Страница 201 из 242
А его коллега Лионе при увольнении прихватил с собой множество писем и фотографий. Это он использовал для шантажа бывших работодателей[523].
Была целая серия предательств со стороны сотрудников наружного наблюдения. В частности, некто Лурих сообщил о прибытии в Париж группы московских и петербургских филеров – в результате эта акция стала бессмысленной.
Хотя проблемы возникали и при организации связи. Так, М.А. Русиков застрелился в 1910 г. после того, как письмо с приглашением прибыть на конспиративную встречу попало в руки революционеров. Правда, проблемы с перехватом сообщений случались крайне редко[524].
Для связи с агентурой, как и раньше, использовались шифр Цезаря, книжный шифр, шифры перестановок. Основное требование к таким шифрам – простота использования, криптографическая стойкость, вся документация к шифру должна обладать «скрываемостью» или же, в идеале, безликостью.
В 1911 г. была принята секретная «Инструкция по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения». В этом документе излагались общие принципы проведения агентурной работы, организации взаимодействия с тайными сотрудниками и другие вопросы.
В частности, параграф 16 данной инструкции гласил: «Секретные сотрудники не должны знакомиться со сведениями, даваемыми другими сотрудниками. С особой осторожностью следует относиться вообще к ознакомлению сотрудника с ходом розыска, а также деятельностью и личным составом розыскного учреждения».
В параграфе 19 говорилось: «Сведения, даваемые секретным сотрудником, должны храниться с соблюдением особой осторожности и строжайшей тайны». Правда, в инструкции не давалось расшифровки требований «особой осторожности» и «строжайшей тайны».
В параграфе 25 рассматривался вопрос о правилах оформления «ликвидационных записок». В частности, говорилось о том, что «никогда не следует помещать конспиративных кличек сотрудников, а также вообще указывать на лицо, давшее сведения, а употреблять для этого выражения «по имеющимся неоспоримым сведениям». Агентурные сведения, известные лишь одному секретному сотруднику или очень тесному кругу лиц, помещать в такие записки не подлежит вовсе».
Отдельно рассматривался вопрос о ведении личных дел на каждого секретного сотрудника. В параграфе 38 говорилось: «На каждого секретного сотрудника заводится отдельная тетрадь (книжка), куда заносятся все полученные от него сведения».
Еще одно требование к работе с секретными сотрудниками – отсутствие фотографий в личном деле и упоминание конкретных биографических данных (фамилии, года и места рождения и т.д.). На связь с секретным сотрудником выходил только офицер полиции, завербовавший его.
Все доклады секретных сотрудников начинались словами: «Источник сообщает...», подписывался документ агентурной кличкой. Тем самым уменьшалась вероятность раскрытия секретного агента.
Но демократические идеи и настроения проникали всюду. И проблема сотрудничества сотрудников Департамента полиции с революционерами, когда чиновники пытались им помочь избежать ареста, скрыть улики во время обысков и т.п., к 1914 г. встала особенно остро.
Руководитель Департамента полиции Степан Белецкий[525] в 1912 г. приказал заказать за границей аппаратуру для прослушивания. Именно «Белецкий положил начало использованию подслушивающих устройств. По иронии судьбы, бесчисленное множество «жучков», расплодившихся в период существования советских органов безопасности, ведет свою родословную от нескольких подслушивающих аппаратов, выписанных по инициативе Белецкого из-за границы и установленных в помещении большевистской фракции»[526].
В период Первой мировой войны к проблемам борьбы с оппозицией, а именно радикально настроенные политики представляли наибольшую опасность для Российской империи, добавились «борьба с темными силами» – Григорием Распутиным и его окружением, многие не без оснований предполагали, что в окружении «старца» находятся германские шпионы.
Начнем с противодействия оппозиции – режим утратил контроль над происходящими процессами, и даже многочисленные предательства сотрудников Департамента полиции воспринимались как обычное происшествие.
И проблема была не только в материальном факторе или жажде месте, как это было в предыдущие годы, порой «безнравственный характер многих операций ставил перед диссидентами дилемму: выполняя гражданский долг, они нарушали корпоративную солидарность; сохраняя верность тайной полиции, они становились соучастниками ее преступных деяний»[527].
А вот текст одной из многочисленных докладных записок, поданных на имя директора Департамента полиции в январе 1916 г.:
«Ваше превосходительство!
Вы удивляетесь, что секреты Департамента полиции являются достоянием публики, а дело очень простое: находящиеся на службе в Департаменте полиции писцы и чиновники постыдным образом продают эти тайны. Удачно удален Зыбин, теперь не мешало бы заглянуть в действия Крылова, последователя некогда уволенного Циппа. Крылов (старший) во всех отделах ДП имеет своего человека, если же дело касается другого учреждения, то составляет подложные документы и является как уполномоченный ДП, путается с жидами, не имеющими прав на жительство в столице, сообщая им секретные циркуляры...»[528]
После начала беспорядков, в отличие от волнений 1905 г., полиция полностью утратила контроль над ситуацией. По свидетельству членов Чрезвычайной следственной комиссии, которая должна была расследовать преступные деяния царских министров и высших должностных лиц, сотрудники Особого отдела Департамента полиции даже не пытались организовать уничтожение секретных архивов.
В Париже последний заведующий агентурой Департамента полиции опечатал помещения, распустил сотрудников и срочно выехал в столицу Российской империи.
Вот что происходило в Петрограде и в Москве в первые дни Февральской революции.
27 февраля 1917 г. дом 16 на Фонтанке – здание Департамента полиции – подвергся нападению одним из первых. «Все сотрудники, находившиеся в здании и понимавшие, что связь с тайной полицией ставит их в крайне уязвимое положение, в страхе разбежались, не оказав сопротивления. Тогда толпа нападавших беспрепятственно растеклась по кабинетам Департамента полиции, и в конце концов была обнаружена святая святых охранки.Наспех порывшись в папках, они схватили те, что показались им самыми важными, вынесли их во двор и подожгли. Сохранилось, однако, достаточно документов, свидетельствующих, с каким размахом охранка использовала секретных агентов, осведомителей и провокаторов в политическом розыске на протяжении последних лет перед крушением Российской империи».
«Московское охранное отделение было захвачено немного позднее, причем какие-то вооруженные люди на автомобилях подожгли его архивы. До сих пор остается неизвестным, было ли это сделано в пылу революционного энтузиазма или явилось продуманной акцией тех, кому было чего опасаться, если бы полицейские досье сохранились в неприкосновености»[529].
Кроме борьбы с оппозицией, МВД проводило и контрразведывательные операции. О них рассказано в соответствующей главе данной книги. Здесь укажем еще пару эпизодов. Так, Особый отдел Департамента полиции сообщил в 1916 г., что в Варшаве создана школа по подготовке малолетних (10–12 лет) шпионов.
В качестве другого предупреждения Департамент полиции сообщил всем заинтересованным ведомствам, что «очень большое внимание кайзеровская разведка уделяет вербовке чиновников среди русских офицеров и чиновников различных штабов и управлений»[530].
523
Там же. С. 447–448.
524
Бурцев В.А. В погоне за провокаторами. С. 41.
525
Белецкий Степан Петрович (1873–1918) – директор Департамента полиции в 1912 – 1914 гг.
526
Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. Политический сыск при царях. С. 337.
527
Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. Политический сыск при царях. С. 383.
528
Соболева Т.А. Тайнопись в истории России. С. 288.
529
Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. Политический сыск при царях. С. 375.
530
Никитинский И., Софиков П. Немецкий шпионаж в России во время войны 1914–1918. – М., 1942. С. 10–11.