Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 10



– Это я, капитан Пиотровский, – глухо раздалось из-под маски.

– А что это на вас надето? – поинтересовался любопытный зампотех.

– Товарищ подполковник, это новая летняя форма для сварщиков. Вот – получили на роту материального обеспечения комплект, испытываем, – брякнул испугавшийся Пачишин.

– А-а… ясно, – ответил подполковник, – надо с зампотылом разобраться и себе комплектик получить, а то я почти такую же из самой Москвы для супруги вез, да еще за бешеные деньги покупал, а тут на тебе – оказывается, ее выдают!

Надо ли говорить, что недалекий подполковник-зампотех поднял этот вопрос на совещании у командира бригады. Ну, а заместитель по тылу сперва ничего не понял, потом осторожно свалил все на начальника вещевой службы, а потом, разобравшись, о каком костюме идет речь, разочаровал подполковника. Узнав, что его наиболее «любимого» зама так жестоко разыграли, командир бригады злобно потер ручки. В итоге в особой офицерской группе появилось еще два смелых разведчика, причем один из них уже имел костюм супергероя.

Капитан медицинской службы Аллилуев – интеллигент чуть ли не в десятом поколении. Матом не ругался, ко всем бойцам обращался строго на «вы», в отличие от бригадного начальника медицинской службы, витаминками не закусывал и разбавленный спирт не пил. Всегда был задумчив, обстоятелен и исполнителен. Присутствуя на совещаниях, не кричал, ничем не возмущался, все спокойно записывал в блокнотик и очень быстро исполнял, а чаще еще быстрее заваливал порученное задание. Был лишь один недостаток у капитана – иногда в глубокой задумчивости, совершенно не осознавая того, мог брякнуть свои мысли вслух. На том же совещании, когда зампотех ругался по поводу летнего «сварщицкого костюма», Аллилуев ушел в глубокую задумчивость и меланхолично рисовал в блокноте рецепты на латинице. В момент жарких прений образовалась небольшая пауза, и тут в абсолютной тишине раздался голос капитана-медика:

– Эх-х-х, сейчас бы взбзднуть – да с огоньком!

Тишина стала гнетущей, и офицер понял, что свою мысль высказал вслух. Он резко покраснел, но сделал вид, что его это не касается.

– Я вам предоставлю такую возможность, да еще на свежем воздухе, – прервал тишину командир бригады, – в разведывательной группе должен быть внештатный фельдшер…

Помощника начальника финансовой службы, в миру просто «начфиненок», в этот день склоняли все, кому не лень. Начфинов вообще любят склонять. Молодой же финансист страдал, по всей видимости, синдромом «рассеянного внимания» – и забыл насчитать какие-то выплаты жене комбрига, служившей в строевой части прапорщиком. Вот так в офицерской группе появился свой начфин – потерянное и всего боящееся офицерское существо в звании лейтенанта.

Леню Ромашкина в бригаде знали все, ибо он был единственным, кто на прыжках умудрился приземлиться на личный автомобиль заместителя командира бригады по воспитательной работе. Все претензии Леня отмел в сторону, и в результате его кандидатура была выдвинута тем самым бригадным воспитателем на все том же совещании у командира бригады. Полковник сказал, что Ромашкин – весьма полезная личность на предстоящих учениях, ибо он занимается… Чем занимается майор Ромашкин, никто так и не смог вспомнить. Начали допрашивать начальника отделения кадров. Выяснилось, что Леня по штату состоит в моем отделении, но его там никто никогда не видел. Воздушно-десантная служба попыталась взять майора под свою опеку, так как Ромашкина на прыжках бросали на пристрелку (прыжок для определения силы и скорости ветра). Хотя для этих целей было положено бросать ПДММ (парашютный десантный мешок мягкий), бросали всегда Леню. Мешок в случае утраты и порчи списать очень муторно, а майоров у нас в бригаде полно, поэтому воздушно-десантную технику берегли. Комбриг, однако, призадумался. От напряжения его голова закачалась, он немножко всхрапнул, затем встрепенулся и объявил всем, что Ромашкин тоже включен в состав группы, а в случае если эту особую РГ действительно придется выводить, то вывод в тыл противника будет осуществлен воздушным путем, то есть парашютным способом.



Чувство того, что надвигается какая-то неприятность, неотвратимо усиливалось. А когда я выглянул в окно и увидел бегущего по плацу зампотыла, то стало ясно, что скоро будет настоящий Армагеддон. Ну, не мирового масштаба, а так – небольшого бригадного. Толстый зампотыл на самом деле не бежал, а катился по обледеневшей дорожке и никак не мог остановиться. Врезавшись в трибуну на плацу и разогнав по дороге роту, занимавшуюся строевой подготовкой, начальник тыла остановился, перевел дух и вальяжно двинулся дальше. А я в это время, находясь в состоянии панического страха, намеревался выдвинуться в кафе и слопать парочку пирожных, дабы заглушить неясную тревогу, однако так и не успел – зазвонил телефон. Звонок я проигнорировал и кинулся к двери, но было поздно – на входе меня встретил посыльный по штабу и объявил, что меня желает видеть комбриг.

Предчувствия не обманули. Меня назначили командиром той самой особой группы, которую я сам же и придумал. Радость моя была беспредельна, и поэтому я все-таки выдвинулся в кафе и съел два пирожных. После принятия пищи настроение некоторым образом улучшилось. Может, все-таки и не потребуется эта нелепая группа, и на учениях обойдутся без нее, и зря я так переживаю? Покурив, я пошел рисовать «решение на применение» и набирать всякие пояснительные записки. В пункте о противнике я от скудоумия и мелкого желания кому-нибудь напакостить упомянул своего товарища Вову Черепанова: «Воспользовавшись критической ситуацией в приграничном регионе, государственную границу перешла группа под руководством майора запаса Черепанова. В течение нескольких суток незаконное вооруженное формирование насиловало скот, угоняло женщин и агитировало местное мужское население идти на службу по контракту в ряды ВС РФ, чтобы таким образом снизить их боеспособность». То, что мне не достанется за написанный бред, я был уверен на девяносто процентов – начальник штаба если и проверял, то только поверхностно, не вникая в суть. Комбриг когда проверял, то в первый раз говорил – переделать все, и немедленно. Некоторые офицеры впадали в ступор и в течение бессонной ночи пытались все исправить, изводили кучу бумаги и портили карты. Когда-то я тоже так же мучился. Теперь просто громко кричу: «Есть!» – запираю документы в сейф и на следующее утро подаю их командиру в том же самом виде, что и вчера.

– Вот, совсем другое дело! – восклицает полковник и подписывает все не глядя.

Когда все было сделано и подписано, я решил собрать весь личный состав назначенной группы и как-то обозначить приоритеты. Обзвонив всех, назначил встречу возле штабной курилки, пригрозив за неявку сдать их комбригу и посодействовать в лишении «тринадцатой» на сто процентов. Собрались все, чем несказанно смутили бригадного заместителя по воспитательной работе. Воспитатель чувствовал подвох и поэтому решил на всякий случай доложить командиру. Полковник, выслушав доклад, пожелал сам посмотреть, что там за сборище, и, обойдя штаб по периметру, начал выглядывать из-за угла. Однако заместитель начальника штаба по службе войск, увидев в окошко фигуру, прячущуюся за углом, высунулся в форточку и заорал во все горло:

– Э-э-э! Какой там идиот ссыт под окнами штаба?! А-а-а, товарищ полковник, это вы! Ничего, ничего страшного – сам маюсь, все не дождусь, пока ремонт в штабном туалете сделают. Кстати, товарищ полковник, надо бы строителям люлей накатить, а то они совсем…

Комбриг замахал руками и, уже не таясь, как будто так и надо, вышел из-за угла.

Пачишин, увидев комбрига, первым подал команду:

– Товарищи офицеры! – и двинулся к полковнику строевым шагом. Потом вдруг опомнился и, не убирая руки от головного убора, развернулся и затопал обратно в курилку.

– Товарищи офицеры, – ответил полковник, подозрительным взглядом окидывая собравшихся, – а что это вы здесь делаете? – и уставился на меня.

– Товарищ полковник, провожу совещание особой группы, намечаем план работы, – отбрехался я.