Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 45



— А у нее… был паспорт? — точно хватаясь за последнюю соломинку, со слезами на глазах спросил бедный становой.

— Почему был? Он и есть! — пожал плечами Дубровин. — Его Шипунов хранит, ее родственник, зная наклонности ее к авантюрам разным…

— Вы… сами… паспорт видели?

— Разумеется, видел! — вскричал уже с некоторой долей раздражения Дементий Дубровин. — Разве похож я на человека, который планирует свадьбу с женщиной без паспорта?!

— Двойное крещение!.. — с ужасом прошептал он. — Она повторно крестилась, надругалась над таинством, над православной церковью… Грех-то какой! Грех-то какой, господа…

— Ну… грех-то грех, — сказал после минутного молчания Андрей Львович, — да за него не судят. А вот за убийство судят! Пройдемте, господа, к виновнице всех наших встреч!

— Вы можете просто в глазок посмотреть, — шепнул Морокин, заметив некоторую тревогу и нерешительность Дубровина. — С той стороны не видно лица смотрящего… Она вас не узнает.

— Да нет… отчего же… — после мгновенного колебания отверг его предложение молодой человек. — С чего бы это мне прятаться? Не к лицу!..

— Это вы, сударь? — прозвучал ее голос, слегка удивленный, но спокойный, точно явление здесь ее бывшего жениха не означало для нее конца притворства. — Пришли торжествовать?! Странно… Ранее не водилось за вами злорадства, добрее были.

— Я свидетельствую, — тоже спокойно и выдержанно произнес Дубровин, обращаясь к советнику юстиции, но глаз не сводя с прекрасного лица Сашеньки, обрамленного темными длинными кудрями. — Готов подтвердить под присягою и предоставить свидетелей: эта женщина — моя бывшая невеста Александра Рыбаковская. Теперь я могу уйти?



— Что ж… — сказал устало Андрей Львович, — на сегодня, пожалуй, все… Обдумать все надобно. Желаете что-нибудь заявить, сударыня? — обратился он к Сашеньке. — Нет? Ну и прекрасно! Действительно, что можно сказать в вашем положении? Кричевский, довольно! Запирай!

— Нет, постой! — вскричал вдруг становой пристав, мрачной тучею стоявший до поры в коридоре, не решаясь зайти в камеру к богоотступнице. — Не довольно еще! Преступница ты, матушка! Двойное крещение… Как же ты могла?! Надругалась… Насмеялась… Зачем?! Шалавы распутные такого себе не позволяют! Зачем, я спрашиваю?! Есть у тебя хоть что-то святое за душою?! Изуверка! Когда я спрашиваю, извольте отвечать! Девка!!!

— Крест! Крест, вам мною в церкви подаренный! Извольте вернуть! Немедля!!!

— Сюда-а! — топая ногами, ревел окончательно вышедший из себя Станевич, не имея сил терпеть, будто медведь, палимый огнем. — Дай сюда немедля-а!!!

IV

— Что, что же делать мне, коли я так себя чувствую?! — быстро и горячо шептала ему в ухо Сашенька. — Коли я княжной себя вижу так ясно, как тебе и не передать! Может, матушка моя согрешила с кем из родовитой фамилии, а только не могу я примириться с тем, кто я есть! Не согласна я и не буду согласна терпеть никогда! Ну, скажи, скажи — чем я не княжна?!!

— Мне все равно! — ответил Костя, снова жадно припадая к ней сухими, растертыми в кровь губами.

— А раз сказавшись тебе княжной, как же могла я оборотить все дело?! Я же потерять тебя боялась! Как я боялась потерять тебя, милый!.. Ведь узнай ты, что я не княжна, а женщина из низкого сословия — ведь отворотился бы от меня презрением! Бежал бы! Что — неужто бы не бежал? Неужто и впрямь тебе неважно, кто я?! А тогда отчего ж тебе не принять меня за княжну?! Ведь тебе это все равно?!

— Мне все равно, кто ты… — шептал молодой Кричевский, точно в бреду. — Я живу тобой… дышу одной тобой… ты снишься мне каждую ночь… я жить без тебя не могу! Будь княжной, коли тебе хочется, мне до того нет никакого дела! Кто я такой, чтобы осуждать тебя… я сам грешен и гадок…