Страница 168 из 188
— Но Чарльз Уоллес выглядит как все?
— Конечно, Мэг, но люди — это не только их внешний вид. Отличие Чарльза Уоллеса не физического порядка. Он по сути своей иной.
Мэг тяжело вздохнула, сняла очки и, повертев их, снова надела.
— Ну что ж, я понимаю, что Чарльз Уоллес — другой, я понимаю, что он нечто большее, чем все мы. Думаю, надо принять это как факт, без понимания.
Миссис Мюррей улыбнулась:
— Возможно, именно это я и хотела тебе сказать.
— Да? — с сомнением спросила Мэг.
Мать улыбнулась снова:
— Может быть, поэтому я не удивилась нашей вчерашней гостье, поэтому подавила возникшее недоверие. Из-за того, что есть Чарльз Уоллес.
— А ты сама — как Чарльз Уоллес?
— Я? Бог мой, конечно, нет! У меня больше способностей и более высокий интеллектуальный уровень, чем у многих, но я в пределах обычного.
— Но только не твоя внешность.
Миссис Мюррей рассмеялась:
— Тебе не хватает примеров для сравнения. Внешность моя — самая обычная.
Вошел Кэльвин О’Киф.
— Чарльз заснул? — спросила миссис Мюррей.
— Да.
— Что ты ему читал?
— Он выбрал книгу о происхождении видов. Не сочтите меня назойливым: над чем вы сегодня работали в лаборатории, миссис Мюррей?
— Когда-то это была моя совместная с мужем работа. А сейчас я стараюсь не слишком от него отстать, когда он вернется.
— Мама, — заявила Мэг, — Чарльз говорит, что я ни то ни се, ни рыба ни мясо.
— Ну уж нет, — сказал Кэльвин. — Ты прежде всего Мэг, вот ты кто. Лучше пойдем погуляем.
Но Мэг не удовлетворилась ответом.
— А что ты скажешь о Кэльвине?
Миссис Мюррей улыбнулась:
— Он мне очень нравится, я очень рада, что ему у нас хорошо.
— Мама, ты собиралась рассказать мне о тессеракте.
— Да. — Лицо миссис Мюррей стало озабоченным. — Но не сейчас, Мэг. Не сейчас. Отправляйся на прогулку с Кэльвином, а я пойду поцелую Чарльза и присмотрю, чтобы улеглись близнецы.
Трава была мокрой от росы. Луна уже взошла, в ее свете звезды стали почти невидимыми. Кэльвин протянул руку и простым, дружеским жестом взял Мэг под руку.
— Ты расстроила маму?
— Нет, не я. Но она расстроена.
— Из-за чего?
— Из-за отца.
Кэльвин повел Мэг через луг. Сменялись под ногами тени деревьев, в воздухе был разлит тяжелый, сладкий запах осени. На склоне Мэг поскользнулась, но сильная рука Кэльвина не дала ей упасть. Они осторожно пересекли огород близнецов, петляя между грядок капусты, свеклы, спаржи, тыквы. Слева неясно вырисовывались высокие кукурузные стебли. Впереди виднелась маленькая яблоня, защищенная каменной стеной, за стеной был лес, в который они сегодня наведывались. Они подошли к стене и уселись под нею; рыжие волосы Кэльвина в блеске луны отливали серебром, тело и лицо были испещрены пятнами теней от ветвей. Он потянулся к ветке, сорвал яблоко и протянул его Мэг, затем сорвал яблоко и для себя.
— Расскажи мне об отце.
— Он — физик.
— Да, конечно, мы все об этом знаем. Говорят, он бросил твою мать из-за женщины.
Мэг резко попыталась было встать с камня, на котором сидела, но Кэльвин схватил ее за запястье и усадил.
— Спокойней, детка. Я ведь не сказал ничего, чего бы ты уже не слышала?
— Это действительно так, — ответила Мэг, но продолжала дергаться. — Позволь мне уйти.
— Успокойся. Ты знаешь, что это неправда, я знаю, что это неправда. И как только взглянешь на твою маму, сразу станет ясно, что бросить ее из-за другой женщины невозможно. Но люди такие злые, правда?
— Наверное, правда, — ответила Мэг, но ее счастливое настроение улетучилось, сменившись тягучим негодованием.
— Послушай, дурочка! — Кэльвин мягко ее потряс. — Я хочу, чтобы мне все стало ясно, хочу отделить факты от выдумки. Твой отец — физик. Это факт, правильно?
— Да.
— Он доктор нескольких наук?
— Да.
— Большую часть времени он работал один, но последнее время — в Институте высшего обучения в Принстоне. Правильно?
— Да.
— Еще он проводит исследования для правительства?
— Да.
— Вот и все, что знаю я.
— И я знаю не больше, — отозвалась Мэг. — Больше может знать только мама. Кажется, он был тем, кого называют — Секретный.
— Сверхсекретный, ты хочешь сказать?
— Вот именно.
— А в чем была его секретность, ты не знаешь? Мэг покачала головой:
— Нет. Не представляю себе. Правда, зная, где он, можно додуматься, чем он занимался.
— А где?
— Сначала он жил в Нью-Мексико, и мы вместе с ним; потом переехал во Флориду, на мыс Канаверал, и мы вместе с ним. А потом он должен был много путешествовать, поэтому мы и поселились здесь.
— Ведь этот дом всегда был ваш?
— Да. Но раньше мы жили в нем только летом.
— И ты не знаешь, куда послали твоего отца?
— Не знаю. Сначала мы получали очень много писем. Отец и мать писали друг другу каждый день. Думаю, что мама до сих пор пишет ему по ночам. Почтальонша над ней смеется.
— Я уверен: они думают, что ваша мама уговаривает его вернуться в семью, или что-нибудь в этом роде, — горько заметил Кэльвин. — Не могут они понять обычной, искренней любви, даже когда встречаются с ней. Ну а что дальше? Что случилось потом?
— Ничего. В этом-то все и дело.
— Ну а письма отца?
— Они перестали приходить.
— И вы ничего не знаете?
— Ничего. — Мэг еле говорила. В голосе слышалось страдание.
Они замолчали, и тишина была так же осязаема, как и тени, что лежали у ног.
Наконец Кэльвин произнес холодно и сухо, не глядя на Мэг:
— Вы думаете, он умер?
Опять Мэг попыталась вскочить, и опять Кэльвин ее удержал.
— Нет! Нам сообщили бы, если бы это было так. Ну, послали бы телеграмму или что-нибудь еще. Обязательно сообщили бы!
— А что они говорят? Мэг подавила вздох:
— Эх, Кэльвин! Мама много раз пыталась узнать. Где только она не была! Даже в Вашингтоне. Ей сказали, что отец выполняет секретную опасную работу, что им надо гордиться, но некоторое время он не сможет нам писать. И они сообщат о нем, как только будет возможно.
— Мэг, не психуй, может, они сами не знают?
Одинокая слеза поползла по щеке девочки.
— Вот этого я и боюсь!
— А ты поплачь как следует, — мягко сказал Кэльвин. — Ты ведь просто обожаешь отца, да? Так не стесняйся, плачь. Тебе станет легче.
Голос Мэг дрожал сквозь слезы.
— Я и так слишком много реву. А хочу быть как мама. Надо уметь сдерживаться.
— Твоя мама — совсем другой человек, и она намного старше тебя.
— Как мне хочется быть другой! Я ненавижу себя.
Кэльвин снял с нее очки. Потом вытянул из кармана носовой платок и вытер ей слезы. Этот жест совершенно расстроил Мэг, и она, положив голову себе на колени, разрыдалась. Кэльвин спокойно сидел рядом и гладил ее по волосам.
— Прости меня, — всхлипнув в последний раз, попросила она. — Мне очень жаль. Теперь ты возненавидишь меня.
— Мэг, ты законченная дурочка, — сказал Кэльвин. — Ты самая симпатичная девочка из всех моих знакомых.
Мэг подняла голову, и луна осветила ее залитое слезами лицо. Без очков глаза стали неожиданно прекрасными.
— Если Чарльз мутант, то я — биологическая ошибка.
Лунный свет отразился в скобках на зубах. Ей хотелось, чтобы Кэльвин возразил. Но он сказал:
— Ты знаешь, я в первый раз вижу тебя без очков.
— Я слепа, как летучая мышь, без этих стеклышек. Я близорука, как отец.
— У тебя глаза прекрасные. Не снимай очки. Пусть никто не знает, какие у тебя потрясающие глаза.
Мэг улыбнулась от удовольствия. Она почувствовала, что краснеет, и надеялась, что в темноте Кэльвин не заметит этого.
— Продолжайте, друзья мои, — произнес голос из темноты.
В лунном свете обозначился Чарльз Уоллес.
— Я не следил за вами, — быстро произнес он, — ненавижу вмешиваться в чужие дела, но оно близится, оно близится!
— Что близится? — спросил Кэльвин.