Утраченный трон

В то ясное утро, когда Банда Четырех вернулась в Дом Безмолвия, один посредственный бард из Силптара подошел к воротам Делкамперов и попросил свидания с Флаеросом. Его с подозрением обыскали, потом несколько нанятых Делкамперами магов очистили его от наведенных на него заклинаний, потом его с пристрастием допросили и только тогда под охраной допустили во внутренние покои, где лежал Флаерос.

— Зачем ты пришел? — напрямую спросил его дядюшка героя, который дежурил в этот день.

Бард по имени Колистур Пелдрата, красивый мужчина с почти женским сопрано и приятными манерами, сглотнул и ответил:

— Из уважения, господин. Флаерос Делкампер был при дворе Пробужденного короля и лично разговаривал с его величеством Сноусаром. Поскольку один из нас нанес ему удар, теперь будет справедливо, чтобы один из нас ему помог, как водится у бардов, и поведал новости об Аглирте.

Родственник Флаероса молча разглядывал молодого барда так долго, что тишина стала неловкой, потом он просто кивнул и поманил его пальцем.

— Из уважения, — пробормотал он удовлетворенным тоном, достаточно громко, чтобы Колистур его услышал. Они поднялись по роскошной лестнице, прошли мимо стражников со скрещенными мечами и добрались наконец до комнаты, где еще один престарелый дядюшка Делкампер сидел у постели больного. При их появлении он нахмурился, но потом пропустил посетителей и тихо распорядился:

— Беседуйте свободно, как будто нас здесь нет, как бард с бардом.

Колистур был в числе тех, кто давным-давно во «Вздыхающей горгулье» насмехался над Флаеросом. Поэтому он нерешительно приветствовал бледного человека на постели. Тем не менее тот встретил его с радостью, и гость, воодушевившись, стал подробно и цветисто, как это принято у бардов, рассказывать о событиях в Аглирте, не замечая, что два старика за его спиной то улыбаются и удивленно поднимают брови, то хмурятся.

Колистур рассказывал о разрастающемся предательском заговоре в баронствах, и о последних известиях насчет Банды Четырех, и легендарном Дваериндиме до тех пор, пока Флаерос в порыве возбуждения не начал проклинать свои раны, которые приковали его к постели в такое время.

У него внезапно вырвался всхлип от боли и напряжения, и бледный, исхудавший юноша выбрался из-под одеял и опустил одну ногу на пол.

— Я должен быть там! — наполовину закричал, наполовину взвыл он, цепляясь за изумленного Колистура в поисках опоры. — Я должен…

И вдруг его большие темные глаза закатились, и Флаерос Делкампер рухнул, увлекая за собой гостя, который упал сверху.

— Господа! — в панике закричал Колистур, когда старики и стражники с обнаженными мечами сомкнулись вокруг него. — Я ему ничего не сделал! Я не хотел ему навредить! Я…

— Расслабьтесь, юноша, — рявкнул дядюшка Делкампер. — Мы это знаем! Виной всему самонадеянность этого глупца, который попытался ходить на несросшихся костях.

Когда они оттеснили Колистура Пелдрату туда, где его ждал сверкающий лес графинов, и тот же самый дядюшка ворчливо предложил ему утолить жажду после всех этих волнений, гость оглянулся через плечо и посмотрел через головы бдительных стражей.

Колистур увидел второго дядюшку Делкампера, который вместе со священниками и стражниками с бесконечной заботой и нежностью укладывал Флаероса обратно на кровать.

Убедившись, что с юным героем не случилось ничего страшного, этот дядюшка присоединился к остальным у стола с вином, взял за горлышко большой графин, с презрением отвергнув выстроившиеся в ряд кубки, и ворчливо произнес, ни к кому не обращаясь:

— Истинный бард, и это не минутная прихоть, и не поза. Наконец-то среди Делкамперов появился сочинитель песен!

22

КОГДА ТАЕТ МАГИЯ

ОН ШЕЛ по коридорам замка на острове Плывущей Пены, освещенным ярким солнцем, но это не радовало его. Его никто не останавливал на пути, ему только кланялись, ибо он был тем, кого в Аглирте называли Пробужденным королем.

Он любил Долину, каждое дерево в ней, поляну и излучину реки Серебряной, но ему не нравились изменения, произошедшие в людях, которые теперь правили Аглиртой. За время его долгого сна эта земля превратилась в руины, на которых воевали между собой бароны, жестокие и коварные, и все до единого предатели.

И разрушение продолжалось. Пройдя много миль по полированным плитам, под колоннами и сводчатыми потолками, мимо слуг, деликатно отводящих глаза, Келграэль Сноусар в конце концов облокотился на подоконник высокого окна в замке одного из самых жестоких баронов, посмотрел на искрящуюся, серебристую широкую реку и вздохнул.

Сейчас королевство оставалось почти таким же, каким было во время его Пробуждения, королевские приказы выполнялись только там, куда могли дотянуться его взгляд и его рука, но будущее сулило Аглирте нечто гораздо худшее, чем то, что случилось за дни, прошедшие после его Пробуждения. Прекрасная Долина будет разорвана на клочки войной, а он бессилен ее защитить.

Это означало гибель не столько для баронов и людей, достаточно богатых, чтобы сесть на корабли и уплыть из Силптара, сколько для фермеров, торговцев и купцов, честных жителей Долины, веселых и брюзгливых, которые тащили на своих спинах все королевство. Эти люди и были Аглиртой. Какая бы мощная магия ни была пущена в ход в те давние времена, чтобы утвердить короля на троне и дать ему возможность при помощи магии заставить мечи и прочее оружие служить ему, все, что он делал теперь, он делал именно для людей Аглирты. И если это им не поможет, не защитит их, не даст лучшую жизнь — все было напрасно.

Келграэль вздохнул и сообщил пролетающему ветерку, что ему до смерти надоели бароны и те, кто так стремится стать баронами — или королями, — что готовы зарезать собственную мать и пройти по еще теплым трупам, чтобы достичь желанной цели.

Приближенных у него почти не осталось, так как все знали, какие события надвигаются. Некоторые бароны даже открыто заказывали боевые знамена в мастерских Силптара. Большая часть подобострастных придворных удрала из Аглирты либо для того, чтобы защищать собственные владения, либо для того, чтобы примкнуть к заговорщикам вовремя и считаться надежными союзниками в тот день, когда будет одержана победа.

Келграэль мрачно улыбнулся. Жаль, что такой триумф ожидает лишь одну группу заговорщиков. Если он каким-то чудом выживет и увидит это, интересно будет посмотреть, сколько времени понадобится победоносным заговорщикам, чтобы уничтожить друг друга, пока в живых не останется лишь один предатель, который и провозгласит себя следующим королем.

А за всеми ними — за каждым могучим магом, или честолюбивым наместником, или высокомерным бароном — стоит пока еще молчаливая, но все отчетливее видимая темная, извивающаяся тень Змеи.

Змея пробуждается, потому что пробудился король.

Послышался едва уловимый шум. Келграэль Сноусар отвернулся от окна, мрачно сжав губы, и выхватил меч раньше, чем возникшая из драпировок фигура бросилась на него.

Придворные, оставшиеся на острове, вежливо, по очереди нападали на него. Королевский клинок уже пролил кровь шестерых. Если они когда-нибудь нападут все сразу…

Сейчас не время думать об этом. Человек в доспехах, богато украшенных завитушками в стиле Урнгаллонда, но без герба, человек, скрывающий свое лицо под опущенным забралом, уверенно шел вперед с мечом в одной руке и длинным кинжалом в другой. Он явно был полон решимости убить короля.

— Не для этого я восстал ото сна, — заявил Келграэль Сноусар почти любезно и прыгнул направо с плавностью и грацией, свойственной скорее танцорам, чем правящим особам. — Кажется, слишком многие жаждут моей смерти.

В отличие от других этот нападающий ничего не ответил. Он сделал стремительный выпад, стремясь поверх королевского меча поразить Сноусара в правый бок. Король парировал удар, но это движение открыло его живот удару кинжала, и враг не преминул этим воспользоваться.

Острие кинжала ударилось о невидимую броню и отскочило, рассыпая искры. Келграэль неласково улыбнулся противнику и внезапно нырнул вниз и вперед, схватил его за запястье руки, держащей кинжал, выкрутил ее, и они вместе упали на пол.