Страница 76 из 188
Он взял Нинину руку и надолго прижал к губам.
— Радость-то, радость какая! — не унималась тетя Поля. — Надо сообщить родителям Нины.
— Безусловно, — сказал Сергей Николаевич. — Очень хочу познакомиться с ними.
— Достойные люди, честное слово, — уверяла Вольская-Валуа. — А что приготовим к торжеству? Куропаток или, может, поросеночка под хреном?
— На ваше усмотрение, — ответил жених, доставая из кармана и раскрывая бумажник. — О расходах не беспокойтесь.
— Нет-нет, — запротестовала Мажарова. — Сережа… — Она осеклась, потому что впервые назвала Виленского просто по имени.
— Теперь всегда называй меня так, — попросил Виленский. — В твоих устах мое имя звучит как музыка…
— Сережа, милый, — уже смелее сказала Нина, — такое событие, такое событие… И при чем тут деньги?!
— Ты ставишь меня в неловкое положение, — строго произнес Виленский.
— А ты поставишь меня в еще более неловкое, — твердо проговорила девушка, отобрала бумажник и засунула ему в карман. — В конце концов, ты мой гость. Вот потом, когда…
Виленский вздохнул, недовольный.
— Не надо дуться, хорошо? — весело сказала девушка. — Как говорится, свои люди — сочтемся.
Виленский улыбнулся и, торжественно оглядев женщин, достал из кармана сафьяновую коробочку.
— Ниночка, я хочу завтра в знак нашей помолвки…
Он раскрыл футляр. На черном бархате сверкнуло колечко с зеленоватым граненым камнем.
— Какая прелесть! — вырвалось у Полины Семеновны. — Изумруд?
— Да, — кивнул Виленский, надевая кольцо на палец невесте. — Берег как память. От мамы…
— Сразу видно, старинная работа, — сказала Вольская-Валуа. — Камень карата полтора? — продемонстрировала она свои познания в драгоценностях.
— Три, — поправил ее Сергей Николаевич.
Он не выпускал из своих рук Нинину руку, рассматривая на ее пальце старинное колечко с красными камешками.
— Это тоже неплохо, — поспешила заверить Виленского Полина Семеновна. — Рубины…
— У меня есть бриллиант, — сказал Сергей Николаевич. — Купил в Амстердаме. Правда, не очень дорогой, тысяч двадцать… Но прекрасной огранки… Если ты хочешь, дорогая, я отдам ювелиру, он вставит в это кольцо…
— Что ты, Сережа, такой подарок! — запротестовала было Нина.
— О чем ты говоришь? — покачал головой Виленский, снял с ее руки колечко с рубинами и положил себе в карман. — Ты должна выглядеть как королева… Будешь выглядеть…
Девушка расцвела от счастья. Но, взглянув на часы, заволновалась.
— Опаздываю на работу, — встала она. — Так не хочется идти…
— Я буду ждать и считать минуты, — поцеловал ей руку Сергей Николаевич.
Нина вышла на улицу. Ей казалось, что всё улыбается — прохожие, деревья, дома…
Ей вдруг представились такими ничтожными служба, мелочные заботы и хлопоты, которыми она жила до сих пор.
Увидев очередь на автобус, Нина решила добираться на такси.
По дороге она то и дело поглядывала на подарок жениха. Зеленоватый прозрачный камень переливался всеми своими гранями.
Проезжая мимо салона-магазина для новобрачных, Мажарова проводила глазами витрину, где был выставлен манекен невесты в подвенечном платье и фате.
“Свадебный наряд закажу Фаине Петровне. Самый дорогой!” — решила девушка. И погрузилась в мечты.
И уже не “Волга” с шашечками везла ее по улицам Южноморска, а голубой “мерседес” Сергея (Виленский говорил, что у него собственный “мерседес”.) катил по Калининскому проспекту Москвы. И не на обрыдлую работу она ехала, а на очередной прием в посольстве, где в свете хрустальных люстр общаются почтенные мужчины в смокингах и женщины в дорогих платьях, увешанные драгоценностями. Среди них выделяется блестящая пара — она и Сергей…
— Приехали, — вернул на землю Нину голос шофера такси.
“Ничего, — мысленно говорила себе она, — скоро кончится эта серая жизнь…”
Первым делом она положила в сейф кассы взаимопомощи деньги и с облегчением вздохнула: теперь все в порядке, тревоги и страхи остались позади.
“Как вовремя подвернулась Крюкова!” — подумала девушка.
Недостающую сумму одолжила ей Полина Семеновна. Тетка подгребла все свои сусеки, как выразилась, ради счастья племянницы.
— Тетя Полечка, — заверила ее Нина, — за мной самый дорогой подарок. После свадьбы.
— Ладно, ладно, — отмахнулась Вольская-Валуа. — Для меня главный подарок — твое замужество, твое счастье…
Зачем на самом деле нужны были Нине деньги, она тетке не открыла.
Когда Нина рассказала Вере о сделанном ей предложении, о кольце с изумрудом и пригласила ее на официальную помолвку, та обрадовалась.
— Я так тебе завидую, Нинка, так завидую! Антон все уши прожужжал про Сергея Николаевича… Такой симпатичный. И с положением…
— Значит, ты была у Антоши?
— Да… А что?
— Смотри берегись, — шутливо погрозила ей Нина. — Антон известный в городе донжуан.
Вера усмехнулась:
— Нет, со мной не пройдет…
Когда Вольская-Валуа вела с Сергеем Николаевичем светские разговоры, она незаметно старалась выпытать, сколько у него комнат, где дача, есть ли родня. Близких родственников у Виленского не было. А по поводу квартиры и дачи он сказал:
— Вот приедете погостить, сами увидите. Главное, Полина Семеновна, теперь в доме будет хозяйка…
— Что верно, то верно, — согласилась Полина Семеновна. Их беседу прервал приход Антона. Полина Семеновна оставила мужчин одних и поспешила на рынок.
Ремизов долго мялся, прежде чем спросить:
— Сергей Николаевич, Нина вам ничего не говорила по поводу меня?
— Говорила, — кивнул Виленский. — Хотите в столицу?
— Есть такая мечта, — скромно потупился Антон.
— И правильно! — похвалил Сергей Николаевич. — Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом… Но вы, если говорить честно, не рядовой певец, поверьте…
— Вы так считаете? — взволнованно спросил солист “Альбатроса”.
— Я слышал столько разных шансонье. И наших, и зарубежных… У вас талант, Антон. И вы имеете полное право рассчитывать на признание.
— А вот приходится развлекать пьяную публику! — в сердцах произнес Ремизов.
— Ну, этого стыдиться не надо, — подбодрил его Виленский. — Наш известный композитор Раймонд Паулс тоже начинал играть в ресторане. А теперь? Звезды эстрады почитают за честь исполнить каждую его новую песню. Стал министром…
— Это точно, что он начинал в ресторане? — удивился Ремизов.
— Раймонд мне сам рассказывал. И о своих мытарствах, и как нелегко было пробиться…
— Ну, наверняка у него была рука где надо, — вздохнул солист “Альбатроса”. — А у меня, увы, никого…
Виленский некоторое время размышлял, потом сказал:
— А вы знаете, я могу поговорить с приятелем. Он на Центральном телевидении играет далеко не последнюю роль… Надо тебе помочь, надо, — как бы сам себе сказал Виленский. — Кто-то хорошо заметил, кажется Эренбург, — таланты надо поддерживать и бережно растить, а серость сама себе пробьет дорогу… Вот что, дружище, — похлопал он Ремизова по плечу, — чтобы этот разговор не остался втуне, скажи Роберту Ивановичу, чтобы он обязательно напомнил мне в Москве о тебе. Пусть теребит, не стесняется, так и передай…
— Непременно, Сергей Николаевич, — захлебываясь от счастья, проговорил Антон. — Непременно скажу. Роберт Иванович и сам считает, что мне нужно расти… Вы не можете себе представить, как я благодарен вам… Спасибо, от всей души спасибо!
— Благодарить будешь, когда переберешься в Москву, — улыбнулся Виленский. — Только не забудь пригласить на свой первый сольный концерт в столице…
— Да я… я… — Солист “Альбатроса” не находил слов благодарности.
От Виленского он улетел буквально на крыльях надежды.
Весь дом обсуждал известие, что у Мажаровой состоится помолвка. Сведения эти распространила Крюкова, хотя Полина Семеновна сообщила ей о предстоящем событии “по секрету”. То, что помолвка действительно будет иметь место, красноречиво подтверждали запахи варенья и жаренья, доносящиеся из квартиры Мажаровых.