Страница 52 из 110
Следователь. Как раз это мне и в голову не приходило. Я хочу знать другое: не пытался ли подследственный сделать муравьев своим послушным орудием? Если это так и если это ему удалось, значит, ваш супермуравейник можно квалифицировать как орудие преступления. Вот только не знаю: пока: умышленного или по неосторожности… Вы понимаете, что от ответа на этот вопрос зависит решение суда?
Манохин. Понимаю. И могу вам сказать абсолютно точно: Павел не собирался обращать Формику [Формика - муравей (лат.).] в свой инструмент. Тем более в разрушительный.
Следователь. Простите, что обращать?
Манохин. Не что, а кого. Формика - это мыслящая муравьиная семья из пятидесяти миллионов особей, они же клетки. Так ее назвал Павел. Он надеялся, что уровень мышления Формики не уступит человеческому. В перспективе был намерен повести с ней диалог; где-то в более отдаленном будущем, если удастся, заключить союз…
Следователь. Союз? Но для чего?
Манохин. Для взаимно полезного обмена сведениями, для сотрудничества. Ни для чего другого. Павел - человек редркостной чистоты, можете мне поверить. Более того: книжный, выдуманный человек. Блаженный. Ничего, кроме планов облагодетельствовать человечество, у него в голове нет. Ломейко убежден, что на одной планете с нами может возникнуть иной разум. Совершенно непохожий на наш. Надо лишь немного “подтолкнуть” эволюцию, вывести муравьиный род из мнллионолетнего тупика, дать стимул к развитию…
Следователь. Вы хотите сказать, что Ломейко пытался… дать этот стимул?
Манохин. Совершенно верно. Формика - это, если можно так выразиться, рукотворная Ева разумных муравейников.
Следователь. И все же какой нам от них толк? Жертвы уже есть. А вот пользы…
М а н о х и н. Поверьте, что как раз польза может быть колоссальной. Во-первых, имея рядом с собой принципиально отличный тип мышления, мы создадим сравнительную психологию. Человек впервые посмотрит на себя со стороны. Во-вторых, взаимное обучение даст мощный толчок науке и технике. Представляете, какой клад попадет в руки философов, кибернетиков, естественников? Плюс непосредственная, практическая поддержка, участие в производстве. Муравьи могут производить тончайшие работы - скажем, собирать какие-нибудь электронные схемы. Затем они окажут помощь генетикам, селекционерам растений… М-да… Там тоже масса тонких операций… Возможно, медицина, микрохирургия… Думаю, сфера применения будет необъятной. Наконец, ведь мы же готовимся рано или поздно встретиться с разумными существами других-планет. И коль скоро мы их найдем, вряд ли они окажутся похожими на нас. Общение с Формикой послужит моделью самого немыслимого контакта разумов. Мы многому научимся…
(Из показаний свидетеля, директора стадиона ДСО “Авангард” К. Н. Рубана)
“Я на эту дачу попал, можно сказать, случайно. И почти всех, кто там был, видел впервые. Хорошо знал только Боба… Бориса Лапшина. Мы с ним в тот день, двадцать второго августа, договорились после работы пойти посидеть в “Ромашке”. Жарища была страшная, асфальт плавился. Между прочим, мало у нас открытых кафе - раз, два и обчелся… В общем, сидели, пили пиво. Когда жара начала спадать, Боб открыл новую тему. Потянуло его на приключения. Ну, и я тогда был свободен, ceмейство на юге. Стали думать: кому позвонить, кого вычислит. И тут, как в сказке, появляются они. Заходят в “Ромашку”!
Его самого, Павла Ломейко, я когда-то встречал с Лапшиным- Боб электронщик, он у нас новое табло устанавливал. И для Ломейко делал кое-какие схемы. А про Вику… я даже не слышал. Она меня просто ошарашила. Обычно тaких женщин видишь только в кино или в модных журналаx. Потом, конечно, начинаешь замечать и мешки под глазами, все такое. Но первое впечатление - гром. Идет по проходy в белом марлевом платье, высоченная, гибкая… Кто-то за столиком хрюкнул, кто-то зачмокал. Ноль внимания. Привыкла.
…”Ромашка” уже скоро должна была закрываться. А Викторию будто бес обуял. Смотрела совсем уже рысьими глазами и повторяла, что надо еще “погусарить”… Бедный Павел заикнулся было насчет “домой”. Господи, что она на него вылила!
И такой он, и сякой, и старый, и скучный, и может убираться куда хочет; и вообще она сейчас позвонит в “одно место”, где ее ждут в любой час дня и ночи… И вскочила-таки, и побежала!
Зоя едва ее успокоила…
Вот здесь, в некотором роде, перелом событий. Павел потерял голову. Или уж очень хотел угодить Вике. В общем, взял и пригласил нас к себе на дачу. Вика - та сразу встрепенулась. Лупить за сорок километров от города на ночь глядя - чем не гусарство? Впервые за вечер начала улыбаться, кокетничать, даже Павлу мурлыкать всякие приятные вещи. Зоя заспорила было для порядка, но за нее взялся Лапшин - и пел соловьем, пока не уболтал. Набрали вина, поехали…
…Понятно, планировку дачи вам описывать не надо. Я про себя подивился внутренней ограде. К чему бы пол-усадьбы отрезать железной сеткой? Но из деликатности не спросил.
Первых муравьев мы увидели на крыльце, когда Павел зажег лампу над дверью. Рыжие, деловитые. И много их: на двери, на стене целые полчища… Вдруг как ветром их отовсюду, сдуло. И чувствую - бегают лапки. По ногам, по груди под рубахой. Это они все разом бросились нас изучать, ощупывать…
Мы с Бобом попросту остолбенели. Стоишь весь в муравьях и боишься пошевелиться.
…Кстати, о муравьях. Вот уж кому было привольно в этой берлоге! Кишели повсюду. Не иначе, их свет разбудил. На обоях вереницы через всю комнату. Интересовались, в стаканы лезли, хлеб усиками трогали. И Павел их уже не гонял. Я даже спросил: почему он тех, на крыльце, шуганул, а этих нет? А он говорит: те, мол, были сторожевые, а эти - фуражиры. За пищей пришли…
Бобу, впрочем, Павлова дача понравилась, да еще как! Oн у нас тоже в своем роде гусар. Не успели сесть, поднял тоcт за хозяина. Дескать, вот настоящий мужик, без выкрутасо!
Делает свое дело и живет как хочет, ни перед кем не выпендривается. Вика взвизгнула н в ладоши захлопала, так ей это пришлось по душе. Да… Павел сидел бледный, окостеневший, только улыбался, как манекен. Так она его растормошила и заставила поцеловаться, точно на свадьбе. И заявила, что Павел - ее гордость и что, если он станет похожим на других, она его в пять минут разлюбит…
Тут бы нам поддержать настроение. Совет да любовь.
А Зою, простую душу, черт дернул за язык. Она от муравьев натерпелась. То есть они сами ей ничего не сделали. Но вот у человека к ним отвращение! Сидела как на иголках, ни пить, ни есть толком не могла. Пока не сорвалась… Причем, кажется, ведь безобидную вещь сказала. Всего-то навсего, что даже великий ученый должен жить по-людски, а не в таком разгроме. Дескать, не хватает в доме женской руки…
…Нет, Вика была не так проста, чтобы откровенно вызвериться на Павла или, скажем, пустить слезу. Хотя и хотелось ей, я видел… Губы кусала, по пересилила себя. Даже поддакнула Зое, а Павлу погрозила этак шутливо. А уж потом выместила злобу тем, что всерьез принялась за меня.
…Надеюсь, вы понимаете, что я далеко не святой. Плюс ее красота. Через десять минут меня уже можно было собирать ложками. Мы с ней чокались, пили на брудершафт. Она села ко мне на колени… Стоит ли вдаваться в подробности? Видимо, я вел себя по-свински. Не знаю, что бы я выкинул на месте Павла. А он только делал вид, что слушает болтовню Боба, и уголком глаза следил из-под очков, как она уводит меня по лестнице на второй этаж.
…Мы очутились в захламленной комнатенке за бильярдом.
Ну да, в той самой… Признаюсь честно, редко меня так целовали. Отчаянно, что ли… И вдруг резкий переход. Как будто опомнилась: мол, что это я делаю? Оттолкнула; лицо перекошенное… Я, в общем… Она меня завела здорово… Я начал маленько настаивать, упрекать. Может, и допустил… того… маленький нажим. Так она мне наговорила… Умела быть ядовитой. Я ей чуть пощечину не закатил.
Когда вдруг чую затылком: смотрят. Мы ведь дверь-то не заперли. Оборачиваюсь - на пороге Павел. Белый, точно рыбье брюхо. Я так и остолбенел. Она воспользовалась, меня из комнаты вытолкнула и захлопнула дверь, так что штукатурка посыпалась. И орет оттуда, что ей никто не нужен и все могут убираться. Слышу, бросилась на диван, рыдает…