Попутчик

— Теперь понятно, почему вы так настырно хотели встретиться, — заметил он.

— Думала, может, у вас возникнут какие-нибудь идеи.

Он протянул руку и вытащил из ее бумажного стакана шампур с шашлычком. Его охватило такое возбуждение, будто он выпил сразу много кофе, и теперь надо было успокоиться. Значит, нужны белки и углеводы. На вкус шашлычок оказался вполне приличным. Хрусткий. Как арахисовые галеты с запахом свинины.

— Военные следователи с их поисками следов взрывчатки или взрывного устройства теперь стали чуть более актуальны, — заметил он.

— Пожалуй.

— Если мы хотим дать ход этому делу, надо знать наверняка.

— Продолжайте.

— Если мы собираемся кого-то разоблачить, необходимо выяснить, что именно этот кто-то хочет выдать за столкновение с болидом? Произошло ли это в Леттсе случайно, или такая секретность потому, что это произошло именно в Леттсе?

— Согласна. А как мы это выясним?

— Предоставьте это мне. Давайте вечером встретимся еще раз.

Она кивнула.

— Можно мне запись?

— Нет.

— Копию?

— Нет.

— Но я могу доверить вам заботу об этом материале?

— Да.

— И вы не натворите никаких глупостей?

— Нет, не натворю, — подтвердила она.

Клиш плакала.

— Ты опоздал, — сказала она.

— Мне было немного не по пути, — пояснил он, прищурившись и глядя на нее. — Ты плакала?

— У меня сегодня что-то с глазами. Я рассказывала тебе позавчера. Слезные протоки, увлажнение. Слишком долго я просидела на своем спутнике. Я рассказывала тебе.

Он вспомнил, что она что-то такое говорила. Видеть ее с красноватыми припухлостями вокруг глаз ему было не впервой. Фальк вдруг понял, что почти не знает ее как человека: была ли у нее аллергия или склонность к слезливости, или эта розовая припухлость была для нее нормальной.

Двухметровые алюминиевые буквы на фасаде составляли «УЗЕЙ ПЕРВОПРОХОДЦЕВ», потому что первая «М» исчезла куда-то совершенно непостижимым образом. Клиш назначила место встречи в стороне от Иквестриана, в зоне, отведенной градостроителями для парков и мемориалов. Три или больше десятилетия назад появились недовольные высказывания по поводу серьезных капиталовложений в создание музея Поселения 86, когда так много других объектов инфраструктуры нуждалось в финансировании. Проект заморозили. Из всех миров, где побывал Фальк, этот был первый, в котором законсервировали грандиозный план увековечивания памяти.

Между плиткой, которой была вымощена дорожка к музею, и цветными бордюрами вокруг клумб проросла трава. Никаких декоративных растений на клумбах не сажали, поэтому сорняки заполнили и их, как и лужайки, где росла не дикая, но беспризорная трава. Само здание музея представляло собой просторную «коробку», похожую на лодочный сарай или вместительный ангар. Сооружение продержалось неделю или две, затем погода доконала его. Сточный желоб просел. Витражи, украшавшие огромную по площади крышу, обвалились. Прошлой зимой через приоткрытые двери главного входа внутрь нанесло целые ворохи опавших листьев и семян. На столбах поселились листки объявлений и рекламы. В некоторых местах они сильно, почти сердито, закручивались, словно разборчивый вихрь опять поднял в воздух с земли избранные опавшие листья.

Фальк прошел за Клиш внутрь. Музей был величественным, просторным и светлым. Даже незаконченный и заброшенный, он свидетельствовал о мастерстве архитектора.

Это был музей свободного места и пустого пространства, музей, увековечивающий пустоту. Постаменты и выставочные щиты так никогда и не дождались экспонатов, таблички с описанием которых так и не напечатали. На постаментах из белого камня и на элегантных металлических подставках размещалось НИЧТО, выставленное на всеобщее обозрение.

Единственными осязаемыми экспонатами были три необработанные человеческие фигуры, заполнявшие основное пространство «коробки». Каждая фигура покоилась в бетонной оболочке. Их шероховатые остовы из мартенситностареющей стали были крапчатыми и тусклыми, угольно-выжженными и иссушенными, хотя еще удавалось рассмотреть набросок, выполненный черной и белой красками, серебристые двигатели малой тяги и приборы связи, ярко-красные опознавательные знаки Объединенного Общества и Администрации Поселения. Эти колоссальные металлические цилиндры принесли сюда первых поселенцев. Фред Шейвер был одним из них. И по-видимому, его жена Джинджер тоже.

— Почему здесь? — поинтересовался Фальк.

Она продолжала идти. Иногда он забывал о ее избыточном весе и о феноменальных усилиях, которые ей приходилось прикладывать, чтобы ходить пешком.

— Сюда никто не приходит, — пояснила она.

— Стоило, наверное, поднять воротник, чтобы остаться неузнанным? — спросил он.

Она не рассмеялась его шутке.

— Идем дальше. Тут хоть какое-то уединение. Эта парковая зона не подключена.

По Иквестриану он проехал на трамвае, остальной путь одолел пешком. Вероятно, она добиралась так же, потому что никакого транспортного средства перед входом не было. Клиш повела Фалька в глубь «коробки», их шаги отдавались легким гулом. Когда они пришли к гигантским первопроходцам, он запрокинул голову, чтобы с восхищением посмотреть на них.

— Итак, дело в Леттсе, — непринужденно заметил он.

— Да. Но есть что-то еще.

— И что ты слышала об этом?

— Как и все. Столкновение с метеоритом.

— Я стараюсь, но мне все труднее не замечать, что сегодня твоя жизнерадостность куда-то исчезла, — сказал он.

Вместо ответа Клиш только быстро взглянула на него. Фальк заметил, что она почесала хирургически вживленные в ее горло порты для подключения.

— Вся эта дрянь продолжается, — сказала она. — Поэтому ты и здесь.

— Клиш, я сделал что-то не так?

— Да. Ты Лекс Фальк, а я — это я.

— Что?

Она остановилась и повернулась к нему. Какое-то мимолетное выражение, едва уловимое, появилось на ее лице и тут же исчезло, словно солнце на мгновение спряталось за тучку.

Затем, к его удивлению, она подошла и обняла его. Ее массивное тело поглотило его почти целиком.

— Прости, — сказала она. — Я понимаю, это стервозно. Я не хотела. У меня было несколько рецидивов. Несколько ударов по моей самоуверенности.

— Ну что ты!

— Фальк, самообман не поможет. Все шло отлично, пока я была всесильным голосом, летающим по орбите в своей жестянке. Наступил период пожить в гравитации.

— Привыкнешь, — сказал он, тайно надеясь, что она вскоре отпустит его, но не желая, чтобы его уход выглядел бегством. — Вскоре все опять будет отлично, вот увидишь.

— Нет, это у тебя все отлично и все вертится. Фрик-си, ты в полном порядке. А я навсегда профукала море возможностей, что открывались передо мной. Это оставляет в самооценке большую дыру, даже за теплозащитным экраном.

Она выпустила его из своих медвежьих объятий и улыбнулась.

— Я не виню тебя за то, что ты — это ты, и — вот увидишь — ты даже выиграешь от моего рецидива.

— Каким образом?

— Увидишь.

Они снова пошли.

— Так вот, о Леттсе. Это не столкновение с болидом.

— Мы знаем, — сказала она.

— Кто это «мы»?

— Столкновение — это только прикрытие.

— Кто это «мы»? — повторил он.

Под большими венецианскими окнами в дальней части музея находилась платформа, специально построенная, чтобы посетители могли заглянуть в частично вскрытую оболочку третьей фигуры. На этой платформе их ждал Бари Апфел, одетый в темный — «директорский» — костюм и коричневый плащ.

— Привет, Фальк. — Он протянул ему руку.

— Итак, кто же все это устроил? — заговорил Фальк. — Дело рук «ГЕО»? Или кого-то еще?

— Третьего не дано? — спросил Апфел.

— Не знаю, — ответил Фальк. — Так что, как раз третий?

Апфел продолжал улыбаться, только слегка пожав плечами.

— «ГЕОпланития» заключила со мной краткосрочный контракт, — сообщил он. — В мои обязанности входит создание корпоративного имиджа.