Страница 43 из 72
За этой семеркой двигались полсотни грузовых «ЗИСов», их кузова также были тщательно укрыты обычным брезентом. Под ним рядами лежали массивные деревянные ящики, в которых, упакованные со всеми предосторожностями, находились продолговатые ракеты. За грузовиками следовал тягач, тянувший за собой 122‑миллиметровую гаубицу. Эта пушка не только маскировала колонну: артиллеристы еще не верили в новое оружие, они взяли с собой обычное, привычное, испытанное в боях орудие, на которое в трудный час могли положиться. Артиллеристы знали – гаубица не подведет. А формально ее взяли для пристрелки.
На Поклонной горе стояла группа мужчин. Военных и штатских. Отсюда хорошо просматривалось Минское шоссе, которое широкой лентой уходило за Москву, тянулось к Кунцеву, к Можайску, Бородинскому полю и дальше на запад, в сторону заходящего солнца. Летний день давно закончился, и вечерний закат, багровый и тревожный, похожий на зарево далекого гигантского пожара, полыхал вдали над горизонтом по краю неба, бросая отблески на редкие темные облака, подпалив огнем их края. Там, где горел закат, полыхал, гудел и скрежетал железом, дыбился взрывами Западный фронт, шло, не затихая ни на минуту и днем и ночью, неравное единоборство. Туда и направились войска. Туда двигалась и эта обычная с виду воинская автоколонна.
Впереди ехала обычная черная легковушка. Рядом с водителем сидел капитан Флеров. На заднем сиденье устроились подполковник Кривошапов и – в новенькой форме – майор Попов и капитан Шитов. А во втором «ЗИСе» в кабине, справа от шофера, расположился механик, а ныне старшина Закомолдин.
Дмитрий Шитов, опустив стекло на дверце, вытянул руку и, не высовываясь, это не позволялось – а вдруг его кто случайно узнает? – неизвестно кому адресуя, помахал прощально ладонью. Казалось, военный человек прощался не с кем-либо отдельно, а со всей столицей, родной Москвой.
Это было так и не так. В небольшой группе мужчин, стоявших на Поклонной горе, увидели прощальный жест. На горе находились руководители института: директор, главный инженер, секретарь парткома, создатели ракет и установки. Они пришли проводить своих товарищей и свои боевые машины. Без лишнего шума, без оркестра. Просто и скромно, как того требовали обстановка и секретность предприятия. Борис Михайлович, не сдержавшись, в свою очередь высоко поднял руку и помахал в ответ:
– Возвращайтесь с победой!
Помахали руками и остальные его спутники, хотя каждый знал о том, что делать этого нельзя, чтоб не привлечь внимания к обычной с виду воинской автоколонне, чем-то похожей скорее на саперную часть, чем на боевое подразделение.
А машины все шли и шли. Москва сделала все, чтобы оснастить батарею всем необходимым, дать ей лучших своих сыновей. Они стали командирами, боевыми расчетами, связистами, разведчиками, лаборатористами, шоферами, поварами и другими, необходимыми на войне специалистами. Колонна растянулась почти на целый километр, удаляясь все дальше и дальше туда, где кроваво полыхал закат.
Новое реактивное оружие начало свою боевую жизнь. Из номерных опытных установок, как оно фигурировало в документах института и значилось в отделах, оружие получило свое первое официальное наименование: «М-132» – по заводскому обозначению, или, по-военному, «БМ 132—16», что обозначало «боевая машина, калибр 132 миллиметра, 16‑зарядная».
Новое оружие шло к своему будущему. Ему еще предстояло показать и утвердить себя, завоевать уважение и всеобщую любовь, с одной стороны, лютую ненависть и безумный страх – с другой. Этому оружию предстояло еще получить имя всенародное, ласково нежное, как имя любимой, с которой на долгие годы, если не навсегда, разлучила миллионы воинов не нами затеянная, кровавая мировая война.
Опережая колонну, которая только-только выбралась из Москвы и покатила по загородному шоссе, молнией летела из Ставки в штаб Западного фронта шифрованная телеграмма.
Маршал Тимошенко, недавно ставший по распоряжению Сталина командующим Западным фронтом вместе с маршалом Буденным находились в войсках. Телеграмма легла на стол к заместителю командующего – генерал-лейтенанту Еременко. Он, пробежав текст глазами, прочел ее вслух офицерам штаба:
«Предполагается широко применить против фашистов «эрэсы» и в связи с этим испробовать их в бою. Вам выделяется одна батарея БМ-13, испытайте ее и доложите свое заключение».
Офицеры глубокомысленно молчали. Телеграмма была не только загадочной, но и обнадеживающей. Из Ставки к ним посылают новое оружие. Но что оно из себя представляет, никто из них не знал. Начальник оперативного отдела просто спросил:
– А что это за штуковина «эрэсы»?
Никто из находящихся в штабе командиров никогда не слышал такого странного названия. Начальник артиллерии, подумав, сказал:
– Если сказано в телеграмме, что батарея, то ясно, что по нашей части. А как прибудет эта самая батарея, мы конкретно, товарищ генерал-лейтенант, и уясним, что из себя представляют «эрэсы».
Глава десятая
О такой удаче Закомолдин и не предполагал. Не гадал и не думал.
Он, конечно, надеялся на спасительную зелень леса, которая надежно их укроет. Сколько не барражировали немецкие самолеты-разведчики, снижаясь чуть ли не до макушек деревьев, а обнаружить отряд им так и не удалось. Чуть ли не весь день летали, кружили буквально над головой, но, видать, сверху не все просматривается так, как снизу. Сплошное зеленое покрывало густой листвы укрывало пограничников.
Закомолдин чувствовал, что немцы не случайно так старательно разыскивают его группу. Они не могут им простить нападение на воинскую колонну, спешным порядком двигавшуюся к фронту, и разрушение важного моста. Но он не предполагал, что своей группой вторгся в засекреченный и тщательно охраняемый гитлеровцами район, о секретном существовании которого пограничники и не подозревали.
Разглядывая трофейную карту, Закомолдин лишь обратил внимание на то, что в этом районе жирными крестиками перечеркнуты несколько мелких деревень и хуторов. Сначала Сергею показалось, что немцы обозначили сожженные, уничтоженные в ходе боев населенные пункты. Да и уничтожить-то их сил много не требовалось. Деревянные срубы, крытые большей частью соломой и дранкой, в знойные сухие дни лета загорались от любой искры, а не только пуль и снарядов. Удивляло лейтенанта лишь то, что за все эти дни в округе ему не пришлось ни разу встретиться с местным населением. Куда ж оно делось? Не могли же все погибнуть. Кто-то же должен был остаться, уцелеть, спрятаться и, естественно, убежать в лес...
Но раздумывать над этими вопросами и строить догадки у него не хватало времени. Лейтенанту, озабоченному своими делами, судьбой своей основательно поредевшей группы, было просто не до них.
А нынче все сразу стало на свои места и – прояснилось.
Почти до вечера пограничники выжидающе таились в густой чаще, не смея из нее высунуться. Голодные, измученные тяжелым боем у моста, где потеряли многих боевых соратников, они настороженно прислушивались к каждому подозрительному шороху. С тревогой вглядывались в небо, где назойливо кружил и кружил самолет-разведчик. Ждали, что немцы бросят крупные силы и наверняка станут прочесывать лес. Вскоре где-то далеко сбоку, едва уловимо, послышались трескотня выстрелов и хлопки взрывов. Не оставалось сомнения, что гитлеровцы с кем-то затеяли бой, кого-то обнаружили. Судя по плотности огня, силы с обеих сторон задействованы не малые. По крайней мере по батальону...
Закомолдину даже показалось, что там сражаются основные силы погранотряда. Но высланная в ту сторону разведка – ходили Неклюдов и Червоненко – вернулась ни с чем. Пробраться к месту боя не удалось. Путь преграждала река, которая делала плавный поворот и отсекала лесную местность, где шел бой. А переправляться днем вплавь разведчики не рискнули. На той стороне сожженная деревушка. Лишь два дома целых. В деревушке фашисты в черной форме, как у наших железнодорожников, и железными бляхами на груди. И ни одного из местных жителей не приметили. Только мычала одинокая телка, а трое немцев, с засученными рукавами до локтей, ловили ее.