Страница 55 из 64
— Да и не буде никто виру платить, — не удержался Людота, не добре поглядев на Кетая. — Чего ты выворачиваешь-то мехом наружу? Али и сказать страшно о сече? А-то и подумать небось боязно, что ажно поджилки трясутся, так, Кетай? Тож кмети княжьи, да?
По толпе пробежал смешок.
— Эх, и так жарко, а Игнат всё распаляет, — бросил шёпотом голова, и вышел в серёдку полукруга.
— Да хватит уже друг на друга лаять, аки псы шелудивые. Разе не одним делом семь лет прожили бок о бок? — начал он с досадой в голосе. — И ты Игнат, и ты Кетай, одну земельку своим потом поливали, один каравай за столами ломали, смотреть больно, как врагами стать спешите. Тут и находников не надобно, сами друг дружке глотки перегрызём. А Завид ваш, — голова остановил взгляд на Кетае с Трифоном, — Себя показал уже. В ночь ушёл, своих бросив. Ты, Кетай, постыдился бы имя его тут упоминать, а не то, что считать его правым в чём-то. Нет на его стороне боле правды, и до смерти уже не объявится. Так вот слушайте моё слово, рязанцы. Вечеславу голову клепати не станем. Считаю его не виновным, и слово моё неколебимо.
— Самоуправство творишь, Кузьма, — глухо проговорил Кетай.
— Прав, Кетай, вот сейчас прав, — кивнул голова. — А-ну, люди честные, давайте миром решим. Кто с моим словом согласен?
Вечеслав увидел, как вверх поползли руки. Кто-то поднимал уверенно, кто-то осторожно, оглядываясь вокруг, кто-то подняв, вдруг опускал, словно передумав. В конце концов с поднятыми руками оказалось чуть больше половины мужей.
— Вот видишь, Кузьма, — Кетай обвёл рукою толпу. — Не все твоё слово верным считают. Половина разе.
— Боле половины, Кетай, заметно боле. А по закону сам знаешь, дело большинством решаемо. Стало быть и решено — не виновен Вечеслав.
— Да хоть и не виновен, и что из того следует? Не хотите отдавать, пусть уходит рекою, — продолжил тянуть в свою сторону Кетай. — А кметям скажем, убёг ночью. Не поверят, пустим их в весь, пусть себе ищут. А увидят, что нету его, какая тогда с нас вира? Убийство-то не в нашей верви совершилось.
— Вот ты Кетай говоришь, а думать пред тем не поспеваешь, — укоризненно покачал головою волхв. — Неужто ты думаешь, что на том и успокоятся кмети? Мне ж сдаётся — не обойдётся без кровопролития. Вот и с тебя они спросить могут, почему головника упустил, ты чего скажешь?
— А не моё это дело — стеречь.
— Ох, по словам твоим, Кетай, всё здесь не твоё дело, будто и не рязанец ты вовсе, а пришлый какой. Послушайте ж меня, люди честные, да не перебивайте, потому как боле потом ни слова не стану кощунствовать[*]. Кто я — говорить о том смехом буде, знаете поди. Потому с Божьих слов зачну, веками из уст в уста текущими, аки воды великой реки Ра по руслу времён. С тех слов, кои Перун с Дажьбогом в Миргард сходя, роду славянскому оставляли, абы в неведении божьи правнуки не жили. Многое они поведали, всего и за несколько лет не пересказать, но таперича одно слово их напомнить вам хочу. Говорили они о том, что не раз и не два ещё лихо к нам в ворота стучаться будет, и покорить нас орды приходить будут, и вовсе с лица земли стереть. Поперёк горла мы с правдой своей тем народам, что правду за великий закон не почитают, да и земелька наша так стоит, что мир пополам делит. Потому и доля наша, держаться за пядь каждую. Один раз назад шагнёшь, потом не остановишься, гнать и губить будут, аки волки добычу раненую. Да разе ж добыча мы, разе ж не люди свободные? А разе Перун — жертвы слабой бог?.. — Будимир тяжело вздохнул и обвёл взглядом людей. — Шаг назад делая, щуров своих зазорим, помните это, славяне. Глядят они на нас с высот Ирия в надёжи, что охраним мы земли, кои кровью и потом их политы в обилии. Горько им видеть буде, аки мы бежим трусливо от лиха находящего… стыдно глядеть им буде. А потому последуем словам завещанным — Когда придут к дому вашему вороги, бросьте ссоры меж собой, простите и родного и ближнего своего, да станьте одною силою, абы отпор дать. И не верьте тем, кто говорить буде — сдайтесь, пощады вам обещаем, кривят они с умыслом. Нет им выгоды в том, абы щадить нас.
А коли забыли, рязанцы, напомню вам — в ночь прошлую знамение Перун дал, что с нами он, да и другие боги не забыли потомков своих, — волхв бросил взгляд на ведьмака. — А в ночь ту на копище под идолом меч Вечеслава положен был, и выходит, сам Перун молниями осветил его. Значит, не просто так пришлые появились, а по умыслу Сварожичей. Вот и не ушли они, хотя и могли это сделать, а остались, абы с нами весь держать. Что ж, и после этого вы сечи избегать станете, когда уже и боги сторону вашу взяли? Зазор это, рязанцы. Я всё сказал.
Будимир поклонился людям, и опёршись на посох, тяжело прикрыл глаза. Над площадью повисла мёртвая тишина, которая, как показалось Вечеславу, длилась целую вечность. Он бросил взгляд на Игната, но тот лишь молча поглядывал в сторону Кетаевских, видимо понимая, что речь волхва предназначалась не для тех, кто готов сражаться, и потому толку от его выкриков не будет. Наконец, с самого дальнего угла слева донёсся одинокий голос.
— Что ж, впрягёмся что ли, рязанцы? Изломим копия о ворога?
— Впрягёмся, — тут же подхватили с другой стороны.
— Эх! — вдруг разухабисто вскрикнул Трифон, и обернувшись, спросил у своего дружка. — Что, брат Кетай? Покажем на что мы годны?
— Ай, — отмахнулся тот рукою и вдруг улыбнулся. — Вас лешаков, всё одно не переспоришь.
— Ну вот и добре, — громко проговорил Кузьма Прокопыч. — Что тогда? Все согласны?
— Все, — тут же в разнобой выкрикнуло с сотню глоток, и Кузьма Прокопыч, подняв верх правую руку, продолжил. — Стало быть объявляю решение — весь держать до последнего. И пусть помогают нам боги, да щуры.
— До последнего кметя, — с задором уточнил Игнат.
23
Голова тут же отправил Вышата с пятью десятками, занимать боевые позиции у окружающего весь тына, и принялся громко отдавать приказы остальным.
— Меч свой возьми, — услышал Вечеслав голос волхва, и удивлённо повернул голову. — Вон он, притулён.
Будимир кивком указал на холщовую суму, прислонённую к частоколу копища.
— Ждёт тебя побратим твой, — волхв пожал плечами. — Може и вправду Перун его ночью той освещал. А ежели так оно — то сила в нём таперича иная, большая.
Вечеслав подошёл к частоколу, и присев на корточки, быстро развязал тесёмки. Несколько секунд он задумчиво смотрел на рукоять, а потом потянул меч из сумы.
— Шлем тебе вот принёс, — послышался за спиной голос Людоты.
Вечеслав поднялся, привычно продел меч в кольцо, и обернулся.
— Подшлема вот, не знаю, в пору ли придётся? — коваль протянул Вечеславу шапочку из толстой, но хорошо выделанной кожи. — А шлем я тебе с носом приберёг, всё лучше буде.
— Спасибо, — Вечеслав принялся натягивать подшлему.
— Подшлема должна в пору быть, абы шлем не совался овамо-сямо[*]. Ты говори, ежели велика, али мала, другую подыщем.
— Да вроде впору, — Вечеслав руками посовал подшлему из стороны в сторону, и убедившись, что та сидит прочно, застегнул её под подбородком, и с немалым восхищением взял в руки шлем Почувствовал он при этом почти тоже, что и после бузы с татями во второй день попадания, когда впервые брал в руки меч.
— У меня мысль есть, — он бросил взгляд на подошедших ведьмака с Кузьмою Прокопычем. — Надо бы мобиль… не знаю, как бы сказать, в общем, отряд такой создать, который будет быстро перемещаться к появляющимся прорехам в защите. Человек десять-двенадцать отборных воинов.
— Дело говоришь, — кивнул голова.
— Так гридень же, — довольно добавил ведьмак. — Ему ли не знать?
— Игнат! — окрикнул голова. — Поди сюда!
Игнат, который со средоточенным видом пялился в сторону востока, оторвал взгляд от светлой полосы, быстро растущей над тыном, и широким шагом приблизился.