Свой среди чужих. В омуте истины

И он принялся рассуждать о том, что оставшийся в изоля­ции и не готовый к войне Советский Союз вынужден вести с Германией примиренческую политику. Об этом свидетельствует затянувшаяся, можно сказать, позорная и непопулярная война с маленькой Финляндией. Сталин вынужден давать Германии хлеб, а свою страну держать на полуголодном пайке. Однако можно не сомневаться, что война в самом недалеком будущем неизбежна. На Западе считают, что армия вермахта и войска Японии спустя шесть—восемь недель встретятся на Урале. И глубоко ошибаются! Россию еще никто силой не побеждал. Обмануть — другое дело! Как это сделал Ленин с Троцким. А Гитлер рассчитывает на свою «непобедимую» армию, тан­ки, боевую технику, самолеты. Если русский народ увидит, что встает вопрос о существовании Родины, его никакие силы не одолеют. И тоща у Франции появится могучий помощник. И это уже не за горами. Поэтому, как французам, так и нам, белоэмигрантам, надо готовиться, а может быть, и начинать сопротивление! Вам — против поработителей любимой Фран­ции и нам — против врагов нашей бывшей Родины и той же Франции, которая стала нам вторым Отечеством!

У Лили загорелись таза, она встала и подняла свою рюмку:

—Я предлагаю выпить за настоящих людей, людей смелых, любящих свою Родину! За то, чтобы они победили! Я предлагаю выпить за союз, дружбу, единение французов, англичан, русских, поляков в борьбе против ненавистных бошей! За Сопротивле­ние! — чокнулась со всеми и выпила до дна.

За ней последовал поднявшийся Иван и семейство Полей. Лили захмелела, ушла ранее проскальзывающая насторожен­ность, глаза стали добрее, улыбка мягче, весь облик женствен­ней. Оглядев всех, она как-то задумчиво, немного нараспев, начала:

— Друзья мои, мне хочется вам рассказать назидательную историю одной близкой женщины: после неудачных родов она решила совершить самоубийство. Однако, чем дольше над этим размышляла, все больше ей казалось логичным совершить «корыстное самоубийство».

— Такие мы, француженки, — она, улыбнувшись, снова обвела всех испытывающим взглядом.

Покуда муж—офицер—занимался своими военными обя­занностями в Тулузе, она бесцельно бродила по городу. В каком- то бистро услыхала, будто при помощи английского консула можно получить визу в Англию. На другой день она—назовем ее «Кошечка» — отправилась в консульство и предложила его шефу—Никсону, кажется, услуги опытной сестры милосердия. Но консул посоветовал ей остаться во Франции — «где бы вы смогли стать гораздо полезней».

И в самом деле, спустя несколько дней «Кошечка» «слу­чайно» познакомилась с офицером-разведчиком, сотрудником «Двуйки» — польской осведомительной службы, обосновав­шейся в Лондоне и связанной с Интеллидженс сервис. Эта пер­вая встреча в ресторане «Фрегата» с Романом не произвела на нее впечатления. Но когда они на следующий день встретились в «Торотони», мнение резко изменилось. Он не был красив, но излучал молодую силу, энтузиазм, в нем чувствовался интелли­гентный волевой человек и в то же время он вдруг напоминал разбалованного, изнеженного ребенка. Это и пробудило в ней любопытство. А он, рассчитывая, что эта женщина поможет ему усовершенствовать его французский язык, умолял о новой встрече.

И в самом деле, акцент Романа в любой момент мог привести его в концентрационный лагерь.

Тем временем муж этой дамы собрался в Марокко, и, хотя она еще не решила, ехать ли ей с ним, дала согласие подучить поляка.

Шли дни, между ними возникла симпатия. Роман рассказы­вал, что, закончив летное училище в Варшаве, был направлен на специализацию в Париж. Потом в качестве пилота-истребителя направлен в Луневиль, где взят в плен немцами и направлен в лагерь. Однажды ночью ему удалось бежать с одним унтер- офицером и пробраться в Луневиль, к своей любовнице, молодой вдове, которая дала ему штатский костюм и паспорт покойного мужа. Однако оставаться у вдовы он долго не мог и уехал из Луневиля уже под фамилией Арман Борни. При виде проходящего немца он восклицал с горящими тазами: «Польша побеждена, Франция побеждена!» И на глазах стояли слезы. Учился он при­лежно, вскоре стал выговаривать слова правильней и научился до­вольно прилично читать. Они подружились и все время твердили друг другу, что никогда не будут считать себя побежденными.

И вдруг Роман уехал в Марсель. Вернулся он уже другим человеком. И вся жизнь его резко изменилась. Начались встречи с однополчанами, которых он снабжал демобилизационными листами и прочими документами. Он ничего не скрывал. «Ко­шечка» поняла, что он работает нелегально, и ждала...

—Какая же ты бесстрашная! — и Нина, быстро поднявшись, обняла подругу.

— Ее звали Мими Тарлэ! А верней, Зизи Шарлэ, — засмея­лась Лили. Потом махнула рукой, откинулась в кресле и, глядя сквозь незадвинутую штору в хмурое небо, продолжала свою исповедь:

—Приближался день отъезда мужа в Марокко. Он понимал, что замышляла его жена, и уговаривал:

«Поедем, Зизи, там тихо, ты успокоишься. Пройдет время, и родишь нам сына или дочь. Война все равно проиграна, со временем все станет на свои места. И не надо рисковать головой, заниматься далеко не женским делом»... Однако Зизи решила послужить Родине, муж стал ей неприятен. Он уехал в начале октября, а пятнадцатого Зизи вместе с Романом уехали в де­милитаризованную зону.

Сначала в Лион, потом в Лимож и Виши. Всюду он встречался то с поляками, то с французами, стало ясно, что Чернявский — участник движения Резистанс—Сопротивления.—И, пригубив из рюмки, продолжала:

—  Не подумайте только, что они были близки. Зизи сразу ему заявила, что их отношения останутся только дружескими. И хотя он поначалу пытался, неизменно получал «от ворот по­ворот». Он не нравился ей как мужчина. В Виши «Кошечка» неожиданно столкнулась со старым своим знакомым, капитаном Андре Ашаром Джемсом.

Капитан Ашар, улучив момент, когда остался с ней наедине, спросил:

—  Этот Арман Борни, который говорит по-французски как славянин, ваш любовник или будущий муж?

—  Ни то ни другое! — успокоила его Зизи, и они догово­рились о встрече.

Их свидание состоялось в отеле «Трианон». Зизи посвятила Ашара в свои планы. Тот был в восторге, обещал всяческую поддержку, познакомил с рядом офицеров из «Пятого бюро». Большое впечатление произвел на нее капитан Смано, который оказался одним из «магов» разведки, не говоря уж о полков­нике Ревере, будущим «Сарданапалом», возглавившим, после роспуска «Пятого бюро», разведывательную сеть в Марселе — демилитаризованной зоне — и наладившим непосредственную связь с Интеллидженс сервис. Вернувшись в Тулузу, Роман, видимо, получив разрешение, решил открыть перед Зизи все карты: он как резидент «Двуйки» во Франции, по заданию английской разведки собирает нужные сведения; и вот теперь его непосредственный начальник по имени Тудор, из Марсе­ля, предлагает ей сотрудничество. Для этого ей необходимо переехать в Париж и поселиться вместе с ним — «Арманом

Боргаг», ее родственником, который после многолетнего пребывания в Румынии в качестве инженера приобрел этот ужасный выговор. «Я говорю с акцентом, плохо знаю Париж, у меня нет там никаких связей, мне нужен камуфляж для дальнейшей совместной деятельности. Вы интеллигентны, храбры, у вас развито чувство ответственности и дружбы. Вы разбираетесь в людях».

И самое главное, в Виши, в так называемой «ординатуре доктора Сога», Зизи посвятили в тайны разведывательной служ­бы. Научили составлять и писать симпатическими чернилами, делать пироксилин, обучили шифрам, морзянке, растолковали, как отличать военные части, устанавливать контакты, налажи­вать связь для доставки информации и, наконец, обязали свято выполнять задания Лондона, не говоря уж о приказах «Сарданапала»... Тем не менее обе разведывательные службы должны работать независимо друг от друга.

Только в этом случае, при таких условиях, капитан Смано пообещал всяческую поддержку «Пятого бюро», если только Зизи и Роман Чернявский, ставший ныне Арманом Борни, будут работать искренне... И еще одна деталь; Зизи прожила в новой столице Франции более двух недель. По вечерам они обычно проводила время в баре «Амбасадер» и, сидя в кожаном кресле в ожидании очередной встречи, нервно скребла ногтями его подушку, за что один американский репортер прозвал ее «The Cat» — «Кошечка». «Моя маленькая Кошечка», — звал ее ка­питан Ашар. Так и получилось, что ее нелегальное имя стало «Кошечка».