Страница 53 из 169
— Но это всего лишь небольшой укус…
— Это смертельное ранение. — Я протянул ему пачку сигарет. — Эта тварь убила вас.
— Но…
— Молчите и слушайте.
Я не мог смотреть ему в лицо: этот здоровяк с темно-русыми волосами, всегда такой веселый, фактически был уже мертв.
— Вы заражены. Завтра проснетесь в прекрасном настроении. Вам захочется расцеловать всех друзей, сделать для них что угодно. Это состояние продлится несколько дней. Затем, будучи все еще необыкновенно счастливым, вы ощутите неодолимую сонливость. Сон перейдет в кому, и через три дня вы станете тварью наподобие этих. — Я указал на «мертвецов».
— Я не понимал… — пробормотал Ханс. Руки его дрожали.
— Да, вы не понимали.
— Есть… хоть какая надежда? — наконец спросил он, собрав все свое мужество.
— Никакой.
Он кивнул и выпрямился. На лице отразилась спокойная решимость, так что я даже ощутил гордость за этого ученого.
— У вас есть пистолет? — спросил он.
— Да. В этом здании имеется котельная, где можно сжечь тело?
Он кивнул и едва заметно вздрогнул:
— Вы пойдете со мной?
— Почту за честь, — ответил я.
Инженер Ханс Браун был сильным и благородным человеком.
После того как мы избавились от тела, инженеры, теперь в полной мере понявшие, насколько проворны и сильны «мертвецы» и насколько страшна переносимая ими инфекция, стали гораздо осторожнее.
За пару недель я завершил работу и вернулся в Краков, где провел приятные выходные с Эльзой и Хельмутом, а в понедельник отправился в Биркенау, чтобы заняться ускоренным производством «мертвецов».
В съемной квартире Эльза ощущала себя не вполне уютно. Хотя квартира сама по себе мою супругу устраивала, равно как и близость парка Иордан, оставшиеся от прежних хозяев мелочи и безделушки тревожили ее, потому что имели несомненно еврейское происхождение. Эльза проявляла как типично женскую настороженность при вступлении на территорию, где хозяйничала другая женщина, так и отвращение к еврейским вещам в доме. Я заверил, что прежние хозяева квартиры не вернутся никогда, и Эльза отчасти успокоилась.
Хельмуту нравилось новое жилье, и странные вещицы с загадочными буквами, прикрепленные в самых неожиданных местах, лишь придавали таинственности и обаяния. К тому же Хельмут скоро заметил, что я с большей охотой рассказываю об этих мелочах, чем об американских бомбардировщиках, учебных тревогах и своей работе. Я старался, как мог, уберечь семью от неприятного.
Несколько месяцев мы с доктором собирали образцы выдыхаемого воздуха и пота подопытных и подвергали их значимые компоненты спектральному анализу, желая определить химический состав. Затем сконцентрировали активный элемент и применили в экспериментах с «мертвецами». Немедленно выяснилось, что выделенная субстанция привлекает «мертвецов» только в том случае, если нанесена на потенциальных носителей инфекции, а не на предметы. Вебера результат чрезвычайно обрадовал. Я предположил, что «мертвецы» определяют потенциальных носителей не только по запаху.
В октябре 1942 года мы обнаружили комбинацию альдегидов и кетонов, в особенности привлекательную для «мертвецов». Я синтезировал ее в нашей постоянно растущей химической лаборатории, затем применил к группе объектов. Контрольные объекты, присутствовавшие рядом с подвергнутыми воздействию нового состава, игнорировались до тех пор, пока объекты испытания не были в значительной степени повреждены. Но затем «мертвецы» принялись и за контрольные объекты. Мы тщательно описали этот эксперимент — анализ его результатов мог сильно повлиять на то, каким образом нашим войскам занимать местность, зараженную «мертвецами», после их столкновения с врагом и поражения последнего.
Мы закончили пробы нашего «привлекателя» к концу октября 1942 года. Но война, казалось, шла так хорошо, что наши скромные достижения не требовались. Я полагал, что за месяц либо около того наши доблестные войска выиграют битву под Сталинградом и сосредоточатся на Западном фронте.
В ноябре все изменилось.
Битва за Сталинград превратилась именно в то, чего я опасался, — в осаду среди ужасов русской зимы. А с ее приходом Красная армия начала контрнаступление. Как и Наполеон когда-то, вермахт застрял в снегах.
Поражения он терпел не только под Сталинградом, и Виллем настоятельно советовал нам ускорить работу.
Но мы могли не особо спешить, потому что средства доставки «мертвецов» еще не были готовы. Это оказалось сложнее, чем представляли себе инженеры «Даймлер-бенца». Они разделили проблему на три части. Первая, самая легкая: как удерживать «мертвецов» и обеспечить им амортизацию до момента высвобождения. Остающиеся две части касались применения «мертвецов» при отступлении и наступлении. В обоих случаях рассматривались варианты первого и последующего применений. Если сведения о проекте действительно не просочились к противнику, как уверял Виллем, то первое применение осуществится без труда. При отступлении достаточно на грузовиках подвезти контейнеры в нужную зону, и при помощи дистанционного управления в нужный момент «мертвецы» будут выпущены на волю. При условии дополнительной амортизации контейнеры можно сбрасывать на парашютах.
Но как только секрет «мертвецов» раскроется и противник распознает устройства их доставки, возникнет необходимость бороться с его противодействием. На этом и застряли инженеры. Я видел их проекты, которые основывались на ночных выбросах с самолетов или внезапных танковых прорывах. Один вдохновенный молодой человек продемонстрировал построенную в масштабе один к четырем модель требушета, способного забросить контейнер с шестью «мертвецами» на три километра за линию фронта. Не желая отставать, его коллега показал, как можно упакованным «мертвецом» стрелять из пушки, словно акробатом в цирке.
Наши проблемы по сравнению со всем этим казались мелочами. Начальство не контролировало каждый наш шаг, и мы могли без помех работать над разрешением трудностей.
В феврале 1943 года Россия выиграла битву под Сталинградом. Виллем предупредил: вскоре нам придется направить «мертвецов» против русских войск. Я возражал: глупо терять эффект внезапности, устраивая обреченную на провал атаку, ведь «мертвецы» эффективны только летом.
Вернувшись домой, я провел неделю с Эльзой и Хельмутом. Каждое утро я садился за стол и писал план работы, потом комкал его, швырял в корзину, курил и начинал заново. После обеда я играл с сыном. В Кракове было холодно, из-за сложностей на войне начались трудности с отоплением. Вследствие моего положения я без труда доставал топливо для квартиры, но для театра либо ресторана я ведь не мог ничего достать, поэтому мы часто проводили вечера дома, в кругу семьи. Я не возражал: общества Эльзы и Хельмута мне было вполне достаточно.
Весной Виллем постоянно рассказывал о поражениях, которые следовали непрерывной чередой. Думаю, он говорил сверх того, что нам полагалось знать, но ему было больше некому довериться, некому рассказать, как рушится его мир. Вермахт пятился и в Африке. Варшаву захлестнуло восстание. Русские наступали.
Я с головой ушел в работу. Если в проекте и отыщется слабое место, то не в тех его частях, за которые отвечал я. Пока нашим слабым местом было создание новых «мертвецов». Подход к этому Вебера не отличался последовательностью и эффективностью. Я хотел добиться более стабильных и надежных результатов, настоящего промышленного производства.
Моя идея заключалась в том, что следует работать над ускорением развития инфекции. Эйфорическое состояние в обычных условиях продолжалось три дня. Зачастую новые носители пытались целовать всех подряд, что отражало будущее стремление сформировавшихся «мертвецов» передавать инфекцию укусом. На третий день носитель засыпал, сон быстро переходил в кому: дыхание практически прекращалось, сердцебиение сильно замедлялось, температура тела опускалась почти до температуры окружающей среды, хотя всегда оставалась чуть выше.
Коматозная фаза длилась около пяти дней, хотя иногда заканчивалась и за три. Пробуждение было внезапным, к тому же нередко оно провоцировалось приближением подходящего носителя, поэтому я решил: «мертвецы» готовы заражать других уже по истечении трехдневного срока, затем они лишь выжидают удобного случая.