Страница 20 из 58
А что, если где-то в подсознании мы уже знаем это?
Возможно, придет день, когда самые сокровенные тайны мироздания и единая систематика частиц в том числе откроются нам в процессах, протекающих в темных глубинах мозга.
Именно там в окончательной форме регистрируются процессы, протекающие в космосе и микромире. Мозг создан по тем же законам, что и вселенная, и он может постигнуть ее как угодно полно. Так приближается к единице, никогда не достигая ее, ряд 1/2 + 1/4+ 1/8 + 1/16 + … Возможно, наш мозг уже постиг — Жир, но только не знает пока об этом. Это не моя мысль, ее высказал кто-то из французских физиков. Но я тоже думал примерно так же. Только не довел мысль до конца. Разбудите свой мозг, люди! Физики будущего, углубитесь в себя! Ваш мозг — ваша лаборатория.
Аналитический путь добычи истины почти исчерпал себя.
С каждым днем мы находим все больше, но еще больше мы теряем с каждым днем. Мы движемся вперед путем выбора по лестнице альтернатив. Из многоликой сущности исследователь выдергивает аксиоматический перл и передает его дальше, как эстафету. Так из противоречивого диалектического двуединства на миг возникает некая цельность. Потом и она расслаивается на противоположности и начинает соблазнять другого исследователя выбором, оставляя за собой кладбища разрушенных противоречий. А кто будет рыться в отвалах, где лежат не замеченные предками гениальные идеи, где сами собой сформировались неведомые нам науки, где похоронены целые области навеки утраченного знания?
Как хорошо было бы спуститься к истокам! Проследить основные вехи, переоценить выбор, соединить звенья отвергнутых истин…
Потому-то и спиралеобразно наше развитие, потому-то и возвращается завтра, отвергнутое вчера, что мы всегда выбираем лишь одну из противоположностей. Мы гребем то правым веслом, то левым и никогда вместе, а лодка тычется то в один болотистый берег, то в другой, каменистый. Как удержаться строго в фарватере? Как избежать порочного выбора и получить истину сразу?
Нужно искать новых, принципиально иных путей познания. Но возможны ли они? Не есть ли наш путь единственно возможный для человека?
9 АВГУСТА. ОРДИНАТОРСКАЯ
— Коуэн уже уехал? — Главврач закрыл кран и отряхнул руки над умывальником.
— Еще вчера, — сказал Таволски, подавая ему полотенце. — На прощание он захотел осмотреть Аллана.
— Ну?
— Кажется, болезнь вступает в последнюю стадию. Появились небольшие растекающиеся кровоизлияния.
— М-да… А как ваша гипотермия?
Таволски дернул плечом и потянулся к портфелю.
— Из управления получена разнарядка двухнедельных посещений… Нужно подписать. Они сказали, что вы можете вносить любые изменения в пределах сметы.
— А! Давайте… Кто там у нас на очереди?
— Старший дозиметрист Шульц, лейтенант де Фриз, доктор Скотт, сержант Хитауэй, майор Солк, доктор Гудов, водитель Пек, старший пожарный Балагер, доктор Бартон, рядовой Трэсси!
— Хитауэя вычеркните. Достаточно с нас скандала, который он устроил в прошлый раз. Одного из докторов тоже вычеркните. Интеллигенты переносят это не так легко, как другие. В одиночку они скрывают свои чувства, но если приедут сразу к обоим… Вы понимаете? Вычеркните одного до следующего раза.
— В списке три доктора.
— Вы имеете в виду Бартона? Он, разумеется, не в счет.
Сделайте для него все, что возможно… Только, мне помнится, вы говорили, что у него никого нет?
— Да, но… Вот, посмотрите, пожалуйста, я заготовил бумагу, и если вы не возражаете…
— Давайте. — Главврач пробежал глазами документы и с отсутствующим видом уставился в потолок. — Ну что ж, — сказал он через некоторое время, — давайте попробуем. Я подпишу.
9 АВГУСТА 19** ГОДА. УТРО. ТЕМПЕРАТУРА 38,3. ПУЛЬС 96. КРОВЯНОЕ ДАВЛЕНИЕ 150/105.
— Мы к вам, Аллан! Не возражаете?
— Майк! Ли! Тэдди! Какой сюрприз! Заходите. Рассаживайтесь где можете… Ну и вид же у вас, Ли, в этом халате. Желтое на зеленом. Лимон какой-то, а не человек.
— Вы все такой же, Аллан, — тихо улыбнулся Ли и осторожно присел на краешек постели.
— Только не на постель! — встрепенулась сестра Беата. — Отсядьте-ка подальше. Все отсядьте.
Она выключила ультрафиолетовый заслон и опустила экранировку.
— Я тут как фараон в саркофаге. — усмехнулся Бартон. — Пылинки не дают упасть. Ну, что нового у вас, бациллоносители?
— А что может быть нового? — Маленький черненький Майк сразу же вскочил и заходил по палате, гримасничая и бурно жестикулируя. — Вроде бы все по-старому. Новостей, в сущности, никаких. Ждем вас вот… — он поперхнулся и замолк.
— Не надо, Майк, — холодно улыбнулся Бартон.
— Да, не надо, — кивнул Тэдди Виганд — огромный и невозмутимый нуклеонщик.
— А что мы вам принесли… — Майк метнулся к двери.
— Стой! Куда ты? — попытался было остановить его Виганд, но тот уже исчез в коридоре.
— Боюсь, что наше свидание будет несколько тягостным, — все так же улыбаясь, сказал Бартон. — Я отлично вас понимаю, ребята, и глубоко вам сочувствую. Ей-богу, мне стыдно за мое положение. Но поймите и вы меня… Ничего ведь не поделаешь. Поэтому не надо дурацкого бодрячества и дамских утешений. От этого выть хочется. Давайте поговорим о делах и мирно простимся. А то каждый из нас думает только одно: лишь бы скорее…
Майк вернулся с плексигласовым ящичком, в котором съежилась пятнистая морская свинка.
— Вот! — Он торжественно поставил ящик на пол. — Это велели передать вам ребята из биосектора. Когда они узнали про вас, то сразу же вкатили этой свинке тысячу пятьсот рентген. Потом стали лечить ее… Так же, как и вас. Они звонили Таволски по сто раз на день. И что вы думаете? Позавчера кровь у нее стала выправляться… Теперь она вне опасности. Если хотите, она будет жить тут у вас.
Он поднял ящик и направился к Бартону, но вмешалась сестра Беата.
— Еще чего! — сказала она. — Поставьте вон туда, в угол… Мы все будем за ней ухаживать. Уй, какой смешной, симпатюля! — Она постучала ноготком по плексигласу, но свинка не шевельнулась.
— Несчастное существо… — Бартон откинулся на подушку, чувствуя, как жар заливает щеки. — Воды!
Сестра схватила фарфоровый чайник и осторожно поднесла его к губам больного.
— Пора вам уже, — сказала она, не оборачиваясь. — Видите, как вы его взволновали.
— Пусть побудут еще немного, сестра. — Бартон облизал запекшиеся, воспаленные губы. — Поблагодарите от меня биологов, но, между нами, они большие идиоты. Что же касается свинки, то пусть остается… Мне она не мешает… Какие сплетни, Тэдди?
— Никаких. Разве что к Скотту приехала жена.
— Жена?
— Ну да… На две недели.
— И что он?
— А ничего. Справляется.
Они рассмеялись.
— Мне кажется, что я лежу здесь с первых дней творенья и все у вас идет как-то по-другому, интересно и совершенно недоступно мне. Оказывается же, что ничего не происходит. Или вы просто не умеете рассказывать, Тэдди?
— Нет. То есть не знаю, конечно. Но, право, ничего существенного. Спросите Майка или вот Ли. Они подтвердят.
— Ладно. Я вам верю. Вы же всегда были Демосфеном, который случайно слишком перехватил камней.
— Чего?
— Нет, ничего. Все в порядке. Просто я немного устал. Наверное, нужно чуть отдохнуть. Я ведь отвык разговаривать.
Они сразу же стали собираться. Долго и неуклюже вертелись, словно разыскивали что-то. Потом топтались у дверей, лепеча какие-то жалкие слова и глупо улыбаясь.
Бартон не удерживал их. Он думал, что губы иногда становятся резиновыми. Расплываются во все лицо в неподвижной улыбке и беспомощно дрожат. В такие минуты люди быстро-быстро что-то неосознанно лгут, страдая и стыдясь этой ненужной лжи.
Первым не выдержал Майк. Он сразу вдруг сморщился, как больная обезьяна, подавился слезами и выбежал. Бартон видел, как атлетическая спина Виганда съежилась и стала вдруг жалкой и красноречивой. Казалось, от нее исходил этот частый лепет, на который был совершенно неспособен сам Тэд.