Список желаний

— Сейчас?

Он уже натягивал джинсы и рубашку. Ариэль поднялась и прошествовала через холл в ту комнату, где переодевалась. При этом даже не удосужилась подумать о белье. Надев джинсы и футболку, встретила Лекса у лестницы в холле.

— Пошли, — он взял ее за руку.

Стоявший в кабинете «Вурлитцер» больше всего напоминал некий инопланетный механизм неизвестного предназначения. Ариэль улыбнулась. Мечта… Теперь ей стало понятно.

— Хочешь колы? Или жевательную резинку?

— Да. Три красных шарика.

— Нет, по меньшей мере, шесть. Надо, чтобы получилось побольше слюны. Потом выпьешь колы и будем надувать пузыри. Умеешь?

Ариэль подумала о своем фарфоре, о том, как жвачка постоянно прилипала к зубам.

— Могу попробовать.

— Выпьешь колы?

— Конечно!

— Потанцуем?

— С колой и жвачкой или без?

— Не знаю. Раньше я этого никогда не делал. А что ты думаешь?

Ариэль поставила стакан и сунула шарики в карман.

— Хочу танцевать так, чтобы ты меня обнимал. А уже потом, после танца, ты должен растопить камин и купить мне колы и жвачки. Ну, как это звучит?

— Так вот как тогда делали?

Ариэль хотела сказать, что так же невежественна в вопросах тинейджерского протокола, как и он сам, но только кивнула.

— Если память не изменяет, да. Родители никогда не позволяли мне тусоваться с другими подростками. А какая разница?

— О, разница огромная! Я ждал этого момента всю жизнь. И хочу, чтобы теперь все было по правилам.

Ариэль села на пол, скрестив ноги.

— Давай поговорим. Мы оба видели в кино, как это делается. Надо делать так, как ты считаешь нужным…

— Ты, наверное, думаешь, что я рехнулся?

— О нет, Лекс, совсем нет! Это ведь твоя мечта. Хочу, чтобы у тебя все было так, как ты видел в своих грезах. Мы не сможем пойти дальше, пока не успокоим нашу память. Это очень важно для нас обоих. Отныне я хочу быть частью всего, что происходит в твоей жизни! Итак, ты собираешься пригласить меня на танец?

— Ариэль, я не очень хороший танцор, кроме того, босиком. Выбери песню. Если бы все это происходило тридцать лет назад, я бы дал тебе возможность выбрать мелодию.

— Правда?

— Конечно, ведь я джентльмен.

— Верно, Лекс, это одна из тех черт, которые мне так нравились в тебе. Всегда такой галантный! Конечно, в то время я не понимала, что означает это слово. Деньги, пожалуйста, — Лекс передал ей монетку в десять центов. Ариэль опустила ее в прорезь и нажала кнопку. Волшебный голос Хэнка Уильямса пел «Твое обманчивое сердце».

Поначалу, кружа по комнате, они то и дело наступали друг другу на ноги, потом оба расслабились, причем одновременно, тела соединились в едином ритме.

— Так приятно ощущать тебя в своих объятиях, — сказал Лекс.

— Я как раз собиралась сказать то же самое! Господи, от этого танца мне захотелось пить. Ты не купишь мне колы? И, если хватит денег, жевательную резинку, — голос Ариэль звучал робко, как у совсем маленькой девочки.

Лекс откинул голову и рассмеялся.

— С удовольствием, — он опустил монетку и подождал, пока появится бутылка, потом открыл ее и с полупоклоном протянул Ариэль. Затем купил еще одну, теперь уже себе. — Тост, надо произнести тост. Подумай, за что мы выпьем?

— Давай выпьем за Голливуд. Если бы не Голливуд, мы бы никогда не нашли друг друга. А потом выпьем за долгую жизнь и счастье!

— Мне это нравится, — они чокнулись бутылками и отпили по глотку.

— Черт, два глотка и ничего нет. Наверное, когда мы были детьми, то даже не думали об этом?

— Мне никогда не покупали много сладостей. Мама говорила, что от них портятся зубы. Что-то я никак не дождусь обещанной жевательной резинки! Хочу красную.

Когда они снова уселись у камина, Лекс держал под мышкой две бутылки, а в руке была целая пригоршня маленьких красных шариков.

— Посмотрим, сколько мы сможем осилить за один раз.

Чуть позже Ариэль, облокотясь на груду подушек, заметила под негромкую музыку, доносящуюся из автомата:

— Как хорошо! Ты этого и хотел?

— Не только. Большего. Из-за тебя. Без тебя я, вероятно, прослушал бы одну песню, выпил одну бутылку, сжевал пару шариков. И вряд ли когда-нибудь повторил бы. Все получилось прекрасно! Нам еще многое предстоит наверстать.

— Я только хочу знать, когда мы вернемся в постель, — Ариэль выдула поистине гигантский пузырь.

Лекс надул примерно такой же, слегка придвинулся, и теперь их тела почти соприкасались. Взгляды встретились, и в этот миг оба пузыря лопнули. Липкая розовая масса забрызгала лица. Ариэль, смеясь, попробовала соскрести ее со щеки.

— По-моему, надо что-то делать, слизать ее или соскоблить. Ты сказал, будет весело, так и есть?

— Мне чертовски хорошо, — дыхание Лекса вдруг стало прерывистым, губы встретились с ее губами, в поцелуе смешались сладость и горечь. Таких мягких губ ему еще не приходилось встречать. Лекс целовал ее лицо, ямочку на подбородке, зарывался в водопад серебристых волос.

Его руки ласкали ее тело, узнавали знакомую, полузабытую красоту. Каждая впадинка и каждая выпуклость женского тела вызывали в мускулах непривычное приятное ощущение. Лекс глубоко вздохнул.

Ариэль заставила его перекатиться на спину, оказавшись сверху, крепко сжала коленями его бока. Она смотрела на такое дорогое лицо, которое когда-то давно уже принадлежало ей… Любовь всегда дремала где-то в глубине души, и сейчас это чувство проснулось. Ариэль наклонилась, чтобы поцеловать его, и волосы завесой упали между ними. Ее поцелуи, долгие, любящие, не только касались губ, но и пробуждали чувства.

Лекс улыбнулся. Это его Эгги, та Эгги, которую он любил, разделявшая с ним все самое лучшее, отдававшая всю себя.

Их соитие было любящим, нежным и пронизанным радостью. Они так давно не были вместе, так истосковались по тому, что могли дать друг другу…

— А-а-х… — протянул Лекс.

— О-о-о… — вторила Ариэль, устраиваясь поудобнее в его объятиях.

Единственными звуками, нарушавшими царящую в комнате тишину, в комнате, которую Лекс раньше никогда ни с кем не делил, был шорох простыней и шепот двух любящих людей. Ариэль лежала на изгибе руки Лекса, уткнувшись во впадинку у основания шеи, шелковистые пряди падали ему на плечо. Она вдыхала его запах, смешанный с ароматом ее собственных духов, пальцы поглаживали грудь, а нога, переброшенная через его ногу, ощущала напряженные мускулы бедра.

Они были как свет и тень: Ариэль серебрилась, подобно лунному блеску, Лекс напоминал тьму ночи. Лекс держал ее нежными, ласковыми руками, возносившими на эротические высоты и бережно спускавшими с них.

Самое лучшее наступило потом, после того, как они занимались любовью, когда все барьеры оказались сметены. Их близость стала подлинным соединением двух любящих сердец, принесшим покой и удовлетворение обоим.

Ариэль еще глубже зарылась лицом в его плечо. Лекс прижал ее к себе, крепкие руки обещали защиту. Он любил эту женщину, любил всем своим истосковавшимся по настоящему чувству сердцем. Ариэль уловила произошедшую перемену и отдалась на волю его желаний. Только что руки Лекса ласкали ее, и вдруг стали оковами, крепкими, надежными, из которых невозможно освободиться, но она и не пыталась.

Лекс волновал ее, требовал, вознаграждал восхитительным вниманием губ те места, которые уже объявили своими его руки. Ласки, любовь вызывали в Ариэль ответный отклик, сначала быстрый и жадный, потом более спокойный и более сладостный.

Она мурлыкала от удовольствия и дарила Лексу те ласки, которых ему так не хватало. Освобождение от любовной муки близилось, до него оставался один миг, но, как два мотылька, играющих с пламенем, они оттягивали наступление этого восхитительного момента, обещавшего блаженство.

— А-а-х… — вырвался у Лекса сладострастный стон.

— О-о-о… — вторила Ариэль.

— Гав, — тихо подала голос Снуки.

— А-а-х…

— Любишь меня — люби мою собаку…

— До конца жизни!