Страница 143 из 188
— Капитан Ярощук слушает.
— Товарищ капитан! — Антон Иванович обрадовался так, что чуть не стал заикаться. — Из Острожан Демчук. У нас неотложное дело, и лейтенант Бутурлак просил срочно переговорить с вами…
— Давайте, что там у вас? — Голос капитана звучал сонно. Демчук понял, что телефонистка включила квартиру Ярощука и разбудила его, но не стал извиняться — знал, что связь может прерваться в любую минуту.
— Есть сообщение, товарищ капитан, что завтра ночью бандиты пойдут на наше село. Кажется, появился Коршун. У него тайник с документами в школе…
— Какие документы, какой тайник? — не понял Ярощук. — Вы что-то путаете…
— Я говорю все правильно. Коршун сделал в свое время в нашей школе тайник, где хранятся какие-то документы. За ними он и вернулся. Нападение бандиты назначили на завтра, ночью. Бутурлак возглавил оборону села, и мы будем держаться до последнего. Но просим прислать подмогу…
— Откуда знаете, что бандиты нападут именно завтра? И про Коршуна? — спросил Ярощук.
— От надежного человека! И все точно, как я говорю.
— Хорошо… — Капитан уже принял решение. — Сегодня утром в Острожаны выедет мой помощник с двумя солдатами. Вы поняли меня?
— Большое спасибо, товарищ капитан!
— Передайте Бутурлаку, что я полагаюсь на него и прошу… Но в трубке раздался треск.
— Алло! — покричал еще на всякий случай Демчук, но никто не отозвался, и он положил трубку.
Антон Иванович погасил свечку, сидел за столом, думал: когда разобьют группу Коршуна, надо будет заняться школой. Конечно, искать бандеровские документы будут те, кому положено. А он договорится с женщинами, чтобы помогли привести школу в порядок, да и мужики пусть помогут с ремонтом, не все же директору одному надрываться — вон как кашляет! Для своих же детей пусть потрудятся: ведь теперь каждый может учиться, поступай хоть в университет в Киеве, а еще год тому назад из всего села учился один Гришка Жмудь.
Демчук растроганно подумал о своем младшеньком. Хороший мальчуган растет. Умный, любознательный, нужно все сделать, чтобы выучить его.
Да и Филиппу пальца в рот не клади: на будущий год пойдет в техникум или будет учиться в десятилетке. А Сергея он обязательно выучит на врача. Собственный врач в Острожанах — Сергей Антонович Демчук!
Что бы было, если б Сергейка не услышал разговора бандеровцев? Антону Ивановичу сделалось холодно, и он жадно затянулся махорочным дымом. Заявились бы в хату — мучили бы, истязали, резали. Пусть бы только его, а то всех: и Катерину, и детей…
Демчук встряхнулся, встал, натянул брезентовик, вышел на крыльцо, запер сельсовет и вдруг услышал: где-то совсем недалеко бахнуло. И сразу еще раз — из карабина или из пистолета.
Антон Иванович замер, прислушиваясь, — где-то возле школы…
Щелкнув затвором карабина, вгоняя патрон в патронник, побежал под хатамл, настороженно всматриваясь в темноту.
Возле школы, тяжело дыша, остановился. Услышав голоса во дворе, стал подкрадываться к калитке.
— Кто там? — спросили требовательно. — Стой, стрелять буду!
— Не надо, — услышал голос Вербицкого, — идите сюда, товарищ председатель.
Возле бывшей кладовой Жмудя, переоборудованной Ротачем под жилье, стояли трое: Петр Андреевич, без шапки, без плаща, видно, выскочил только что из дома, Бутурлак и Вербицкий.
Лейтенант осветил фонариком окно комнатки, позвал Антона Ивановича.
— Видите, — показал, — два выстрела из парабеллума — одну гильзу я уже нашел…
— По вас стреляли, Петр Андреевич, но промахнулись? — спросил Демчук.
Ротач не ответил.
Бутурлак зашел в комнату, и все двинулись за ним. Ротач зажег свечку, лейтенант наклонился над кроватью.
— Вот она, ваша смерть, Петр Андреевич, — ткнул пальцем. — Точно стреляли, и если бы вы уже легли…
Демчук увидел в ватном одеяле две дырочки.
— Да, — покачал головой, — целился в грудь. Вернее, целилась… — Сразу заторопился: — Давай, Богдан, быстрее, может быть, на горячем поймаем…
— Успеем, не ждет же нас. — Вербицкий отодвинул кровать, осветил свечой и выковырнул из деревянной стены пулю. Подбросил на ладони. — Точно, из парабеллума… — Подтвердил так, будто от этого зависело задержание преступника.
— Я решил переночевать в сарае, на сене, — начал объяснять Ротач. — Заснул уже, и вдруг выстрелы!
— Стрелял человек местный, — сказал Бутурлак. — Видите, знал, где кровать. Два выстрела в темноте, и обе пули попали в цель.
— Рука твердая! — отозвался Ротач. — Никак не могу поверить, что это Груздева.
— Пошли, — предложил Вербицкий.
— Пошли, — согласился Бутурлак, — нельзя терять ни минуты.
— Понятых бы… — засомневался Ротач.
— Понятых — потом, — решил Демчук. — Сейчас опасно, подстрелить может.
Бутурлак с Ротачем стали возле окон хаты Груздевой, Вербицкий с Антоном Ивановичем постучали в двери.
За занавеской маленького окна мелькнуло лицо. Прижалось к раме, разглядывая.
— Кто там? — послышался женский голос.
Демчук подошел к окну, стал сбоку — проклятая баба может и выстрелить…
Сказал требовательно:
— Откройте, гражданка Груздева! Из сельсовета к вам, по делу!
— Шляются здесь ночью… — послышалось из окна. — Не открою, приходите утром!
— Именем Советской власти! — повысил голос Демчук. — Открывайте, не то выломаем двери!
— Если тебе, старый дурень, выпить захотелось, так и сказал бы!
— Гражданка Груздева, за оскорбление Советской власти!..
— Тю, придумал! — пошла на попятный женщина. — Ладно, подожди, открою уже.
Она задержалась ненадолго — наверно, одевалась, — отодвинула засов и, увидев еще трех мужчин, не испугалась.
— Проходите, сейчас зажгу свет. — Отступила, пропуская их в дом. — Потише, дочь спит.
Груздева выгребла из печи уголек и стала его раздувать, чтобы зажечь свечу. Бутурлак потряс коробкой со спичками, женщина поднесла лейтенанту свечу. Отступила на шаг, рассмотрела их. Сказала с усмешкой:
— Такая славная компания, прошу… Если в самом деле захотелось, то бутылочка найдется.
Но свеча в руке мелко дрожала, выдавая волнение.
Демчук стоял молча, осматривая комнату. На кровати в углу, прекрасной кровати с шарами на спинках, спала девочка — разбросала руки, разметала волосы по подушке, тихо дышала. Мать, видно, спала рядом — одеяло отброшено, подушка примята.
Вербицкий, опередив Демчука, выступил вперед, забрал у Груздевой свечу, ткнул Ротачу.
— Подержите, — попросил и повернулся к женщине. — Руки, — приказал, — протяни ко мне руки!
— Что тебе нужно? — спросила Груздева тихо, оглядываясь на кровать. — Врываются в чужой дом!..
— Руки! — повысил голос, и она протянула голые по локоть, полные руки.
Вербицкий потрогал их, зачем-то нагнулся и понюхал ладони.
“Парень с головой, — с уважением подумал Бутурлак. — После пистолета должны пахнуть железом, а если ошибка — холодные”.
“Ястребок” отпустил руки Груздевой, подошел к кровати, потрогал подушку и простыню под одеялом.
— Гражданка Груздева, вы никуда не выходили сейчас? — спросил Демчук, поняв Вербицкого.
— Ты что, сдурел?
— Отвечайте на вопрос!
— Куда же могла? В такую ночь!
Проснулась девочка, испуганно села на кровати. Груздева бросилась к ней, обняла, прижала к себе, будто закрывала собственным телом от тех, кто ворвался ночью в их дом.
Вербицкий повернулся к Демчуку.
— Вроде правду говорит… — Пожал плечами.
— Позови кого-нибудь из соседей, — приказал Антон Иванович. — Мы вынуждены сделать у вас обыск. — Подошел к Груздевой. — С кем виделась сегодня вечером на озере? — спросил с угрозой.
— Ты что, в своем уме?
— Я, гражданка Груздева, при исполнении обязанностей, и прошу вас!..
— Ладно уж, — махнула рукой, — я думала, как порядочные, за бутылкой…
— Вы знаете, что самогоноварение…
— Да замолчи! Немцы за самогон расстреливали, и то гнала!
— Пользуетесь гуманностью Советской власти? — спросил Петр Андреевич.