Время возмездия

– Если вы не очень утомились дорогой, то, может быть, мы сначала прогуляемся по нашей усадьбе? – предложила Ивонна, довольная искренним восхищением гостьи. – Только, пожалуйста, не обращайте внимания на хозяйственные неполадки, я здесь одна, живу третий год без мужа. А при нем здесь все блестело, всюду был полный порядок.

Вдвоем они обошли просторный участок, все осмотрели. Марине все понравилось, она это и высказала вслух. Ивонна с нескрываемой гордостью называла возраст и сорта фруктовых деревьев, словно она сама все это высаживала и за всем ухаживала своими холеными руками. Кусты подстрижены, крепенькие деревья аккуратно подбелены, трава на лужайке перед домом, чуть припорошенная снежком, приятно ласкала взгляд влажной зеленью.

Марина смотрела на эту чужую красоту и вспоминала свою дачу под Москвой, в Голицыне. Вернее, не дачу, а дом бабушки – старый, потемневший от времени сруб, с тремя окнами на улицу. Вспоминала густой чертополох, одичавшую, запущенную малину, грядки с клубникой и разлапистые старые, с потрескавшейся корой яблони, на которые она, Марина, лихо залезала, срывая кремнисто-твердые плоды, кислые до оскомины, но почему-то казавшиеся удивительно вкусными. Почему-то сейчас вспомнилось, что в ту предвоенную весну, когда последний раз Марина побывала у бабушки на даче, буйно цвели яблони и все вокруг будто плавало в бело-розовой пене. Бабушка поведала ей свой «секрет урожая»: она в ведре воды размешивала стакан меду и, макая туда чистый веник, обрызгивала пахучей сладковатой жидкостью цветущие деревья. «Пчелки медок издали учуют, прилетят, милые, взяток брать, а заодно и яблонькам помогут оплодиться, – говорила бабушка внучке. – Запоминай, милая, и без меня вот так будешь обрызгивать». Жива ли бабушка? Целы ли деревья?.. И словно бы издалека донесся голос Ивонны Ван дер Графт:

– А теперь давайте зайдем в нашу виллу. Прошу вас, вот сюда, через парадный вход.

Марина смотрела на Ивонну, как бы узнавая ее. Воспоминания сразу улетучились. Марина улыбнулась, возвращаясь в свою роль.

– Как у вас тут чудесно!

– Прошу вас, дорогая, заходите.

Заходить в дом Марине почему-то не очень хотелось. Какое-то смутное предчувствие останавливало ее. Казалось, что там, внутри этого красивого особняка, рухнет все очарование, что там, внутри, ее ждет опасность. Она даже пожалела, что приняла приглашение и приехала. Предчувствие шевельнулось где-то глубоко под сердцем, игольчато кольнув холодком, заставляя быть осторожной. Или ей это только показалось? Живя в постоянном страхе, невольно видишь опасность всюду. «Трусиха я, трусиха, – мельком подумала Марина, успокаивая себя. – Всего боюсь. Скоро от собственной тени стану шарахаться». Во дворе было так хорошо, так приятно свежо. Хотелось еще немного побыть на воздухе. Но Ивонна уже открыла перед гостьей парадную дверь.

– Надеюсь, дорогая, вам понравилось у нас.

Марине действительно понравилось, если не сказать больше. Она не первый год живет за границей, казалось, должна привыкнуть ко всему. Жила и в столице, в роскошных гостиницах, снимала меблированные комнаты, познала и бедность, видела, одним словом, многое. Но в частном доме была впервые. На вилле Ван дер Графтов ей бросились в глаза не роскошь, не богатство, которые были как-то приглушены, а отшлифованная до мельчайших нюансов целесообразность каждого предмета, тонкая продуманность каждой комнаты, которые делают жизнь в таком доме приятной. И это ощущение не покидало ее все время. Она как бы открывала для себя новый мир, такой нужный и необходимый любой женщине, мечтающей о своем гнездышке, о своей семье.

Она все обошла, осмотрела. В просторном салоне висели картины в золоченых рамах, стояли удобные кресла, обитые красной кожей, стол с витыми ножками и обрамленный белым мрамором камин. Все располагало к уюту, отдыху. В столовой – строгая мебель. Три спальни, и каждая оборудована в своем стиле. Цвет стен приятно гармонировал с цветом мебели. Широкие двуспальные кровати. Мягкие ковры. В каждой спальне имелось еще по одной двери. Второй выход? Нет, как оказалось, двери вели в ванные. У каждой спальни своя ванная комната: розовая, голубая, бледно-зеленая. Горячая и холодная вода. Зеркала, в которых можно осмотреть себя во весь рост. В продолговатых нишах – набор всевозможных ароматных жидкостей, шампуней, мазей, кремов. У Марины захватило дух. Нет, она не завидовала. Только сказала себе, что это нажито не своим трудом. И стало как-то спокойнее на душе. И все равно невольно сознавалась самой себе, что пожить в таком доме не отказалась бы. Хотя бы одну недельку.

Из детской комнаты Шарль, не отступавший от Марины ни на шаг, потащил ее вверх по лестнице на мансарду, в «папину морскую кабину». Мансарда была отделана под каюту, а может быть, под капитанскую рубку. Впереди – широкое полукруглое окно, с боков – круглые, как на корабле. На стенах – морские карты, небольшой медный колокол, штормовой фонарь, большой бинокль, за стеклом в шкафу – толстые фолианты в кожаных переплетах с золотым тиснением, крупные бело-розовые раковины, высушенные морские звезды, крабы. На вешалке – слегка поношенная непромокаемая куртка-зюйдвестка, словно хозяин, вернувшись с работы, снял ее совсем недавно со своего плеча.

– Вы, наверное, проголодались, идемте скорее на кухню, – сказала Ивонна. – В мое царство.

– Что вы, я совсем не голодна, я хорошо пообедала. Но взглянуть на кухню не откажусь.

В кухне имелись все те предметы, которые Марина видела в универсальных магазинах, – навесные шкафы, разделочные столы, сушилки для посуды. Белоснежная газовая плита с блестящими ручками, духовым шкафом со стеклянной дверцей, сквозь которую можно видеть, как печется пирог, и следить за термометром, стрелка которого показывает температуру внутри. Ярко раскрашенная эмалированная кухонная утварь: кастрюли и кастрюльки, сковородки, тазы, миски… Одним словом, хозяйка кухни владела целым богатством. В универсальном магазине Марина около этих предметов не задерживалась, потому что цены на них были, как она считала, «безбожными».

Марину привлекла полка, на которой стояли шеренгой фарфоровые горшочки, расписанные цветочками и сердечками, в которых хранились различные пряности и специи, о чем можно было судить по надписям. С нескрываемым восхищением она смотрела на горшочки и следила, как Ивонна, словно жонглируя ими, брала то один, то другой, открывала крышечку, доставала ложечкой содержимое, подмешивая в соус, который готовился на плите и распространял такой аромат, что текли слюнки.

К удивлению Марины, сынишка Ивонны не обращал никакого внимания на вкусные запахи, с аппетитом съел свою простую детскую еду, запил стаканом молока с «пистолетом» – так он назвал белую хрустящую булочку, которую, как знала Марина, едят обычно по воскресеньям в домашнем кругу за чашкой кофе, вернувшись из костела. И, попрощавшись, удалился в свою комнату, чтобы приготовиться ко сну.

– Шарль растет настоящим мужчиной, – с гордостью сказала Ивонна.

– Он у вас прелесть, – ответила Марина, думая о поведении мальчика: «Что это – дисциплина или воспитание? Покорность или обычная норма поведения?»

Ивонна включила свет над столом. На длинном шнуре с потолка свисал красный абажур, и вспыхнувшая лампочка освещала лишь центр стола, создавая вокруг полумрак, приятную интимную обстановку.

В маленьких рюмочках заалело густое сладкое вино. Поджаренная деревенская колбаса оказалась действительно очень вкусной от всевозможных специй и пряностей.

– Еще по глоточку вина, я полагаю, дорогая, вы не откажетесь?

– Благодарю вас, вино чудесное, но мне надо поспеть на девятичасовой автобус, – ответила Марина.

Ей стало не по себе. Хмель сразу вылетел из головы. Марина чуть было не чокнулась по русскому обычаю. Сама не помнит, как ей удалось удержать свою руку. А здесь лишь поднимают рюмки и никогда не сдвигают их. Как бы она оправдывалась? «Надо скорее уходить», – решила Марина.

Но Ивонна затеяла варить кофе. Зашумела электрическая кофемолка, распространяя густой сладкий аромат натурального кофе. Коричневые, прожаренные зерна за прозрачным колпачком превращались в темную муку.