, изменил решение, опустил нос машины, ударил по сторожевику и только потом перенес ливень пуль на палубы транспорта, с удовлетворением увидел на них срезаемые огнем фигурки и, осознав, что находился от цели на выгодной дистанции залпа, утопил кнопку электробомбосбрасывателя; с замков сорвались тяжелые «тоннка» и «полутоннка». Тут же свалил машину на крыло и с крутым виражом направил ее назад, к молам. В гул моторов ворвались звуки близкой стрельбы — то Демин из башни и Рачков из люкового пулеметов расстреливали расчеты зенитчиков, не давая им вести прицельный огонь по самолету.

Уже находясь в развороте, Борисов увидел, как возле причалов порта у одного атакующего топмачтовика отлетел хвост и он рухнул рядом с бортом крупного транспорта, подняв столб воды. Несколько мгновений Михаил смотрел на то место, где только что был самолет, мучительно пытаясь сообразить, кого же сбили, как машину вдруг резко тряхнуло. С трудом удерживая штурвал, Михаил удивленно отметил, что не падает, а продолжает лететь.