Питер Брейгель Старший

Но не станем толковать эту картину Брейгеля однозначно, Она не только о тех, кто строит башню, но и о тех, кому волей судьбы позволено оценивать их работу. В этом смысле она неожиданным образом как бы предвосхищает рисунок Брейгеля «Художник и знаток». Там художник, закончив картину, вынужден ждать, что скажет стоящий у него за спиной знаток. В руках у художника кисть, у знатока — кошелек с деньгами. Он может одобрить и купить, он может осудить и отвергнуть.

Здесь строители показывают свою работу царю Нимвроду и его свите. Вглядитесь в лица этих ценителей и знатоков. Они полны спеси и чванства, они убеждены, что имеют право судить о том, в чем они ничего не смыслят, что строители, мастера — художники своего дела — должны смиренно пасть к их ногам и ждать приговора многолетнему и тяжкому труду. Люди, которые смогли возвести башню до неба, люди, которым все под силу, падают ниц перед недостойными. Но то, что они построили, стоит и будет стоять, возвышаясь до неба. Художник, кажется, забыл смысл легенды. Не проявил ли он ту же гордыню, как те строители, кого изобразил он на своей картине?

Библейская башня рухнула. Башня, созданная воображением Брейгеля, стоит, и строители на ее ярусах продолжают и будут продолжать свою работу, покуда к этой картине будут подходить, покуда ее будут видеть люди.

И даже если последовательность этих картин была иной и меньшая с ее сине-серым сумеречным колоритом, с тем, как сильно выражает она мысль о тщете человеческих усилий, была создана раньше, она по-иному говорит о перемене настроения художника, но не отменяет того, что сказано другой картиной.

XXII

Из Антверпена можно было добраться в Брюссель за один день. И Брейгель нередко совершал этот путь. Прошло тринадцать лет после смерти его учителя Питера Кука. Вдова Питера Кука Майкен Верхюльст постоянно жила в Брюсселе. Она растила сыновей и дочь, которую тоже звали Майкен, ту самую дочь, которую Брейгель когда-то носил на руках. Теперь она стала взрослой девушкой. И в один прекрасный день, как пишут в старых романах, он посватался за нее. Его хорошо знали в семье. Предложение было принято, но будущая теща поставила ему одно условие — покинуть Антверпен и поселиться в Брюсселе. Почему?

Карель ван Мандер рассказывает, что в Антверпене у Брейгеля была любовная связь со служанкой и он будто бы даже собирался жениться на ней. Но Брейгелю не нравилось, что она много лгала, и он пригрозил ей, что всякий раз, как уличит ее в обмане, будет делать зарубки на палке, и, если зарубки покроют всю палку, им придется расстаться. Так оно и вышло.

Но когда он влюбился в дочь Питера Кука, вдова его учителя сказала, что выдаст ее замуж за него, только если Брейгель навсегда покинет Антверпен и не будет больше видеть свою любовницу.

Конечно, над этим простодушным в духе старинных хроник рассказом можно улыбнуться, но есть ли основания его отвергать? Другие сведения, сообщенные первым биографом, подтверждаются, почему же сомневаться в этой истории? Даже если она разворачивалась не вполне так, как ее изложил ван Мандер, важно, что такой ее сохранило семейное предание.

Вероятно, у Брейгеля были и другие причины покинуть Антверпен. Круг антверпенских гуманистов, к которому он был близок, подвергался гонениям. Знаменитый печатник Плантен покинул город. Отъезд его был похож на бегство.

В Антверпене, где печаталось много книг и среди них переводы, где особенно деятельными были риторические камеры, где постоянно появлялись приезжие из Англии, Франции и Германии, все перемены в духовном климате были особенно ощутимы. Когда преследования инакомыслящих усиливались, город сразу покидали те, кто имел основания опасаться. Когда небо прояснялось, они возвращались.

Предположение, что Брейгель переселился из Антверпена в Брюссель не только по причинам личного свойства, но и ради безопасности, высказывается в нескольких работах. Отвергнуть его нельзя, принять — трудно.

Брюссель был резиденцией Маргариты Пармской, Брюссель был городом, где жил и заправлял нидерландскими делами Гранвелла. В Брюсселе каждый был еще более на виду у властей предержащих, чем в Антверпене. Конечно, Брейгель мог бы, переехав в Брюссель, чтобы избежать опасности, перестать писать картины, которые могут навлечь беду. Но он этого не сделал. Напротив. Многие наиболее острые произведения он создал именно в Брюсселе.

Несомненно одно. В жизни Брейгеля, которая была заполнена беспрерывным упорным трудом и не слишком богата внешними событиями, переезд в Брюссель был событием важности первостепенной. Он оставлял город, где в учении и работе прошла значительная часть его жизни. Он оставлял город, где находилась лавка «На четырех ветрах», с которой он так долго и так прочно был связан. Он оставлял город, где жил его близкий друг Ганс Франкерт. Даже если юн был очень сильно влюблен, такое решение далось ему не легко. И все-таки он принял его. Наступил день, когда были сложены доски для будущих картин и незавершенные картины, упакованы холсты и картоны, ящики с красками, кисти, оттиски гравюр — их накопилось за эти годы много.

Расстояние от Брюсселя до Антверпена ничуть не больше, чем ют Антверпена до Брюсселя. Что помешает ему, переехав в Брюссель, поддерживать связь с антверпенским издателем и друзьями?

Что-то, видимо, помешало. Переезд выглядел, как разрыв с Антверпеном.

Может быть, Брейгель, которому ко времени переезда было уже немало лет (тридцать восемь, если считать, что он родился в 1525 году), испытывал чувство горечи и разочарования. В городе, где он так много трудился, он так и не узнал большой славы. Может быть, с Антверпеном были связаны тяжелые воспоминания, о которых мы ничего не знаем, но о которых можем догадываться, глядя на его рисунки и картины антверпенских лет?

Он смог уехать из одного города в другой, но не смог уехать ют самого себя. Он смог внешне изменить свой образ жизни, но он не смог изменить своего образа мыслей, отрешиться от своих тревог, ют своей боли, от своей одержимости работой, от своих исканий, свернуть со своего пути, по которому до него никто еще не шел.

В архиве брюссельской церкви Нотр-Дам де ля Шапель сохранилась запись о бракосочетании Питера Брейгеля и Майкен Кук. На листе, где сделана эта запись, нет никаких дат. Внимательные исследователи нашли пометку «январь 1564» на обороте следующего листа. Видно, запись о браке Брейгеля относится к концу 1563 года.

Итак, Брейгель в Брюсселе. Он поселился с женой на улице От.

Брюссель во времена Брейгеля был уже большим городом. Он насчитывал около ста тысяч жителей. Город лежал по склонам холма, на вершине которого стоял дворец брабантских герцогов и прекрасные дома брабантской знати. Улицы города, окруженного городской стеной, взбегали по склонам холма. Достопримечательностью города была высокая башня ратуши, украшенная каменным орнаментом. Брюссельцы гордились тем, что в их городе было семь главных церквей, семь главных площадей, семь ворот в городских стенах.

В 1564 году у Питера Брейгеля родился сын, названный по отцу Питером. Теперь у Брейгеля была семья — молодая жена, сын. Дало ли это ему новые душевные силы, избавило ли его от чувства неустройства и трагизма окружающего мира? Где нам искать ответа на этот вопрос, как не в его картинах? От первого года его семейной жизни их сохранилось две. Обе принадлежат к числу самых знаменитых созданий художника.

Это — «Несение креста» и «Поклонение волхвов». Огромным числом персонажей, композицией, особенностями пейзажа «Несение креста» близко предшествующим работам. Напротив, в «Поклонение волхвов» впервые персонажей немного, изображены они крупно. Принято считать, что вначале Брейгель написал «Несение креста», а затем «Поклонение волхвов».

Но можно предположить и другой ход. Разве не мог художник, обратившись к евангельской истории Христа, следовать ее этапами написать рождение младенца, а затем его путь на Голгофу? Разве не мог он найти новые художественные приемы в «Поклонении», а в следующей работе вернуться к прежним? Взглянуть на обе картины 1564 года, предположив такую последовательность, поучительно.