Смерть наудачу

Сейчас фамильный демон еще очень маленький и практически ничего не соображает. Он считает меня своим отцом и пытается всячески мне помочь. Впрочем, пользы от Малыша пока намного меньше, чем вреда. Фадем умеет только управлять этим домом, частью которого является. Причем управлять по-детски. Он может крушить посуду, двигать доспехи, стучать оконными створками и дверями. Вот такая помощь.

Большинство времени «ребенок» предпочитает находиться у себя в комнатке. То есть в маленькой детской на чердаке: кроватка, ночной горшок с музыкальным механизмом, картинка с изображением моего дома на потолочной балке и загадочная стела со странным рисунком.

А иногда Малыш желает гулять! И такие дни – самые кошмарные периоды моей жизни.

– Лумиль, не хочешь ли вооружиться детской коляской и отвезти Малыша в парк у Черного озера?

Моя попытка защититься не увенчалась успехом. Леприкон заслонился скрещенными ручонками и сделал шаг назад.

– Простите, господин, – взмолился он. – Мне сегодня надо бачок сменить в седьмом сортире, н-да.

– Может, ты, Сульма, пойдешь с Малышом? – попытался я еще раз. – Ему не помешает женское внимание.

– Ага, – для вида обрадовалась кухарка. – Внимание утром к завтраку, в обед – к обеду, а вечером – к ушину. И еше не считая двух-трех сотен вниманий в течение всего дня, когда ребенок изволит откушать десертов, поиграть старыми сундуками и пошвыряться кирпичной кладкой.

– Понял, – угрюмо ответил я.

И пошел к Малышу. Спинным мозгом чувствовал, что в затылок мне смотрят две пары сочувствующих глаз.

– И зайдите на Потусторонний базар, – донеслось мне вслед. – Уш не пошалейте нескольких слитков на десяток виверновых яиц. Не то на ушин будет паркет в известковом соусе!

Слитков в моем кармане оставалось как раз на десять яиц виверна. Больше ни на что. Моих домочадцев ожидала медленная голодная смерть. Если до того времени нас не прикончит фамильный демон. Эх…

Глава 2

Проблемные дети

Вывезти ребенка на улицу иногда ничуть не легче, чем уложить его спать. Если Малыш решил поозорничать, то приходится изрядно повкалывать, чтобы, по крайней мере, вытурить его с чердака. Он бегает по комнате, швыряется обломками мебели, сквернословит и вызывает премерзкие заклинания. Например, как это…

– Ах ты!.. – задохнулся я, когда мне в лоб ударился смердящий комок какой-то наколдованной гадости.

– Папка – вонючка! – радостно завопил Малыш, топоча маленькими ножками по дубовым доскам. – Папка – смердючка!

– Пошли, Малыш, – с трудом воздерживаясь от яростного крика, взмолился я. – Ты ведь хотел гулять.

Магическая гадость стекала по моему лицу, набивалась в ноздри. Глаза щипало, как от чесночного сока.

– А теперь никуда не пойду! Не! Пойду-у-у!

Фамильный демон пнул меня в колено и стремительно влез под кроватку. Встал на четвереньки и лукаво выглянул из своего убежища. Я отчаянно ругался и потирал ушибленное место.

Ну кто поверит, что эта мелкая ходячая проказа – частичка моей сущности? Разве что Юласия, моя бывшая жена. Она всегда говорила, что имя Ходжа вызывает у нее ассоциации с небольшим стихийным бедствием. В этом есть малая толика правды.

Я стоял на чердаке, в центре комнатки Малыша, прислонившись к разрисованной стеле. Каменюка да детская кровать – единственное, что оставалось на своем месте. Остальные предметы интерьера с воем кружились под крышей. Ночной горшок расплескивал содержимое в опасной близости от моей макушки. Старые диваны и сломанные тумбочки завязали драку, постукивая кривыми ножками. Протухшее белье, кто знает когда выброшенное на чердак, хлопало многочисленными рукавами и полами, изображая грязных нахохленных птиц. Осколки Зерцала душ дребезжали в тусклой раме и тоже норовили летать. Меня ожидали сотни порезов на лице, сумей они высвободиться из антикварного трюмо.

Везде витала пыль и обрывки истлевшей одежды.

– Малыш, – взмолился я, морщась от непривычности последующих слов, – папа хочет с тобой погулять. Иди к папе.

– Папка – дурак! – прострекотал фамильный демон, поглубже залезая под кровать. – Не хочу гулять! Хочу веселиться!

Подтверждая его слова, на меня внезапно помчался платяной шкаф. Он на бреющем полете просвистел надо мной и с треском врезался в покатые внутренности крыши. Загрохотали балки перекрытия, взвизгнул магиталлический остов оранжереи. Из кухни донесся испуганный вскрик Сульмы. Там зазвенели бьющиеся тарелки.

– Ладно, – пошел я на ловкий трюк. – Не хочешь на улицу – сиди здесь. А я ушел в парк.

– Ну и иди!

Чердачная дверь гостеприимно распахнулась и ударилась о стену. В окутанном пылью проеме она показалась мне плотоядной пастью Тринадцати кругов. Или Страшного судилища, в крайнем случае.

Я пожал плечами и пошел к двери. У моего затылка пролетел обломок ручки старой швабры.

– А ты сиди себе и пыль глотай, – грубо бросил я озорнику.

– Папка – дурак! – повторил фамильный демон. Очень насмешливым тоном.

Я скрипнул зубами, но все же удержался от того, чтобы броситься к кровати и надавать паршивцу по зеленым ползункам. Имелся другой план, более изощренный.

Когда ухмыляющаяся рожица Малыша пропала из виду, я осторожно шагнул в сторону от выхода. Не составило труда тихо спрятаться за железным сундуком без крышки и толкнуть ногой чердачную дверь. Створка захлопнулась, по лестнице покатился окаменевший тюк одежды. Шум должен был создать впечатление, что я спускаюсь на третий этаж.

Как и предполагалось, едва папа «убрался», фамильный демон успокоился. Мебель с грохотом опустилась на пол, шмотки и всякая мелочь улеглись на свои места.

Малыш, похихикивая, выбрался из-под кровати. Достал из карманчика ползунков белоснежный лист бумаги и огрызок карандаша. Положил бумагу на пол и принялся рисовать, высунув от усердия маленький раздвоенный язычок. В этот момент он действительно походил на меня. Такой же краснощекий, с прищуренными глазами и подрагивающим носиком – словно вынюхивает что-то.

Хвала всем богам, фадем не учуял моего присутствия. Он некоторое время водил карандашом по бумаге, громко сопел и брыкал ногами. Потом надоело. Малыш поднялся на ножки, засеменил к горшку и покрутил рукоятку механизма.

«Демон не пришел, как месяц взошел – я ж его так жда-а-ала», – запел горшок.

Мое фамильное проклятие пустилось в пляс. Малыш с удовольствием подпрыгивал, хлопал в воздухе пятками. И приближался к моей засаде.

Я напрягся, приготовился. Когда фадем приблизился к сундуку на расстояние вытянутой руки, я крепко ухватил его за шиворот красно-синего кафтанчика.

– Попался!

В ответ Малыш попытался заехать мне в глаз. Но я-то был настороже. Приподнял фамильного демона над полом и сунул его к окну.

Над горизонтом поднималось второе солнце. Крыши домов чуть не плавились под изумрудным сиянием, громоотводы накалились почти докрасна. Где-то вдалеке поднялся страшный грохот: горы Хаоса выдергивали из земли свои каменные корни и пытались убежать от солнечных лучей, спрятаться за более старыми и медлительными исполинами. Приближался второутренний зной.

– Ай! – запричитал Малыш, прикрываясь ручонками. – Не надо!

– Будешь знать, как издеваться над отцом, – поучительно сказал я, опуская фадема на пол. – Идем гулять.

Фамильные демоны, как и большинство потусторонних существ, очень боятся второго дневного света. Именно второго – гигантского зеленого шара, а не первого светила, несмело светящего голубизной.

– Пошли…

Малыш нахмурился и всю дорогу вниз пронзал меня кровожадным взглядом шестиугольных зрачков. Неудобная поза не мешала ему пересчитывать мне ребра маленькими острыми коленками.

Когда я водружал его в большую зеленую коляску, расшитую апельсиновыми ромбиками и разноцветными цветочками, фадем внезапно прекратил брыкаться. Он замер и бессмысленным взглядом уперся мне в грудь.

Зрелище доселе невиданное. Потому я даже остановился, держа в руках замок ремня безопасности – такими укомплектованы все детские коляски, чтобы ребенок не вывалился.