Рольф в лесах

Рольф сделал ещё несколько шагов и увидел зрелище, которое наполнило душу его ужасом и состраданием. Большой, здоровенный самец-олень стоял на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону; иногда он приподымался, упираясь передними ногами, и тащил по земле что-то большое, серое… труп другого оленя со сломаной шеей, но с большими крепкими рогами. Рога сцепились с рогами живого оленя так, как будто скрепили вместе стальными тисками. Несмотря на все усилия, живой олень еле мог двигать головой и тащить труп соперника. Следы на снегу показывали, в начале он мог ещё протащить его несколько шагов и даже глодал ветки и побеги, но это было давно, когда он был сильнее. Как давно? Несколько дней может быть, и целую неделю боролся он со смертью, которая не хотела прийти к нему. У него были, впалые бока, высохший и высунутый язык, тёмные глаза, подёрнутые тусклой дымкой смерти, но сразу сверкнувшие жаждой битвы, как только увидели приближение нового врага.

Во́роны выклевали глаз у мёртвого оленя и проклевали дыру на его спине. Они пытались было сделать то же самое и с живым, но у того хватило ещё силы защитить себя передней ногой, хотя положение его не улучшилось от этого. Рольф за всё время своего пребывания в лесу ни разу ещё не был свидетелем более жалкого зрелища, да и за всю жизнь свою вообще не видел ничего подобного. Душа его исполнилась состраданием к бедному животному. Он забыл, что видит перед собой существо, на которое люди охотятся, чтобы добыть себе пищу.

В эту минуту он видел безвредное красивое животное, попавшее в ужасное, безвыходное положение, и решил прийти к нему на помощь. С топором в руке подошёл он, осторожно взял за рога мёртвого оленя и нанёс удар топором у самого их основании. Удар этот произвёл поразительное действие на живого оленя и сразу показал, как далёк тот от смерти. Моментально сделал он прыжок назад, увлекая за собой мёртвого оленя и своего спасителя. Рольф вспомнил слова индейца: «Речь твоя может успокоить любого зверя». И он нежно, ласково заговорил с оленем; подойдя к нему ещё ближе, опять взялся за рог, который хотел отрубить; продолжая говорить ласково, он стал наносить удары, увеличивая постепенно их силу. Рога, как и всегда в это время, были очень толсты и крепки, и ему несколько раз пришлось ударить топором. Но вот рог, наконец, отделился. Рольф повернул его, и живой олень был свободен. Как же он воспользовался своей свободой?

О, не рассказывайте этого тем, кто считает себя друзьями дикого оленя! Скройте это от тех, кто слепо верит тому, что благодарность всегда следует за добрым делом! С неожиданной энергией, со всей силой неукротимого бешенства, с самым злым умыслом набросился неблагодарный на своего избавителя, чтобы нанести ему смертельный удар.

Поражённый и удивлённый неожиданностью нападения, Рольф не успел схватить убийцу за рога и лишить его силы. Олень нанёс Рольфу такой сильный удар, что тот свалился. Стараясь спасти себя от неминуемой смерти, Рольф вцепился в эти страшные рога и закричал так, как никогда ещё не кричал в своей жизни:

— Куонеб, на помощь! Куонеб! Спаси меня!

Он лежал, словно пригвождённый к земле, а рассвирепевшее животное изо всей силы давило его в грудь и старалось освободить свои рога. К счастью, рога были расставлены очень широко, и олень как бы держал его в своих объятиях. Но, наконец, олень так сильно надавил ему лбом на грудь, что Рольфу показалось, будто не только силы, но и жизнь сейчас оставит его; ему не хватило даже воздуха в лёгких, чтобы крикнуть. А во́роны в это время о чём-то оживлённо болтали, сидя на дереве.

Глаза оленя сверкали, зеленоватым огнём и горели ненавистью. Зверь, как безумный, вертел головой то в одну, то в другую сторону. Такая борьба не могла продолжаться долго. Силы совсем почти оставили Рольфа, и животное по-прежнему давило ему грудь.

— Куонеб, спаси меня! — прошептал он, когда олень приподнял голову, пытаясь снова освободить свои убийственные рога. Животное почти уже освободило их, но во́роны подняли вдруг отчаянное карканье, и из лесу выбежало ещё одно существо, спеша присоединиться к битве. Другой олень, поменьше? Нет! Так кто же? Рольф ничего не видел, а только услышал сердитое ворчание, и в ту же минуту Скукум схватил убийцу за одну из задних ног. Сил у него, конечно, было мало, чтобы он мог оттащить оленя, зато зубы у него были острые, и он от всего сердца отдался делу спасения. Когда затем он вцепился зубами в более нежные части тела оленя, тот, истощённый предыдущей борьбой, попятился назад, повернулся и упал. Не успел он ещё подняться, как Скукум вцепился ему в нос, сдавив его, как тисками. Олень мотнул головой и потащил с собой собаку, но не мог её стряхнуть с себя. Рольф воспользовался случаем, вскочил на ноги, схватил топор и нанёс животному оглушительный удар, а затем, увидя на снегу охотничий нож, выпавший у него во время борьбы, покончил с врагом и… потерял сознание. Опомнившись, он увидел подле себя Куонеба.

XXIII. Хвалебная песнь

Рольф лежал у огня, а Куонеб стоял, склонившись над ним, и смотрел на него серьёзным, сосредоточенным взором. Увидя, что мальчик открыл глаза, индеец улыбнулся: улыбка его была мягкая, нежная. За нею скрывалась глубокая любовь.

Куонеб сейчас же дал мальчику горячего чаю, который настолько ободрил Рольфа, что он мог привстать и рассказать всё, что с ним случилось в это утро.

— Это злой дух, — сказал индеец, посматривая в ту сторону, где лежал мёртвый олень, — есть его не следует. Ты, вероятно, колдовством призвал к себе Скукума?

— Не колдовством, а криком, — был ответ. — Я звал на помощь, и он пришёл ко мне.

— Отсюда далеко до хижины, — сказал Куонеб. — Я не мог слышать твоего голоса; Скукум также не мог слышать его. Кос-Коб, отец мой, говорил мне, что в то время, как зовёшь кого-нибудь на помощь, делаешь какое-то заклинанье, которое несётся по воздуху скорее и дальше твоего голоса. Быть может, он прав, я не знаю: мой отец был мудрый.

— Видел ты, Куонеб, когда Скукум подбежал ко мне?

— Нет, он оставался со мной, когда ты ушёл, но всё время беспокоился и визжал. Потом он покинул меня, и прошло довольно много времени, пока я услышал его лай. Лай этот означал: «дело плохо». Я пошёл на лай, и он привёл меня сюда.

— Он, вероятно, шёл по моему следу вдоль линии капканов.

Час спустя они двинулись в путь к хижине. Во́роны всё время провожали их громким карканьем. Куонеб взял роковой рог, срубленный Рольфом, и повесил его на молодое деревце вместе с табаком и красным бумажным флагом, чтобы умилостивить злого духа, который находился где-нибудь поблизости. Рог висел там много лет подряд, пока молодое деревце не превратилось в большое дерево.

Скукум на прощание обнюхал павшего врага, выразил трупу своё собачье презрение и двинулся во главе процессии.

Не в этот день и не в следующий, а когда наступила тихая, ясная, солнечная погода, взошёл Куонеб на гору для молитвы; он развёл небольшой костёр и, когда дым заклубился вверх длинной свинцовой полосой и потянулся к плывшему над ним розоватому облаку, он бросил в огонь щепотку табаку. Подняв к небу лицо и руки, запел новую песнь:

XXXIV. Посуда из берёзовой коры

Целую неделю чувствовал себя Рольф больным и разбитым. Скукум тоже. Временами Куонеб бывал холоден, мрачен и молчалив. Но потом сердце его смягчилось.

Перед тем как случилось происшествие с оленем, погода была холодная и ветреная. Холод усиливался постепенно, и, когда наступил мороз, сковавший поверхность вод, Куонеб вздумал мыть руки в посуде, служившей для печения хлеба. Рольф имел свои собственные понятия о чистоте кухонной посуды и забыл на этот раз уважение, которое обязан был оказывать старшему. Вот главная причина почему в тот день он вышел один. Пораздумав хорошенько над случившимся, он пришёл к убеждению, что им необходима умывальная чашка. Но где её достать? В то время жесть была редкостью и стоила очень дорого. Всё нужное для жизни старались обыкновенно находить в лесу и, руководствуясь опытом и обычаями, редко терпели неудачу в своих поисках. В течение всей своей жизни Рольф видел, как делают и сам делал корыта для свиней, чашки для кленового сока, корыта для корма кур, а потому решил попытаться при помощи топора вырубить из липового обрубка корыто, которое могло бы служить вместо умывальной чашки. Будь у него подходящие инструменты, он мог бы сделать очень хорошую чашку, но, имея помятую оленем руку, работать одним топором было трудно. Чашка вышла тяжёлая и грубая. Воду в ней можно было держать, но черпать ею воду из проруби невозможно, и необходим был ковш.