Страница 2 из 103
И тогда Дэрроу ясно увидел «летучую мышь». В пятистах метрах, на два часа от него, она пикировала на «Волчонок», который, вероятнее всего, был уже безнадежно выведен из строя. В первый раз за четыре недели боевых вылетов пилот получил возможность как следует рассмотреть своего неуловимого врага. Неприятельский самолет формой напоминал вытянутый двусторонний топор, причем кабина пилота была отодвинута назад и возвышалась на месте соединения отточенных лезвий. Перехватчик класса «Адская бритва» — цвет военно-воздушных сил Архенеми. Во время краткого инструктажа перед боевым распределением им говорили, что эти воздушные убийцы бывают или кроваво-красного, или матово-черного цвета, но этот поражал своей жемчужной белизной — как снег, как алебастр, — в то время как купол его кабины был зловеще выделен черной краской, напоминая темную глазную впадину на гладком сверкающем черепе.
Дэрроу должен был почувствовать страх, но, напротив, ощутил лишь прилив адреналина в крови. Он рванулся к приборам и, согнувшись в бронированной кабине, включил дополнительное ускорение, устремив свою машину к противнику, все время держась на пять часов к нему, предполагая с этой стороны остаться незамеченным. Казалось, его план сработал, и ничего не подозревающий враг продолжал неспешно преследовать уже подбитый «Волчонок», не совершая никаких дополнительных маневров.
Летчик щелкнул продолговатой кнопкой. Орудия пришли в боевую готовность.
Подойдя на расстояние в триста метров, Дэрроу стал лихорадочно рассчитывать угол наводки и пришел к неутешительному выводу, что будет вынужден вести огонь под углом примерно пять градусов. Бог-Император, он сейчас получит…
Пилот положил большой палец на активатор зенитной стрельбы. «Волчонок» слегка вздрогнул, когда орудия изрыгнули пламя, которое вырвалось из-за изогнутого конуса носовой части машины. Дэрроу отчетливо услышал и даже ощутил, как щелкнули затворы.
«Летучая мышь» исчезла.
Он беспрепятственно пролетел дальше, выполняя широкий разворот на скорости свыше двухсот семидесяти километров в час. Воздушный бой закончился в одно мгновение. Но уничтожил ли он противника? Дэрроу сидел в прозрачном куполе кабины и, как зверь, выглядывающий из норы, тревожно озирался по сторонам. Если он попал, то ведь должен же был появиться дым?
Но, кроме клубов густого дыма вдали — километром выше, где все еще продолжалось главное сражение, — он ничего не заметил.
И тогда он повернул назад… Первое правило воздушного боя: стреляй и уходи в сторону. Никогда не привязывайся к одной цели и никогда не возвращайся. Иначе сам станешь целью.
Но все же он должен был знать. Должен.
Дав крен на правое крыло, Дэрроу заложил вираж над горной цепью в надежде увидеть огненный след от падения самолета.
Опять ничего.
Летчик вновь выровнял положение своей машины.
И вдруг обнаружил то, что искал, — совсем рядом, буквально под боком.
Он невольно вскрикнул от неожиданности, когда понял, что «летучая мышь» все это время следовала за ним, точно повторяя движения «Волчонка», на расстоянии, не превышающем ширину его крыла, причем на ее отполированном до блеска белом фюзеляже не было ни царапины.
Она играла с ним как кошка с мышкой!
Паника охватила курсанта летного сколама Энрика Дэрроу. Он прекрасно понимал, что его доблестный малыш «Волчонок» не сможет ни убежать, ни спрятаться на большой высоте от такого самолета, как «Адская бритва». Летчик максимально убавил газ и произвел резкое торможение в надежде, что этот неожиданный маневр заставит большой самолет по инерции пролететь дальше, — это бы дало его машине шанс оторваться.
На какой-то момент его преследователь исчез, но вскоре появился вновь, уже с другой стороны, полностью повторив его трюк с торможением. Дэрроу смачно выругался. Самолеты класса «Адская бритва» имели направляемый вектор тяги. Сейчас пилот был так близко, что даже мог видеть вращающиеся сопла реактивных двигателей, располагающиеся на самом брюхе «летучей мыши», под ее крыльями-лезвиями. Это давало ей возможность превосходить в маневренности любой обычный реактивный самолет, а в таких элементах пилотирования, как вертикальный взлет, торможение и даже переход в режим неподвижного зависания, ей просто не было равных.
Тем не менее Дэрроу отказывался признать себя побежденным — ему еще рано умирать. Сильным движением он почти согнул рычаг управления и, тут же рванув штурвал в сторону, бросил самолет в самое крутое пике, на какое только мог отважиться. Возьми он еще чуть круче — и у его «Волчонка» наверняка бы сорвало крылья.
Весь обзор мгновенно заполнил скалистый пейзаж. Раздался визг пульс-реактивных турбин. Горы во всем своем великолепии предстали перед ним, выстроившись в цепь, словно для торжественной встречи. Его горы. Его мир. Тот мир, который, давая присягу, он обещал защищать.
Ни на миг не отпуская его от себя, невидимый враг в белоснежной машине, без труда повторив опасный маневр, теперь продолжал свое преследование среди горных вершин…
Тэда. Северная ВВБ, 07.02
Иногда выдавались минуты, как, например, в это чудесное утро, когда Август Каминский любил играть в игру, которую он сам же и придумал. Она называлась «Представь себе, что нет никакой войны». В некотором отношении это было не так уж и трудно. Сейчас ничто не нарушало тишины рассвета, а холодный воздух, всю ночь заставлявший его поеживаться, теперь, в лучах восходящего над городом солнца, дарил ощущение приятной прохлады. С места, где он сидел, хорошо была видна широкая панорама залива в легкой дымке утреннего тумана, а за ним — бескрайняя гладь сверкающего голубой сталью моря. Сам город Тэда — причудливая смесь бесцветных башен из камне-бетона, малоэтажных жилых построек и устремленных ввысь пирамидальных зданий, — выстроенный в стиле, некогда популярном в течение целых двадцати девяти веков, казалось, еще спал, уютно устроившись на широком выступе побережья. Общее впечатление немного портили кружащие над головой чайки, потому что Каминский невольно завидовал их ничем не ограниченной свободе, их удивительной способности летать, но в целом в такие минуты развлекать себя этой игрой было одно удовольствие.
Хотя Тэда и не была местом его рождения (он родился тихим, кротким ребенком сорок два года назад в трех тысячах километрах к северу, в Великом Улье Энотополис, на противоположном берегу Зофонианского моря), Каминский безоговорочно принял этот город как свой родной. Заметно уступая Великому Улью по площади и числу населения, Тэда производила впечатление очень уютного для проживания места, пользующегося всеми преимуществами приморского города, а благодаря своему университариату и множеству сколамов она также получила широкую известность как культурно-образовательный центр. К тому же она была древнее Великого Улья. Старый Квартал Тэды стоял уже около трехсот лет, когда первые технократы принялись складывать свои громады из адамантина на полуострове Урсбонд, что и явилось основанием Энотополиса. Именно Тэда, старая добрая Тэда была одним из первых городов Энозиса.
Каминскому пришелся по душе этот город: отчасти из-за его великого прошлого, но в основном потому, что Август уже свыкся с ним, ведь прошло долгих шесть лет с тех пор, как он был сюда откомандирован. Теперь Каминский уже хорошо освоился и знал все — от местных закусочных, пирсов и прибрежных павильонов до библиотек и музеев. Это было то место, куда каждый раз хотелось вернуться, как только он закрывал кабину своей машины и привычным жестом прощался с механиками. И это было то место, куда он каждый раз возвращался.
Даже в прошлый раз…
— Вон он где! Шофер!
Знакомый голос нарушил плавное течение его мыслей. Он приподнялся на потертом кожаном сиденье своего грузового транспорта и выглянул в окно. Сениор Пинчон, диспетчер Муниторума, шел сюда по твердой, как бетон, площадке, а трое его помощников, следуя за ним, словно неопытные курсанты за летчиком-асом, почтительно держались чуть сзади. Длиннополый плащ Пинчона развевался за ним в такт шагам, а тяжелые сапоги поднимали пыль с каменистой, выжженной солнцем почвы. Он обладал очень высоким голосом, своей пронзительностью почти не уступавшим крику чаек.