Когда мертвые оживут

Насчет этого киношники были правы.

А больше никто ничего толком не знал. Те, кому случалось близко общаться с этими типами, репортажей не напишут. Не успеют. Откуда бы оно ни бралось, главное, что твари — беда уже не только городов. Теперь они повсюду.

— Папа, трубку не клади, хорошо? Соседка в окно стучит.

Так сказала Кэсс во время их последнего разговора. Потом десять жутких невыносимых минут Джо ждал, пока она не вернется к телефону. А когда он вновь услышал ее голос, тот дрожал и был полон смертного ужаса:

— Папа, папочка, милый, не говори ничего, просто слушай! Прости меня, прости за все! Объяснять некогда. Приезжай и забери Кендрика. Скажи пароль, и он откроет. Папа, ты слышишь? Возьми винтовку и стреляй во всех подозрительных, во всех без исключения, ты понял, папа, милый, понял?

«Папочка, милый…» Уже много лет дочь не звала его так.

В тот день он проснулся от страха. Тревожно было до дурноты. Потому и взялся за радиотелефон на два часа раньше обычного, и Кэссиди не скрывала раздражения, что отвлек не вовремя. Соседка в окно стучит…

Джо хотел бы ошибаться, все бы отдал, только бы оказаться неправым. Но ведь все так просто… Он понял, что может с ними случиться, еще когда увидел, как они позволяют соседям пользоваться своей рацией и пить свою воду. Тоже мне Комитет национального спасения! Они даже по именам не знали всех тех, кто околачивался в их доме. Они всегда были такими. Наивные дураки! Джо так им и сказал.

Так ведь сколько ты ни готовься к самому худшему, все равно окажешься не готов, когда оно случится на самом деле. И Джо тоже оказался не готов. Но если думать об этом, винить себя, то просто свихнешься. И кто тогда позаботится о Кендрике?

Когда Джо вспоминал тот день в разговорах с мальчиком, у того взгляд делался как у сомнамбулы — мертвый, отрешенный. Джо несколько часов проторчал у двери в каморку под лестницей, все время повторяя пароль, но Кендрик не открывал. В тот день мальчик перестал говорить.

Но сегодня вроде заметна перемена к лучшему. Так держать, парень! Тебе нужно сделаться сильным и крепким. В то время он словно из девятилетнего снова стал пятилетним, но теперь надо взрослеть как можно скорее.

За старыми питомниками пошла открытая местность: слева от шоссе поля справа — гряда холмов. Там была ферма, разводили скот. Теперь просто пустырь. Правда, в том краю и раньше почти ничего не было.

Ну, это если не считать Майка. Он единственный, кого знала вся округа и кто остался на прежнем месте.

Майк держал на сорок шестом съезде с трассы бензоколонку: развалюху-магазинчик с парой полок, забитых снедью, и рядком туалетных кабинок позади. Товар лежал нужный: мука, консервы, сухие завтраки, порошковое молоко, фонари, батарейки, аптечки, вода в бутылках. И разумеется, бензин. Где и как Майк добывал свой товар, никто не знал.

— Если тебе скажу, братан, хана моему бизнесу! — со смехом отвечал он на расспросы.

В свой последний приезд Джо спросил у Майка, почему тот остался, когда прочие давно ушли? Почему не перебрался поближе к людям? С тех пор месяц миновал, а народ в Лонгвью держится по-прежнему. Люди забаррикадировались в школе, тюрьме, больнице. Если заплатить за место там, среди многих, — будет безопасней. Да и белому всяко легче среди людей. Эти, которые по радио, другое говорят, но Джо Дэвис знал: белым легче. Как раньше, так и сейчас. В лучшие времена это не проявляется активно, но не пропадает совсем, а во времена скверные — лезет наружу и цветет пышным цветом.

Майк был моложе деда — Джо уже семьдесят с лишним, а Майку всего шестьдесят три, да еще у него полно тараканов в голове. Зачем в такие-то времена держать открытый для всех магазин? Конечно, собрал кучу хлама, нажился, но стоит ли так рисковать ради бензина и колбасы?

— Я упрямый. Не хочу удирать, и все, — так ответил Майк.

Джо знал Майка с 1983 года, когда вышедший в отставку сержант-интендант Джо Дэвис из Форт-Макартура выстроил здесь дом из кедра. Майк тоже поселился тут недавно, переехал из Альберты. Джо он пришелся по душе — они обсуждали кино, музыку, обнаружили, что оба любят Дюка Эллингтона и старые сериалы. Майк стал одним из немногих здешних друзей Джо. А теперь остался единственным.

Джо не знал, лучше будет, если Майк уедет, или нет. Конечно, хорошо, когда друг рядом. Но все-таки лучше ему уехать. Ведь ясно как божий день: рано или поздно и Джо с мальчишкой будет вынужден сняться с места. И скорее рано, чем поздно. По большому счету, давно пора драпать отсюда.

Еще с поворота был заметен блеск алюминиевого забора. Майк надежно отгородился от мира, и снаружи его владения выглядели будто какая-то «зона», однако по сути это был оазис безопасности, мирное убежище. У приземистого магазинчика стояли приземистые колонки, а вокруг — колючая проволока в полтора человеческих роста. Ночью по ней пускали ток. Джо однажды видел висящее на колючках обугленное тело. А люди ходили мимо, не обращая внимания, будто так и надо. Правда, теперь бензина маловато, Майк все больше доверяет колючкам и все реже включает генератор.

Три сына Майка, оболтусы и бездельники, раньше особо ни к чему не пригодные, теперь оказались солидным подспорьем, помогали наводить порядок. Майк говорил, пара-тройка перестрелок случилась. Незваные гости с оружием думали, им все позволено. Ну-ну.

Ворота стояли нараспашку. Странно. Обычно их кто-то охранял — чаще вся троица хозяйских сынков, с грязными волосами и выпирающими из-под тесных маек жирными белесыми животами. Теперь — никого.

Что-то здесь не так.

— Твою мать! — выругался Джо, не подумав, что может испугать ребенка. Потом опомнился, взял Кендрика за подбородок и выговорил спокойно и решительно: — Посиди-ка здесь минутку, ладно?

Кендрик ответил отрешенным и покорным взглядом — в последнее время у него постоянно был такой взгляд — и кивнул. Хороший мальчик. Послушный.

Джо остановил машину за воротами, но двигатель глушить не стал, пытаясь рассмотреть, что же происходит. Колонки на бетонных основаниях напоминали работяг с руками в карманах. В магазине горел свет, белый, люминесцентный, сияющий сквозь окно с красной надписью: «ЕДА. БЕНЗИН». Видны были и полки, но есть ли кто живой внутри? Урчал генератор, не выключенный с ночи.

Непохоже, чтобы ворота выломали или разрезали: цепь нетронута. Наверное, просто открыли и так оставили. Если тут и случилось что нехорошее, пришло оно с друзьями. Иначе трое хозяйских оболтусов не открыли бы. А может, Майк поверил в болтовню по радио, бросил хозяйство и двинул с парнями в Лонгвью? От этой мысли Джо сделалось так радостно, что и боль в колене забылась.

Но тут же он одернул себя: как же, двинули, а генератор оставили включенным?

В грязи засохли многочисленные следы шин. К Майку часто наезжали. Вот же дурак жадный!

Мальчишка заерзал на сиденье. Боится. И неудивительно. Может, развернуться да отправиться домой? Солонина подождет. И бензина еще хватает. Лучше заглянуть к Майку в другой раз, когда не так подозрительно все будет выглядеть.

Но ведь Джо обещал парню кока-колу. А обещания нельзя нарушать. Если сегодня парнишка улыбнется, это поможет прогнать целую тучу неприятных воспоминаний. Солдатик так чудесно улыбается! На щеках появляются ямочки, личико кажется круглым, задорным — точь-в-точь Кэсс в детстве.

Она позвала тогда по телефону: «Папочка, милый!»

Нельзя об этом вспоминать, нельзя, нельзя…

Джо надавил клаксон. Секунд пять держал.

Дверь в магазин открылась, на пороге показался Майк — коренастый, широкоплечий, здоровенный седой мужик с брюхом, что нависало над брючным ремнем. Как всегда, был в фартуке, словно мясной лавкой заведовал, а не бензоколонкой.

— Заезжайте! — крикнул он, помахав рукой.

— Где парни? — Джо высунулся из окна.

— Они в порядке! — проорал Майк в ответ.

Джо уже сколько лет пытался убедить Майка, что тот изрядно глуховат, но напрасно. В общем, пока не подойдешь ближе, расспрашивать бессмысленно.