Мирон сын Мирона

— Ты сильно жалеешь, что нам пришлось уехать?

Идвар в это время снимал мокрые сапоги, уже к вечеру пришлось переходить небольшую речушку. Чтобы не толкаться на узком мосту, все, кто был верхом, поехали через воду. Но брод оказался совсем не здесь, а значительно выше по течению, вымокли все до нитки в холодной воде. А на постоялом дворе в комнатах было нежарко, грелись вином, топили камины, ждали горячего ужина.

— Вообще-то, я не хотел покидать Мирополь…

— Ты так сильно его любишь?

Идвар только многозначительно посмотрел на неё, проходя к горящему камину, поставил к огню мокрые сапоги.

— А королю ты говорил?

— Говорил…

— И что он?

— Он своих решений не меняет…

Аэлла сидела на кровати, сжимая на груди полы плаща, обшитого мехом, следила за мужем, он сейчас как раз расстёгивал мокрую рубашку.

— Но ты же понятно говорил ему?

— Я умолял его… я готов был занять любой пост, стать даже советником Адорру… Хоть кем…

— А он?

Идвар стянул рубашку, усмехнувшись, Аэлла не сводила с него глаз, впитывая каждую чёрточку обнажённой груди. Протянула сухую рубашку.

— Быстренько одевайся, околеешь здесь!

Идвар подошёл к ней, взял рубашку и натянул через голову, стал расправлять воротник, заговорил не глядя:

— Он никогда меня не слушал, всё делал по-своему. Только обругал меня, обзывался…

— Даже так? — Аэлла удивилась.

— Называл меня негодником, непослушным и в том же духе…

Аэлла поднялась к нему, Идвар в это время снимал мокрые брюки, остался в одной длинной рубашке. Посмотрел сверху. Она улыбнулась ему:

— Ты у меня не такой, он ошибается, ты сильный и смелый, и… я люблю тебя.

Он улыбнулся в ответ и обнял её, Аэлла закрыла его полами плаща, как смогла, где сумела достать.

— Фу, какой ты холодный… Бр-р!

— Надо погреть… — он подмигнул ей, нашёл её губы, целуя. Подтолкнул к кровати. — Будем греться, а ужин попросим сюда. Хорошо?

Она с улыбкой кивнула головой, соглашаясь:

— Попросим…

*

Долгая дорога до Райрона позволяла им быть вместе больше обычного, они, как настоящие молодожёны, не могли наговориться, постоянно находили темы для разговоров, скучали, когда во время пути Идвар ехал верхом, а Аэлла вместе со служанкой — в карете с сопровождением.

Ближе к Райрону дорога стала проходить через княжество, где уже успел выпасть мелкий снежок. Он лишь еле прикрыл землю, но уже передавал душе приподнятое настроение, вселял веру в будущее, наполнял оптимизмом. И иногда, когда дорога была хорошей, Аэлла шла пешком. Завернувшись в тёплый меховой плащ, оглядывала окрестности и уходила мыслями в себя. Бывало, Идвар присоединялся к ней, шёл рядом, ведя коня в поводу, что-то рассказывал, показывая рукой. Он много знал о тех землях, что они пересекали, рассказывал о городах, почему реки и мосты называются так, и хотя Аэлла многое тоже об этом знала, она не перебивала его, не мешала. Он очень много говорил, часто смеялся, шутил, таким в Мирополе она его не видела ни разу. Что-то влияло на него, может быть, она сама, а, может быть, свобода, он, наконец-то, был предоставлен сам себе, и устраивал свою жизнь.

Дорога до Райрона казалась долгой, да и двигались они неторопливо. Именно дорогой Аэлла почувствовала, что у неё начала меняться походка, осанка, да и живот свой она уже не могла спрятать под плащом. А на одном из постоялых дворов она впервые почувствовала, как толкнулся под сердцем её ребёнок. Это испугало её, она даже ахнула.

— Что случилось? — спросил Идвар, нахмуриваясь.

— Ребёнок… толкнулся… — ответила она, прижимая раскрытую ладонь к животу, осторожно, будто к живому. Восторгу Идвара не было предела, он так оживился, засуетился, даже засмеялся довольно, пытался сам услышать своего ребёнка, прикладывая ладони, пока Аэлла не прогнала его. Шептал и шептал без конца: “Мой сын… Сын… У меня будет сын… мой сын…” Аэлла только с усталой улыбкой хмурилась, отвечая ему:

— А если это будет девочка?

— Нет! — он глядел огромными глазами. — Ты не понимаешь! Это будет мальчик! Только мальчик! Только сын!

— Все отцы так думают, ждут наследников, мой отец тоже думал, что у него будет второй сын, а родилась я…

— В нашем роду рождаются первыми мальчики…

— Майноры? — перебила она его, он как-то растерянно моргнул, отвечая ей:

— Ну да…

Она подумала про себя: “Наш сын будет герцогом, он не будет ни Майнором, ни Мироном… Он будет герцогом Райрона… Почему бы и нет?” Наверное, Идвар подумал о том же, потому что как-то вдруг попритих, успокоился, спросил:

— Что-нибудь хочешь?

— Яблоко… меня только от них не тошнит…

Идвар принялся чистить яблоко, а Аэлла следила за его руками, вдруг спросила:

— У вас что, у королей никогда не рождаются дочери?

— Ну почему? Рождаются. Их выдают замуж, правда, редко почему-то бывает. Знаешь, я слышал от своей кормилицы, ты её знаешь, что девочки рождаются от большой любви отца и матери, а ты же знаешь, как у нас проходят свадьбы… Бывает невесту только на свадьбу и привозят, как мою мать, помолвка через письма, всё решают отцы. Какая тут может быть любовь? Хотя, были, конечно, и девочки… Что говорить…

Аэлла молчала, думая. “Как же ты прав о своей матери, как прав… Конечно же, она не любила мужа. Разве можно любить короля Эдуора? Посмотреть на лицо его нынешней королевы, она не живёт, она мучается… Интересно, а отца твоего она любила? Мирона? Мирона Уарда?.. Хотя, какая тут может быть нежная любовь, когда вокруг постоянные подозрения и страхи?.. А то ты родился бы прелестной девушкой с чёрными глазами… Интересно, в какую бы глушь король отдал бы тебя замуж?” Усмехнулась своим мыслям. И куда они бегут? Что такое в голову лезет? Удивляешься только…

Идвар протянул ей яблочные четвертинки без косточек. Аэлла долго глядела ему в лицо с еле приметной улыбкой.

— Вот так, Идвар, уезжала из Мирополя твоей молодой женой — приеду в Райрон беременная на пятом месяце. Вот все удивятся… Король бы эту шутку оценил…

Идвар рассмеялся вдруг, качнувшись на ногах, закачал головой. Ну, слава Богу, пусть уж лучше смеётся, чем грустит. Аэлла откусила кусочек яблока, не сводя с Идвара глаз. Так лучше.

*

Приехали в Райрон они почти через месяц после того дня, как покинули Мирополь. Их уже ждали, гонцы давно обогнали их дорогой, и когда новый правитель с женой въезжали в город, толпы людей встречали их на улицах. Это была совсем не такая встреча, как в тот день, когда Идвар, ещё будучи Мироном, с победой въезжал в Мирополь, где его встречали осенними цветами и восторженными поздравлениями. В Райроне народ смотрел на нового правителя с любопытством и ожиданием. Ни криков, ни возгласов, ни приветствий, лишь плотная стена тел за линией рыцарского ограждения.

От него ждали только неприятностей. Уж если оставшийся здесь временный правитель правил так, что же ждать тогда от сына самого короля? Да тем более того, кто разбил армию Райрона, убил князя и его сына-наследника. Конечно же, весть о том, что последняя, в живых оставшаяся представительница княжеского рода, стала женой захватчика по воле короля-тирана, разнеслась быстро. Может, поэтому в окна кареты, где ехала Аэлла, заглядывали грустные женские лица со страдальческим выражением в глазах. Такая печаль во всём, будто покойника везут. Аэлла поджала губы и плотнее запахнулась в плащ.

Другого и ожидать было нельзя. На это и рассчитывал король Эдуор. Они должны справиться, тем более, это же родной Райрон, город, в котором прошло детство. Правда, сейчас он казался враждебным и чужим, и люди — какими-то злыми.

С первых же дней новый правитель окунулся в дела бывшего княжества. Разбирал и отменял некоторые приказы графа Лайдена, метался по всему герцогству из города в город с небольшой охраной, сам выступал перед местным людом; встречался с тамошними правителями — баронами, рыцарями, князьями, — принимал от них заверения и обещания, превращал их в своих вассалов. Действовал методами и кнута, и пряника, где-то делал подарки, уменьшал пошлины и налоги, где-то приходилось угрожать, применять аресты, заточать в тюрьмы. Вершил суды, приказал отремонтировать до весны мосты и размытые с осени дороги. В некоторых местах, сильно пострадавших от осенних и летних ливней, отменил долги по налогам, взяв на себя обязательство выплатить их Мирополю из своих, Райронских запасов.