Страница 47 из 101
Малюта открыл ящичек, посмотрел на прибор, прикинул что-то в уме и только тогда проговорил:
Мы поднялись на высоту…
Не считай, лейтенант, — попросил Яша. — Потому что, если ты скажешь: «Осталось еще семьсот метров», я рухну на землю от упадка духа.
Осталось еще семьсот метров, — подтвердил Малюта.
Тогда пошли. — Яша встал и потянул за рукав Нечмирева.
…Может быть, во всем был виноват Яша Райтман. Когда они остановились на небольшой площадке и Малюта сказал, что это и есть высота И20, Яша крикнул:
Ура!
С ума сошел! — Василий пригрозил ему кулаком, но было уже поздно: из-за соседней скалы раздалась длинная автоматная, очередь, и пули зацокали о камни.
Ложись! — Василий толкнул Яшу и увидел, как Малюта медленно опускается на землю. Он сперва сел, поставил за камень свой ящичек с инструментами, потом лег, положив голову на руки. Было что-то неестественное в этих медленных движениях начальника метеослужбы, и Вася пополз к нему.
Ты ранен? — шепотом спросил он.
Ответа не было.
Малюта! — Вася потряс его за плечи, осторожно приподнял голову лейтенанта и заглянул в открытые глаза. Малюта смотрел спокойно, строго:
Ты чего шумишь, летчик?
А ты чего притворяешься? — рассердился Вася. — Я думал…
Чш! — Малюта вытащил пистолет и глазами показал на соседнюю скалу. — Он сейчас будет стрелять. Мы — тоже.
А вдруг это наш солдат?
Наш солдат на крик «ура» стрелять бы не начал.
В это время снова застрочил автомат. Пули свистели над головами, но Малюта, казалось, не обращал на них никакого внимания. Он долго прислушивался к автоматной очереди, потом чуть приподнялся и выстрелил в туман. Автомат захлебнулся.
Одного из них уже нет, — спокойно, проговорил Малюта. — Но дело в том, что он был не один.
Вася с уважением посмотрел на синоптика и сказал:
А ты стоящий парень, Малюта, будь я проклят!
Да? — Малюта поднял свой ящичек и кивнул головой: — Ползем вон за тот камень, сейчас они нам дадут…
Вася тихонько позвал Яшу, и они перебрались на другую сторону площадки.
Малюта не ошибся: через две-три минуты на площадку обрушился смерч пулеметного и автоматного огня. Очереди слились в один сплошной вой. Пули и осколки камней свистели в воздухе, но теперь они не представляли опасности: громадные каменные глыбы защищали летчиков и синоптика, а глубокая пропасть, отделяющая их от фашистов, не позволяла гитлеровцам зайти с тыла.
Теперь все в порядке, — сказал Малюта. — Сейчас будем пускать первый шар-пилот.
Синоптик остался один на площадке. Прощаясь с ним, Вася дружески толкнул его плечом:
Слушай, лейтенант, с сегодняшнего дня я уважаю синоптиков. Так и запомни: если какая дрянь назовет синоптика салакой, эта дрянь будет иметь дело с Нечмиревым. Ты понял?
Понял, летчик, спасибо.
Потом подошел Яша.
— Товарищ Малюта, — проговорил он, — некоторые недоразвитые люди называют синоптиков ненормальными типами. Не стану распространяться, что Яшу Райтмана всегда считали неплохим боксером. Так вот: если какой-нибудь мерзавец в моем присутствии позволит себе… Правильно я говорю, Вася?
Малюта обнял Яшу, потом Нечмирева:
— Идите, товарищи. Постарайтесь, чтобы быстрее наладили связь.
4
Малюта передал первую сводку: над перевалом штиль, давление — 740, облачность — 10 баллов, горизонтальная видимость — 20 метров.
Командир полка полковник Барилов говорил комиссару:
Условия исключительно тяжелые. Не лучше ли в первый вылет послать более опытного летчика, например, командира эскадрильи Горба?
Комиссар не соглашался:
Нечмирев и Райтман имеют неплохой опыт. Кроме того, надо учесть, что они не спали ночами, думая над тем, как осуществить полет. А вылазка для оборудования метеоплощадки?
Командир полка молчал, видимо, колеблясь.
Лейтенант Нечмирев говорит, что он знает Анапский аэродром так же хорошо, как палубу корабля, на котором служил. Возможно, это и не окажет помощи в таком тумане, но все же… Если ему удастся точно выйти на аэродром, он может недурно пощипать немцев.
Ну что ж, — командир полка встал, — пошлем их на одной машине: Нечмирева — за летчика, Райтмана — за штурмана.
Через несколько минут Нечмирев и Райтман прибыли в землянку командира полка. Первым к столу, на котором лежала карта, подошел Яша:
Разрешите, товарищ командир? Расчет готов. Посадка продумана до мелочей. Возвращаясь с задания, мы пролетаем точно над своим аэродромом. Как только самолеты появляются над центром, с земли дается радиосигнал. После этого мы по строгому расчету заходим на посадку. Сначала первый самолет, через шесть-семь минут — второй. Вылет с таким же интервалом.
Вылетит только один самолет, — сказал комиссар и посмотрел на Нечмирева и Райтмана.
Это, конечно, правильно, товарищ комиссар, — ни на секунду не задумываясь, ответил Яша. — Мой стрелок-радист уже готов. Штурман — тоже.
Разрешите, товарищ полковник? — Вася незаметно оттер Яшу от стола и уже водил тупым концом карандаша по карте. — Вот высота тысяча сто двадцать. Отсюда я буду планировать на малом газу…
Вы оба полетите на одном самолете, — улыбнувшись, сказал полковник.
Механик Панарин свернул толстую цигарку, раскурил ее и протянул Нечмиреву:
Возьми, командир, покури.
Вася выплюнул изо рта папиросу, раздавил сапогом и взял цигарку. Затянулся, кашлянул:
Ох, черт!
Это точно, командир, крепкий табак.
Вася улыбнулся, хлопнул Панарина по плечу:
Будь уверен, механик, вспомню.
У них была давняя традиция: перед каждым вылетом Панарин просил летчика покурить его табачку. Нечмирев долго не мог понять, для чего это нужно. Наконец механик объяснил:
Видишь, командир, табачок мой — горлодер высшего класса. Покуришь, потом целый час в горле першить будет! Вот как кашлянешь в полете, так и вспомнишь: остался на земле механик Панарин, ждет он тебя, командир, как родного брата, и не вернуться к нему никак нельзя. Так что при любых условиях вернуться надо.
…На аэродром вышли летчики, командиры эскадрилий, механики. — Пробирались сквозь туман к самолету, подходили к Нечмиреву и Райтману, давали советы:
Заходите на бомбежку с гор, а не с моря. В порту у них до черта зениток…
После работы уходите в море: там фрицы вас не запеленгуют.
Будете проходить над тысяча сто двадцать — привет Малюте.
Яша поправил на боку планшет и первым полез в кабину, за ним последовал стрелок-радист Исаев и наконец взобрался на плоскость Нечмирев. Когда он уже стал на сиденье, его окликнул Панарин:
Подожди, командир!
Вася посмотрел на Панарина. Механик прыгнул на крыло, наклонился к летчику и чистой тряпкой провел несколько раз по его рукаву.
Комбинезон в мелу, — тихо проговорил он. — Не порядок.
Потом приблизил свое лицо к лицу Васи и попросил:
Ты ж смотри, командир… не зарывайся.
Вася лбом коснулся его виска:
Иди, Костя.
Они сделали круг над аэродромом, набирая высоту. Исаев, настроившись на волну, передал командиру полка:
Я — Линза. Высота — девятьсот, видимости нет. Ложимся на курс.
Видимости не было. Кончались крылья самолета — и кончалась видимость. Дальше — мрак, хмурая поднебесная тундра без начала, без конца. Казалось, вся Вселенная заполнена этим мраком, угрюмым, мертвым. Жизни нет нигде: ни внизу, ни вверху. Стоит выключить моторы — и наступит первозданная тишина, какая была миллиарды лет назад…
Вася услышал в шлемофоне голос Яши:
Привет Малюте!
Вася качнул машину с крыла на крыло. Это ничего, что лейтенант Малюта далеко внизу, что между ними тысяча сто метров и он сквозь толщу облаков не увидит, как приветствуют его летчики. Лейтенант Малюта — настоящий парень, и этот привет ему положен…
Через несколько минут Яша сказал:
Перевал прошли. Сбавляй газ, строго выдерживай курс. Первую серию положим с прямой.
Летчик убрал газ, отдал штурвал от себя. Крылья рассекали туман, под ним стекали струи воды. Ветер по-разбойничьи свистел над кабиной. У винтов кружилась радуга.